Аннотация: Несостоятельность материалистической философии и материалистического мировоззрения
Крах материализма
Безумствует всякий человек в своем знании...(Иеремия 10, 14)
Содержание:
1. Краткое изложение материалистической доктрины
1.1. Материя и сознание
1.2. Отражение и ощущение
1.3. Абстрактное, рациональное, диалектика
1.4. Истина и практика
1.5. Свобода воли
1.6. Этика
2. Критика материализма
2.1. Материя и сознание
2.2. Отражение и ощущение
2.3. Абстрактное, рациональное, диалектика
2.4. Истина и практика
2.5. Свобода воли
2.6. Этика
Материализм исследуется здесь на примере марксизма, как наиболее полного и признанного материалистического учения. Но это не имеет значения, так как общие онтологические установки материализма позволяют выдвинуть изложенные аргументы против любой материалистической доктрины.
В первой части книги дано краткое и четкое изложение марксистского учения. Это своеобразный учебник по марксистской философии. Если вы знакомы с ней, начинайте читать сразу со второй части, обращаясь к первой по мере необходимости.
Во второй части изложена критика материалистической доктрины. Выводы из этой доктрины таковы:
материализм не способен дать определение "материи"
законы логики недостоверны
познание материального мира невозможно
свобода воли не существует
мораль не имеет критериев
1. Краткое изложение материалистической доктрины.
Гносеология диалектического материализма получила название теории отражения. Она представляет собой разновидность материалистического сенсуализма.
Следует отметить, что классическая теория познания диамата не представляет собой целостную систему. Она состоит из нескольких десятков высказываний Маркса, Энгельса и Ульянова, получивших последующую интерпретацию в советской марксистской философии. Между тем сами эти высказывания, получившие впоследствии статус догматов, не позволяют составить сколько-нибудь отчетливое представление о компонентах, необходимых для существования целостной теории познания.
Наиболее объемно вопросы теории познания затрагиваются в работе Ульянова "Материализм и эмпириокритицизм". Однако содержание работы таково, что основное место в ней занимает подробная критика чужих философских систем и взглядов, заключающаяся главным образом в констатации отсталости и реакционности авторов и приверженцев этих систем и взглядов, не желающих признать очевидную истину марксистской теории познания. После многословного осуждения ложных философских воззрений, автор в нескольких высказываниях в качестве конечной истины сообщает читателю собственную трактовку познания, не обремененную изложением каких-либо доводов, и снабженную указанием на то, что истинность сказанного следует из его очевидности и понятна любому ребенку, при условии, что тот не испорчен изучением академической философии.
Основными работами Энгельса, упоминаемыми в связи с марксистской теорией познания, являются "Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии" и "Анти-Дюринг", содержащие помимо постановки "основного вопроса философии" несколько абзацев по вопросу о том, каким представляется человеческое познание в свете диалектического материализма.
Среди работ Маркса, положивших начало диалектико-материалистической гносеологии, прежде всего, называются "Тезисы о Фейербахе". Из одиннадцати тезисов к теории познания могут быть отнесены три, содержащие в общем объеме девять предложений.
1.1. Материя и сознание.
Вопрос об отношении материи и сознания является ключевым как для марксистской гносеологии, так и для философской системы диалектического материализма вообще. "Великий основной вопрос всей, в особенности новейшей, философии есть вопрос об отношении мышления к бытию".
В зависимости от решения этого вопроса, Энгельс делит всех философов на два "лагеря". К первому относятся идеалисты, которых отличает признание того, что существование сознания по времени предшествует существованию природы, т.е. признание, в конечном счете, сотворения природы. Ко второму относятся материалисты, считающие природу первичной.
Таким образом, для диалектического материализма, предшествующей сознанию и самодостаточной, является "природа", т.е. так называемая "материя". Однако, что понимает под материей диалектический материализм?
Общепризнанным определением понятия материи является определение, данное Ульяновым: "Материя есть философская категория для обозначения объективной реальности, которая дана человеку в ощущениях его, которая копируется, фотографируется, отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них".
Из этого определения видно, что под материей следует понимать некую "объективную реальность", содержательные характеристики которой неизвестны, и о которой можно сказать только то, что она дана в ощущениях и существует независимо от них. Заметно, что такое определение не способствует составлению рассудочного представления о материи и дает лишь априорную установку на ее объективный, независимый от сознания характер. Учитывая то, что сознание, через содержание которого нам и дается определение материи, само производно от материи, указанное определение представляется способом определения неизвестного через неизвестное. Однако сам Ульянов возражал против более предметного определения материи: "Только шарлатанство или крайнее скудоумие может требовать такого "определения" этих двух "рядов" предельно широких понятий, которое бы не стояло в "простом повторении"; то или другое берется за первичное".
Нежелание Ульянова дать содержательное определение материи является следствием того, что знание о природе материи связывается им с представлением о материи, складывающимся в естествознании, которое, впрочем, также не может дать удовлетворительный ответ. Поэтому материей в диалектическом материализме является то, что в данный момент знает о ней естествознание. Таким способом Ульянов пытается застраховать марксизм от ревизии, которая может быть произведена впоследствии на основе новых данных естествознания. Марксизм не может быть опровергнут новейшими открытиями науки, потому что эти новейшие достижения на самом деле являются составной частью диалектического материализма.
Вот что Ульянов пишет по поводу современных ему открытий науки, связанных с констатацией невозможности установить вещность атома. ""Материя исчезает" - это значит исчезает тот предел, до которого мы знали материю до сих пор, наше знание идет глубже; исчезают такие свойства материи, которые казались раньше абсолютными, неизменными, первоначальными (непроницаемость, инерция, масса и т.п.) и которые теперь обнаруживаются, как относительные, присущие только некоторым состояниям материи. Ибо единственное "свойство" материи, с признанием которого связан философский материализм, есть свойство быть объективной реальностью, существовать вне нашего сознания".
Такое толкование материи кажется практически неуязвимым, однако может возникнуть один закономерный вопрос. Если сегодняшнее знание о материи не является окончательным, то почему невозможно предположить, что в ходе дальнейшего изучения материи исчезнет еще один "предел", еще какие-нибудь "свойства", и окажется, что природа сознания и материи окажется одинаковой, более того, окажется, что материя является одним из свойств высоко- или низкоорганизованного сознания. Это, конечно, является допущением, однако для философии вполне приемлемым. В таком случае, при наличии вполне реальной возможности именно такого развития ситуации, возникает вопрос об основаниях, которые имеются у Маркса, Энгельса и Ульянова утверждать о том, что: 1) материя и сознание неоднородны, 2) материя первична. Подобное утверждение, при отсутствии философской концепции материи и при неимении точного научного знания о ней, представляется декларационным, нуждающимся в немотивированной вере. Диалектический материализм пытается нейтрализовать возникшую проблему путем применения слова "процесс", о чем будет сказано в дальнейшем изложении.
В соответствии с установкой о первичности материи, диалектический материализм подходит к трактовке сознания. Согласно марксизму, сознание является продуктом материи, свойством определенной формы организации материи - мозга. "Но если, далее, поставить вопрос, что же такое мышление и сознание, откуда они берутся, то мы увидим, что они - продукты человеческого мозга и что сам человек - продукт природы, развившийся в определенной среде и вместе с ней", "...тот вещественный, чувственно воспринимаемый нами мир, к которому принадлежим мы сами, есть единственный действительный мир и что наше сознание и мышление, как бы ни казались они сверхчувственными, являются продуктом вещественного, телесного органа - мозга". Ульянов разделяет эту позицию и отмечает: "Материя есть первичное, мысль, сознание, ощущение - продукт очень высокого развития".
Внутреннее содержание сознания сводится к осознанию своего и других вещей бытия. "Сознание никогда не может быть чем-то иным, как осознанным бытием". "Сознание, конечно, есть вначале осознание ближайшей чувственно воспринимаемой среды и осознание ограниченной связи с другими лицами и вещами, находящимися вне начинающего сознавать себя индивида; в то же время оно - осознание природы, которая первоначально противостоит людям как совершенно чуждая, всемогущая и неприступная сила".
Однако, материалистическое понимание сознания неизбежно порождает проблему, связанную с одновременным существованием сознания в качестве объективного и субъективного, материального и идеального.
Вопрос о соотношении данных категорий решается марксизмом достаточно просто. В "Тезисах о Фейербахе" Маркс замечает: "Главный недостаток всего предшествующего материализма - включая и фейербаховский - заключается в том, что предмет, действительность, чувственность берется только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно". Сложившуюся проблему Марксу удается решить в пределах одного высказывания: "идеальное есть не что иное, как материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней".
Однако на деле, вопрос заключается не в том, что пересаживается в человеческую голову, и как это называется, а в том, что понимать под человеческой головой. Если под головой разуметь человеческий мозг, особую форму организации материи, то Маркс называет идеальным материальные процессы, происходящие в мозге. Но это означало бы тождество материального и идеального.
Это же затруднение возникает при разграничении объективного и субъективного. Классическое понимание субъективного как имманентного субъекту, сознанию, в данном случае не применимо, поскольку граница между сознанием и внешним миром, в силу их однородности, стерта. Невозможно сказать, где заканчивается внешний мир и начинается внутренний: на границе человеческого тела, где воздействие внешнего мира переходит в нервные импульсы; в пределах мозга, где нервные импульсы анализируются при помощи других нервных импульсов и вызывают некие рефлекторные реакции; в каком-то особом участке мозга, осознающем работу остальной части мозга в качестве неких образов; или в другой части мозга, которая осознает эти образы и образы о рефлекторных реакциях других частей мозга; а может быть, это сами образы, являющиеся нейронными реакциями. Все описанные процессы являются материальными и, в принципе, объективными. Однако марксизм пытается их же, или их часть представить в то же время идеальными и субъективными.
Следует заметить, что данная проблема представляет для диалектического материализма существенное, если не непреодолимое затруднение. В советский период марксистские философы пытались осуществить преодоление этой проблемы, что приняло двоякую форму недоговоренности и невразумительных заявлений. К данному вопросу нам придется вернуться в дальнейшем.
1.2. Отражение и ощущение.
Понятие материи дано Ульяновым посредством понятия ощущения, и не случайно: в системе марксистской гносеологии ощущение занимает одно из ключевых мест, являясь единственным звеном, связующим сознание с материей. "Первая посылка теории познания, несомненно, состоит в том, что единственный источник наших знаний - ощущения", "...наши ощущения суть образы единственной и последней объективной реальности, - последней не в том смысле, что она уже познана до конца, а в том, что кроме нее нет и не может быть другой". Именно при рассмотрении ощущения марксизмом вводится понятие отражения.
Концепция отражения является квинтэссенцией, смыслом марксистской теории познания. Если поздняя марксистская философия пытается завуалировать понимание сознания в качестве строго материального процесса, то для основоположников школы, очевидно, решение вопроса не допускало дуализма: сознание является материей. Но при этом возникало отчетливое и наглядное различие между природой сознания и материей. Поэтому было выдвинуто положение, согласно которому свойства, присущие сознанию, являются свойствами самой материи. Точнее, это положение было выдвинуто Дидро, однако тут же подхвачено диалектическим материализмом.
Соответствующие моменты рассуждений Дидро цитируются Ульяновым: "...способность ощущения есть всеобщее свойство материи или продукт ее организованности". На возражение о несовместимости материи и ощущения Дидро отвечает: "А откуда вы знаете, что способность ощущения по существу несовместима с материей, раз вы не знаете сущности вещей вообще, ни сущности материи, ни сущности ощущения?". Онтологический вопрос Дидро проясняет достаточно наглядно: "Во Вселенной есть только одна субстанция, и в человеке, и в животном. Ручной органчик из дерева, человек из мяса. Чижик из мяса, музыкант - из мяса иначе организованного; но и тот и другой - одинакового происхождения, одинаковой формации, имеют одни и те же функции, одну и ту же цель". Процесс воздействия внешней среды на чувства и механизм их интерпретации Дидро поясняет с помощью сравнения воспринимающего организма с фортепиано: "...Инструмент, обладающий способностью ощущения, или животное убедилось на опыте, что за таким-то звуком следуют такие-то последствия вне его, что другие чувствующие инструменты, подобные ему, или другие животные приближаются или удаляются, требуют или предлагают, наносят рану или ласкают, и все эти следствия сопоставляются в его памяти и в памяти других животных с определенными звуками; заметьте, что в сношениях между людьми нет ничего, кроме звуков и действий". Ульянов полностью принимает позицию Дидро и, в качестве совпадающей со своими взглядами, противопоставляет учению Беркли.
Развивая теорию Дидро, Ульянов в свою очередь отмечает: "Материализм в полном согласии с естествознанием берет за первичное данное материю, считая вторичным сознание, мышление, ощущение, ибо в ясно выраженной форме ощущение связано только с высшими формами материи (органическая материя), и "в фундаменте самого здания материи" можно лишь предполагать существование способности, сходной с ощущением", однако в дальнейшем Ульянов высказывается более определенно: "...логично предположить, что вся материя обладает свойством, по существу родственным с ощущением, свойством отражения".
Таким образом, отражение сознанием внешнего мира, диалектический материализм выводит из элементарного взаимодействия любых материальных объектов, при котором объекты изменяют друг друга (оставляют следы, отпечатки и т.п.). При воздействии на чувства человека материальных объектов, мозг, как материальный носитель, в присущих ему формах запечатлевает, копирует, отображает данные объекты: "Это и есть материализм: материя, действуя на наши органы чувств, производит ощущение. Ощущение зависит от мозга, нервов, сетчатки и т.д., т.е. от определенным образом организованной материи". В результате, в мозге образуется своеобразный образ (отпечаток, оттиск, слепок, копия) воздействовавшего объекта: "...Энгельс все время, на протяжении всего своего рассуждения трактует "чувственное представление" как образ вне нас существующей действительности...". Однако материальный механизм ощущения Ульянов не раскрыл, ссылаясь на недостаточный уровень развития науки: "...на деле остается еще исследовать и исследовать, каким образом связывается материя, якобы не ощущающая вовсе, с материей, из тех же атомов (или электронов) составленной и в то же время обладающей ясно выраженной способностью ощущения".
Вопрос о достоверности ощущений Ульянов решает утвердительно: "Решительно никакой принципиальной разницы между явлением и вещью в себе нет и быть не может". В этом вопросе он полностью принимает позицию Энгельса: "...В тех границах, в каких мы на практике имеем дело с вещами, представления о вещи и об ее свойствах совпадают с существующей вне нас действительностью". "Всякая таинственная, мудреная, хитроумная разница между явлением и вещью в себе есть сплошной философский вздор. На деле каждый человек миллионы раз наблюдал простое и очевидное превращение "вещи в себе" в явление, "вещь для нас"". "Считать наши ощущения образами внешнего мира - признавать объективную истину - стоять на точке зрения материалистической теории познания, - это одно и то же".
Решая вопрос о субъективном и объективном, Ульянов повторяет Феербаха: "Ощущение есть результат воздействия объективно, вне нас существующей вещи в себе на наши органы чувств...Ощущение есть субъективный образ объективного мира...", "...ощущение открывает человеку объективную истину. "Мое ощущение субъективно, но его основа или причина объективна"". Однако, как уже отмечалось, подобная постановка вопроса не объясняет природы ощущений: если они полностью субъективны и им не присуща объективность, то ощущения нематериальны; если ощущения имеют материальную природу - они объективны. Очевидно, марксисты подразумевали материальную природу личного ощущения, но способность воспринять его другими людьми считали невозможной, и именно в этом смысле называли ощущение субъективным.
1.3. Абстрактное, рациональное, диалектика.
Несмотря на значение ощущения, оно является только начальным пунктом познания, полная последовательность которого у Ульянова выражена тезисом: "От живого созерцания к абстрактному мышлению и от него к практике - таков диалектический путь познания истины, познания объективной реальности".
Мышление для диалектического материализма является процессом отражения объективной реальности, который может дать непрямое, сложно опосредствованное отражение действительности, в ходе которого возможно получение таких свойств, процессов, связей и отношений действительности, которые не могут быть восприняты органами чувств. Элементами мышления являются понятия и законы мышления.
Моментом, опосредующим переход информации из ощущения в мышление, является абстракция, существо которой заключается в мысленном отвлечении от ряда несущественных свойств, связей изучаемого предмета и выделении основных, общих его свойств, связей и отношений. Чтобы мысленно воспроизвести предмет исследования "в чистом виде", "надо оставить в стороне все отношения, не имеющие ничего общего с данным объектом анализа". Научные абстракции представляют собой "сокращения, в которых мы охватываем, сообразно их общим свойствам, множество различных чувственно воспринимаемых вещей". Этот процесс можно выразить следующими словами: "...мы в мыслях поднимаем единичное из единичности в особенность, а из этой последней во всеобщность;...мы находим и констатируем бесконечное, в конечном, вечное - в преходящем".
Результатом абстракции являются слова и понятия - элементы языка или теоретической системы, представляющие собой некую знаковую форму, обозначающую действительное явление или качество явления действительности. Язык является средством объективации индивидуального содержания сознания: "Язык так же древен, как и сознание, язык есть практическое, существующее и для других людей и лишь тем самым существующее также и для меня самого, действительное сознание". Понятия и язык не имеют самостоятельного значения, и существуя лишь в сознании, являются только наименованиями явлений действительности: "...ни мысли, ни язык не образуют сами по себе особого царства,...они только проявления действительной жизни", "идеи не существуют оторванно от языка".
Абстракция является необходимым этапом познания, однако ее особенностью является определенная потеря информации об исходном явлении. Результат абстрагирования - абстрактная форма, несет в себе информацию только о существенных для конкретного исследования свойствах явления. Другие свойства явления, представляющиеся в контексте определенного направления изучения явления несущественными, не находят выражения в абстрактной форме и таким образом выпадают из рассмотрения. "Мы не можем представить, выразить, смерить, изобразить движения, не прервав непрерывного, не упростив, угрубив, не разделив, не умертвив живого. Изображение движения мыслью есть всегда огрубление, омертвление, - и не только мыслью, но и ощущением, и не только движения, но и всякого понятия". Однако, Ульянов при этом отрицал потерю в процессе абстрагирования существенных для познания элементов: "Мышление, восходя от конкретного к абстрактному, не отходит - если оно правильное... - от истины, а подходит к ней. Абстракция материи, закона природы, абстракция стоимости и т.д., одним словом, все научные (правильные, серьезные, не вздорные) абстракции отражают природу глубже, вернее, полнее".
Тем не менее, у Маркса имелось осознание неполноты абстрактного отражения конкретного предмета, которую он попытался преодолеть посредством концепции достижения конкретности, но уже не на чувственно-эмпирическом уровне, а на более высокой ступени, в мышлении. "Конкретное потому конкретно, что оно есть синтез многих определений, следовательно, единство многообразного. В мышлении оно поэтому выступает как процесс синтеза, как результат, а не как исходный пункт, хотя оно представляет собой действительный исходный пункт и, вследствие этого, также исходный пункт созерцания и представления. На первом пути полное представление испаряется до степени абстрактного определения; на втором пути абстрактные определения ведут к воспроизведению конкретного посредством мышления". Таким образом, свойства конкретного предмета воссоздаются в полном их повторении в мышлении посредством абстрактных форм: "Мышление состоит столько же в разложении предметов сознания на их элементы, сколько же в объединении связанных друг с другом элементов в некое единство". Этот процесс образования конкретного в мышлении на основании синтеза абстрактного получил название восхождения от абстрактного к конкретному.
Сами абстрактные формы, понятия, отразив свойство явления, не остаются неизменными. Содержание и значение понятий находятся в постоянном изменении, поскольку непрерывному изменению подвергается субстанция, которую понятия обозначают - явления действительного мира: "...если все развивается, то относится ли сие к самым общим понятиям и категориям мышления? Если нет, значит мышление не связано с бытием. Если да, значит, есть диалектика понятий и диалектика познания, имеющая объективное значение". Когда явления объективного мира и их отношения рассматриваются как находящиеся в процессе изменения, "...то и их мысленные отражения, понятия, тоже подвержены изменению и преобразованию; их не втискивают в окостенелые определения, а рассматривают в их историческом, соответственно, логическом, процессе образования".
Если понятия образуют содержание мышления, то законы мышления определяют правила осуществления самого процесса мышления, то есть закономерности операций с понятиями, имеющих целью познание неизвестного из известного. Как и понятия, законы мышления в диалектическом материализме являются обобщенным отражением явлений и процессов объективного мира: "...Практическая деятельность человека миллиарды раз должна была приводить сознание человека к повторению разных логических фигур дабы эти фигуры могли получить значение аксиом". Продолжая мысль основоположников диамата, логично предположить, что если явления и отношения объективного мира подвержены изменениям, а их отражением являются законы мышления, то законы мышления должны быть изменяющимися.
Таким образом, мы видим, что подобно ощущениям, мышление в диалектическом материализме также построено на принципе отражения объективного мира. Подобное решение вопроса является одним из способов ответа на один из важнейших вопросов философии: почему закономерности явлений внешнего мира соответствуют нашим представлениям о них, или почему внешний мир ведет себя сообразно законам логики? Диалектический материализм традиционно переворачивает вопрос "с головы на ноги", и дает ответ: не мир соответствуют логике, а логика соответствует миру. В качестве причины предустановленной гармонии мира и мышления, марксизм указывает на их единородность, производный от "природы" характер мозга и мышления. "...Должно показаться чрезвычайно удивительным то обстоятельство, что сознание и природа, мышление и бытие, законы мышления и законы природы до такой степени согласуются между собой. Но если, далее, поставить вопрос, что же такое мышление и сознание, откуда они берутся, то мы увидим, что они - продукты человеческого мозга и что сам человек - продукт природы, развившийся в определенной среде и вместе с ней. Само собой разумеется в силу этого, что продукты человеческого мозга, являющиеся в конечном счете тоже продуктами природы, не противоречат остальной связи природы, а соответствуют ей". "Порядок, цель, закон суть не более, как слова, которыми человек переводит дела природы на свой язык, чтобы понять их; эти слова не лишены смысла, не лишены объективного содержания...но тем не менее необходимо отличать оригинал от перевода". "Признание объективной закономерности природы и приблизительно верного отражения этой закономерности в голове человека есть материализм". Ульянов полностью повторяет позицию Энгельса: "...человеческое понятие причины и следствия всегда несколько упрощает объективную связь явлений природы, лишь приблизительно отражая ее, искусственно изолируя те или иные стороны одного единого мирового процесса. Если мы находим, что законы мышления соответствуют законам природы, то это становится вполне понятным, - говорит Энгельс, - если принять во внимание, что мышление и сознание суть "продукты человеческого мозга и человек сам продукт природы". Понятно, что "продукты человеческого мозга, будучи сами в конечном счете продуктами природы, не противоречат остальной природной связи (Naturzusammenhang), а соответствуют ей"", "В "Людвиге Фейербахе" мы равным образом читаем, что "общие законы движения внешнего мира и человеческого мышления по сути дела тождественны, а по своему выражению различны лишь постольку, что человеческая голова может применять их сознательно, между тем, как в природе - до сих пор большей частью и в человеческой истории - они пролагают себе дорогу бессознательно, в форме внешней необходимости, среди бесконечного ряда кажущихся случайностей"". В завершении соответствующей главы в "Материализме и эмпириокритицизме", Ульянов применяет понятие "отражения" уже к мышлению: "Мир есть закономерное движение материи, и наше познание, будучи высшим продуктом природы, в состоянии только отражать эту закономерность". Таким же образом трактуются законы логики: "законы логики суть отражения объективного в субъективном сознании человека".
Из сказанного ясно, что мышление, будучи неким отражением объективного мира, находится в прямой зависимости от последнего. Это означает, что все изменения, происходящие в объективном мире должны отражаться на мышлении, как уже было сказано: во-первых, на понятиях, образующих содержание мышления, во-вторых, на законах мышления. Но постулат о непрерывном движении и изменяемости объективного мира как раз и является одним из ключевых моментов диалектического материализма. Результатом этого явилось создание в рамках диалектического материализма парадигмы о возможности существования особых законов мышления, учитывающих изменчивость объективного мира, и имеющих иную природу, чем обычные законы формальной логики. Данная парадигма оформилась в особую науку, получившую название диалектической логики.
В связи с зависимостью мышления от внешнего мира, для лучшего понимания концепции диалектической логики, следует раскрыть понятие, опосредующее марксистское представление об изменчивости мира, понятие "диалектики".
Данное понятие на протяжении истории философии приобрело множество смыслов, но для диалектического материализма оно означает науку о наиболее общих законах развития природы. "Развитие, как бы повторяющее пройденные уже ступени, но повторяющее их иначе, на более высокой базе ("отрицание отрицания"), развитие, так сказать, по спирали, а не по прямой линии; - развитие скачкообразное, катастрофическое, революционное; - "перерывы постепенности"; превращение количества в качество; - внутренние импульсы к развитию, даваемые противоречием, столкновением различных сил и тенденций, действующих на данное тело или в пределах данного явления или внутри данного общества; - взаимозависимость и теснейшая, неразрывная связь всех сторон каждого явления,...связь, дающая единый, закономерный мировой процесс движения, - таковы некоторые черты диалектики, как более содержательного (чем обычное) учения о развитии". Сутью диалектики является закон единства и борьбы противоположностей: "Вкратце диалектику можно определить, как учение о единстве противоположностей. Этим будет схвачено ядро диалектики...".
Поскольку мышление имеет своим содержанием явления и закономерности именно объективного мира, законы диалектики, описывающие развитие объективного мира, будут иметь значение также и для мышления, отражающего объективный мир. Поэтому, согласно диалектическому материализму, законы диалектику будут в то же время являться и законами познания: "...Диалектика, в понимании Маркса и согласно также Гегелю, включает в себя то, что ныне зовут теорией познания, гносеологией, которая должна рассматривать свой предмет равным образом исторически, изучая и обобщая происхождение и развитие познания, переход от незнания к познанию". Таким образом, законы бытия и законы мышления едины по своему содержанию, так как вторые являются отражением первых: "Так называемая объективная диалектика царит во всей природе, а так называемая субъективная диалектика, диалектическое мышление, есть только отражение господствующего во всей природе движения путем противоположностей, которые и обусловливают жизнь природы своей постоянной борьбой и своим конечным переходом друг в друга либо в более высокие формы".
Результатом такого понимания отношения объективного мира и мышления явилось появление так называемой диалектической логики. В отличие от обычной, формальной логики, изучавшей формы мышления в отрыве от их содержания, и полагающей нормы мышления константными, диалектическая логика понимает формы мышления в качестве отражения объективных явлений и процессов. Это предопределяет зависимость форм и законов диалектической логики от явлений и закономерностей объективного мира: "Всесторонняя, универсальная гибкость понятий, гибкость, доходящая до тождества противоположностей, - вот в чем суть. Эта гибкость, примененная субъективно, = эклектике и софистике. Гибкость, примененная объективно, т.е. отражающая всесторонность материального процесса и единство его, есть диалектика, есть правильное отражение вечного развития мира". По определению Ульянова, диалектическая логика "...есть учение не о внешних формах мышления, а о законах развития "всех материальных, природных и духовных вещей", т.е. развития всего конкретного содержания мира и познания его, т.е. итог, сумма, вывод истории познания мира". Диалектическая логика как наука совпадает с диалектикой и с теорией познания: "...не надо 3-х слов: это одно и то же".
Условие существования диалектической логики, единство законов объективного мира и мышления, было положено в качестве ее исходного пункта: "Над всем нашим теоретическим мышлением господствует с абсолютной силой тот факт, что наше субъективное мышление и объективный мир подчинены одним и тем же законам и что поэтому они и не могут противоречить друг другу в своих результатах, а должны согласоваться между собою". И диалектический материализм формулирует эти всеобщие законы: единство и борьба противоположностей, переход количественных изменений в качественные и закон отрицания отрицания. Помимо перечисленных основных законов, диалектику дополняют закономерности, имеющие второстепенный характер, существо которых выражено в категориях явления и сущности, формы и содержания, случайности и необходимости, причины и следствия, единичного, особенного и всеобщего и т.д.
Отличие диалектической логики от формальной заключается, по мнению Ульянова, в том, что последняя "берет формальные определения, руководствуясь тем, что наиболее обычно или что чаще всего бросается в глаза, и ограничивается этим". Диалектическая же логика "требует того, чтобы мы шли дальше". "Чтобы действительно знать предмет, надо охватить, изучить все его стороны, все связи и "опосредствования". Мы никогда не достигнем этого полностью, но требование всесторонности предостережет нас от ошибок и от омертвения. Это, во-1-х. Во-2-х, диалектическая логика требует, чтобы брать предмет, в его развитии, "самодвижении" (как говорит иногда Гегель), изменении... В-3-х, вся человеческая практика должна войти в полное "определение" предмета и как критерий истины и как практический определитель связи предмета с тем, что нужно человеку. В-4-х, диалектическая логика учит, что "абстрактной истины нет, истина всегда конкретна"...".
В качестве "элементов диалектики", представляющих собой своеобразные стадии процесса познания, Ульянов указал следующие: "1) объективность рассмотрения (не примеры, не отступления, а вещь в себе). 2) вся совокупность многообразных отношений этой вещи к другим... 3) развитие этой вещи (respective явления), ее собственное движение, ее собственная жизнь. 4) внутренне противоречивые тенденции (и стороны) в этой вещи. 5) вещь (явление etc.) как сумма и единство противоположностей. 6) борьба respective развертывание этих противоположностей, противоречивых стремлений etc... 7) соединение анализа и синтеза, - разборка отдельных частей и совокупность, суммирование этих частей вместе. 8) отношения каждой вещи (явления etc.) не только многоразличны, но всеобщи, универсальны. Каждая вещь (явление, процесс etc.) связаны с каждой. 9) не только единство противоположностей, но переходы каждого определения, качества, черты, стороны, свойства в каждое другое (в свою противоположность?)... 10) бесконечный процесс раскрытия новых сторон, отношений etc. 11) бесконечный процесс углубления познания человеком вещи, явлений, процессов и т.д. от явлений к сущности и от менее глубокой к более глубокой сущности. 12) от существования к каузальности и от одной формы связи и взаимозависимости к другой, более глубокой, более общей. 13) повторение в высшей стадии известных черт, свойств etc., низшей и 14) возврат якобы к старому (отрицание отрицания). 15) борьба содержания с формой и обратно. Сбрасывание формы, переделка содержания. 16) переход количества в качество...".
1.4. Истина и практика.
Эмпирический характер познания в диалектическом материализме продуцирует объективистскую трактовку истины. Вопрос о природе истины сводится к вопросу "может ли в человеческих представлениях быть такое содержание, которое не зависит от субъекта, не зависит ни от человека, ни от человечества?". Истина субъективна, поскольку существует в сознании человека и объективна, поскольку соответствует объективному миру.
Однако, поскольку как чувственное, так и рациональное познание, согласно диалектическому материализму имеют своим источником объективный мир, а истина опять же увязывается с объективным миром, возникает закономерный вопрос: каким образом можно получить истину, имеющую всеобщий характер, без познания всего объективного мира, и как можно быть уверенным в адекватности истины объективному миру без ее сопоставления со всеми объектами материального мира. Более того, мы не можем обладать истиной о будущем поведении даже известных нам материальных объектов, поскольку еще не обладаем фактом их поведения, согласовывающимся с истиной, поскольку такой факт еще не наступил.
Логическая непреодолимость этих противоречий полностью осознавалась создателями диалектического материализма. "Эмпирическое наблюдение само по себе никогда не может доказать достаточным образом необходимость... Это до такой степени верно, что из постоянного восхождения солнца утром вовсе не следует, что оно взойдет и завтра, и действительно, мы теперь знаем, что настанет момент, когда однажды утром солнце не взойдет".
Выходом из этой затруднительной ситуации явилось появление концепции истины как процесса и ее абсолютно-относительного характера. Эта концепция предоставила материалистам повод дать положительный ответ на вопрос о возможности достижении суверенного знания, то есть знания о всей объективной реальности.
Концепция процессуального характера истины представлена следующим образом: "Совпадение мысли с объектом есть процесс: мысль (= человек) не должна представлять себе истину в виде мертвого покоя, в виде простой картины (образа), бледного (тусклого), без стремления, без движения, точно гения, точно число, точно абстрактную мысль", "...Истинное исследование - это развернутая истина...".
Логика, позволяющая вывести из длящегося характера познания истины ее суверенность, такова. Сами по себе объекты материального мира не являются ни познаваемыми, ни непознаваемыми. Познаваемость или непознаваемость этих объектов является результатом характеристик самого познания. Но если познание является никогда не заканчивающимся процессом, то не существует предела, когда познание остановится и за его границами останутся непознанные объекты или их свойства. Таким образом, в процессе своего познания человечество бесконечно приближается к достижению суверенного знания: "...Суверенность мышления осуществляется в ряде людей, мыслящих чрезвычайно несуверенно".
Та часть истины, которая уже имеется на данный момент, получила название относительной истины, а полное знание о мире было названо абсолютной истиной. Отношение относительной и абсолютной истины сходно с отношением части и целого. Постижение абсолютной истины складывается из постижения относительных истин: "...Человеческое мышление по природе своей способно давать и дает нам абсолютную истину, которая складывается из сумм относительных истин. Каждая ступень в развитии науки прибавляет новые зерна в эту сумму абсолютной истины, но пределы истины каждого научного положения относительны, будучи то раздвигаемы, то суживаемы дальнейшим ростом знания", "Признавать объективную, т.е. не зависящую от человека и человечества истину, значит так или иначе признавать абсолютную истину". Возможные обвинения в релятивизме были решительно отвергнуты Ульяновым: "Материалистическая диалектика Маркса и Энгельса безусловно включает в себя релятивизм, но не сводится к нему, т.е. признает относительность всех наших знаний не в смысле отрицания объективной истины, а в смысле исторической условности пределов приближения наших знаний к этой истине". На основании данных положений последующая марксистская философия пришла к идее о несуществовании отдельно абсолютной и относительной истины, сводя их в одну абсолютно-относительную истину, зависящую от степени зрелости состояния познания.
Если истина - не застывшее состояние, то ее отношение к заблуждению в пределах относительной истины также является относительным: "Истина и заблуждение, подобно всем логическим категориям, движущимся в полярных противоположностях, имеют абсолютное значение только в пределах чрезвычайно ограниченной области... Как только мы станем применять противоположность истины и заблуждения вне границ вышеуказанной узкой области, так эта противоположность сделается относительной и, следовательно, негодной для точного научного способа выражения". Исходя из такой, диалектической, природы подлинной истины, фундаторы диалектического материализма с некоторым пренебрежением относились к неизменным, "вечным истинам", проявляющимся, как правило, в простых фактах; кто стремится к такого рода вечным истинам, тот мало чем поживится, "разве только банальностями и общими местами худшего сорта", "Если бы человечество пришло когда-либо к тому, чтобы оперировать одними только вечными истинами - результатами мышления, имеющими суверенное значение и безусловное право на истину, то оно дошло бы до той точки, где бесконечность интеллектуального мира оказалась бы реально и потенциально исчерпанной...".
Концепция материалистической истины дополняется требованием ее конкретности, коррелирующим с требованием конкретности, предъявляемым к мышлению: "Чтобы действительно знать предмет, надо охватить, изучить все его стороны, все связи и "опосредствования", "Для истины нужны еще другие стороны действительности, которые тоже кажутся самостоятельными и отдельными... Лишь в их совокупности... и в их отношении... реализуется истина". Мы никогда не достигнем этого полностью, но требование всесторонности предостережет нас от ошибок и омертвения". Положение о конкретности истины можно считать своеобразным преломлением концепции абсолютно-относительной истины, примененной к отдельному объекту. Высшая ступень конкретности истины состоит во всестороннем познании объекта, учитывающем все существенные стороны его конкретного диалектического состояния. Классическим образцом конкретной истины является теория о возможности победы социализма в одной стране.
Неопределенность соотношения истины и заблуждения, возникающего в процессе осуществления познания абсолютно-относительной истины делает актуальным вопрос о критерии истинности знания. Еще в "Тезисах о Фейербахе" Маркс сформулировал направление решения данного вопроса: "Вопрос о том, обладает ли человеческое мышление предметной истинностью, - вовсе не вопрос теории, а практический вопрос. В практике должен доказать человек истинность, т. е. действительность и мощь, посюсторонность своего мышления. Спор о действительности или недействительности мышления, изолирующегося от практики, есть чисто схоластический вопрос".
Не совсем понятно, почему в качестве критерия истины Марксом была принята именно практика. Для сенсуалистической системы диалектического материализма достаточным подтверждением истинности знания могло бы быть и простое чувственное восприятие, тем более, что в гносеологическом смысле это было бы более корректно. Думается, что основополагающую роль здесь сыграла возможность подтверждения истинности знания произвольностью поведения человека, который может не только наблюдать явления, но и управлять ими. В этом смысле практика наглядна, "имеет характер не только достоинств всеобщности, но и непосредственной данности": как можно утверждать, что человек не обладает истинным знанием, если сам материальный мир повинуется его знанию. Кроме того, практика не является познанием, что дает возможность проверить знание как бы со стороны.
Однако, при введении в гносеологию практики, в конечном итоге, гносеология не может чем-то обогатиться. Чем является для человека восприятие практики и ее результатов, как не обычным восприятием. Это означает, что, в конце концов, практика редуцируется к обычному чувственному восприятию. И теперь против нее можно высказать все то, что можно высказать против достоверности чувственных данных. Кроме того, практика, как и материалистическое мышление, не может дать ни достоверности, ни необходимости, что обусловлено онтологическим фундаментом материалистической философии. Что могли сказать на это материалисты. Ничто иное, как признать это, но как и во всех иных вопросах, это не мешало им считать свою теорию гораздо более предпочтительной, чем все другие: "...Критерий практики никогда не может по самой сути дела подтвердить или опровергнуть полностью какого бы то ни было человеческого представления. Этот критерий тоже настолько "неопределен", чтобы не позволять знаниям человека превратиться в "абсолют", и в то же время настолько определен, чтобы вести беспощадную борьбу со всеми разновидностями идеализма и агностицизма".
1.5. Свобода воли.
Вопрос о свободе воли не имеет непосредственного отношения к теории познания. Однако этот вопрос имеет существенное значение для данного исследования, поскольку оно имеет отношение к праву, и следовательно, к ответственности. Значение данной проблемы нашло подтверждение даже у советских философов: "Проблема свободы воли встает прежде всего как практическая проблема - в связи с вопросом об ответственности человека за его действия. Допущение свободы воли есть необходимое основание нравственности, условие возможности вменения. Если человек не мог поступить иначе, чем он поступил, если каждое его действие необходимо, т.е. строго обусловлено и исключает возможность выбора, то ему нельзя это действие вменить в вину или поставить в заслугу - здесь всякая нравственная оценка неправомерна и излишня. Свобода воли выступает как возможность различных действий, как свобода выбора. Но последняя возможна лишь в том случае, если понятие свободы рассматривается не только в качестве отрицательного (отсутствия зависимости), но и как положительное (самоосуществление, самополагание), что означает иной, отличный от природной причинности способ существования бытия, и приводит к антиномии свободы и необходимости. Таким образом, проблема свободы воли, первоначально сформулированная как вопрос о свободе человека в своих действиях, превращается в вопрос о необусловленности воли извне в качестве конечной причины (causa sui)".
Здесь речь идет о возможности морального вменения. Но является ли вопрос о юридической ответственности менее значимым? Юридическая ответственность всегда связана с принуждением и принуждение это носит неблагоприятный характер. В этой связи закономерен вопрос о моральной обоснованности юридической ответственности. И этот вопрос может получить положительное разрешение только в случае наличия у виновного свободной воли.
Поскольку сознание человека в диалектическом материализме неразрывно связывается с материальными процессами, происходящими в мозге человека, вопрос о свободе воли неизбежно превращается в вопрос о причинности, необходимости и детерминизме. Свобода воли может иметь место только в случае, если физический детерминизм никак не обуславливает свободу человеческого выбора. Но поскольку мозг человека является физическим явлением, это возможно только в случае неподвластности процессов, происходящих в нем, закономерностям материального мира.
Однако, материализм стоит на позициях строгого детерминизма. Маркс формулирует закон в качестве "внутренней и необходимой связи" между явлениями. Концепция причинности приняла у Энгельса характер сложного диалектического взаимодействия: "Причина и следствие суть представления, которые имеют значение как таковые, только в применении к данному отдельному случаю; но как только мы будем рассматривать этот отдельный случай в его общей связи со всем мировым целым, эти представления сходятся и переплетаются в представлении универсального взаимодействия, в котором причины и следствия постоянно меняются местами; то, что здесь или теперь является причиной, становится там или тогда следствием и наоборот", "Только исходя из этого универсального взаимодействия, мы приходим к действительному каузальному отношению". Он дает известную формулу соотношения материальных закономерностей в природе и в сознании: "Общие законы движения внешнего мира и человеческого мышления по сути дела тождественны, а по своему выражению различны лишь постольку, что человеческая голова может применять их сознательно, между тем как в природе - до сих пор большей частью и в человеческой истории - они пролагают себе дорогу бессознательно, в форме внешней необходимости, среди бесконечного ряда кажущихся случайностей". В этой связи, правда, не совсем понятным является возможность сознательного применения человеческой головой указанных законов, поскольку само сознание, будучи в известной степени само элементом того самого "внешнего мира", является результатом тех самых законов, но действующих уже "бессознательно, в форме внешней необходимости".
Для Ульянова не вызывает сомнений, что "Энгельс не допускал и тени сомнения насчет существования объективной закономерности, причинности, необходимости природы": "Что существует природная, объективная связь явлений мира, в этом нет и сомнения. О "законах природы", о "необходимости природы" (Naturnotwendigkeiten) Энгельс говорит постоянно, не считая нужным особо разъяснять общеизвестные положения материализма". Далее Ульянов пишет: "Признание объективной закономерности, причинности, необходимости в природе совершенно ясно у Энгельса наряду с подчеркиванием относительного характера наших, т.е. человеческих, приблизительных отражений этой закономерности в тех или иных понятиях". Ульянов делает собственный вывод: "Признание объективной закономерности природы и приблизительно верного отражения этой закономерности в голове человека есть материализм".
Проблема необходимости связана с проблемой случайности. В советской философии высказывалась позиция, согласно которой в основу понимания случайности был положен анализ характера причин, вызывающих то или иное явление. В соответствии с этой позицией, в необходимом процессе причина есть нечто внутреннее, а в случайном - нечто внешнее по отношению к нему. Введение случайности могло бы быть основанием для обоснования индетерминизма воли, но не может служить обоснованием возможности вменения. Случайность дает не необходимую, случайную волю, волю, детерминированную случайностью, но для возможности вменения этого мало. Для вменения необходима не случайная, а именно произвольная воля, то есть полностью подчиненная не необходимости, не случайности, а исключительно волящему субъекту. Кроме того, сама концепция предложенной случайности не дает выхода из детерминизма, поскольку такая случайность полностью стоит в ряду причинности, и является внешней случайностью лишь для данного процесса. Не напрасно Энгельсом к случайности присовокуплен предикат "кажущаяся". Этим он хотел показать, что случайность является лишь следствием нашего незнания ее настоящей причины.
Все это делает бесспорным детерминизм воли в диалектическом материализме. И, как ни странно, материалисты не только не пытаются опровергнуть данное положение, но даже воспринимают его позитивно: "Идея детерминизма, устанавливая необходимость человеческих поступков, отвергая вздорную побасенку о свободе воли, нимало не уничтожает ни разума, ни совести человека, ни оценки его действий. Совсем напротив, только при детерминистическом взгляде и возможна строгая и правильная оценка, а не сваливание чего угодно на свободную волю".
Данное признание является настолько откровенным, что способно произвести поистине обескураживающее воздействие на возможных противников. Ульянов четко заявляет, что диалектический материализм категорически не допускает возможность существования какой бы то ни было свободы воли. Но это не только не затрагивает его уверенности в возможности вменения, но даже укрепляет ее. Это означает ни что иное, как моральную допустимость осуждения и наказания человека, который не производил никакого волевого влияния на события действительности, или не был причастен к формированию своей воли. Что ж, теперь это является в большей части вопросом диалектико-материалистической морали, содержание которой, в свете ее исторических проявлений, не вызывает никаких сомнений. Однако, моральная недопустимость такого подхода в рамках самого диалектического материализма не является непреодолимой. Ведь на самом деле, сам вменяемый субъект, будучи материальной системой, вовсе не является объектом морали, впрочем, как и вменяющий субъект.
На этом вопрос о вменяемости и свободе воли в его общефилософском значении следует считать закрытым. Однако для полноты исследования отмечу, что диалектические материалисты имели собственное представление о том, что называется свободой воли. Точнее, данный вопрос получил трактовку в качестве вопроса просто о свободе.
Вот каким образом представлялась данная проблема Энгельсу: "Гегель первый правильно представил соотношение свободы и необходимости. Для него свобода есть познанная необходимость. "Слепа необходимость, лишь поскольку она не понята". Не в воображаемой независимости от законов природы заключается свобода, а в познании этих законов и в основанной на этом знании возможности планомерно заставлять законы природы действовать для определенных целей... Свобода воли означает, следовательно, не что иное, как способность принимать решения со знанием дела. Таким образом, чем свободнее суждение человека по отношению к определенному вопросу, с тем большей необходимостью будет определяться содержание этого суждения; тогда как неуверенность, имеющая в своей основе незнание и выбирающая как будто произвольно между многими различными и противоречащими друг другу возможными решениями, тем самым доказывает свою несвободу, свою подчиненность тому предмету, который она как раз должна была бы подчинить себе... Свобода состоит в основанном на познании необходимостей природы (Naturnotwendigkeiten) господстве над нами самими и над внешней природой" .
Ульянов полностью разделяет концепцию Энгельса: "...пока мы не знаем закона природы, он существуя и действуя помимо, вне нашего познания, делает нас рабами "слепой необходимости". Раз мы узнали этот закон, действующий (как тысячи раз повторял Маркс) независимо от нашей воли и нашего сознания, - мы господа природы".
Нетрудно заметить, что характеристики свободы, данные диалектическим материализмом относятся, прежде всего, к внешней свободе, возможности человека воздействовать на внешние процессы, однако возможность избежания внутренней детерминации материальных процессов, составляющих содержание сознания, не упоминается. Подтверждением этого служит убежденность классиков марксизма в том, что преобразование общественного устройства, расширяющее пределы внешних возможностей человека будет означать увеличение свободы: в коммунистическом обществе "объективные, чуждые силы, господствовавшие до сих пор над историей, поступают под контроль самих людей... Это есть скачок человечества из царства необходимости в царство свободы", "Царство свободы начинается в действительности лишь там, где прекращается работа, диктуемая нуждой и внешней целесообразностью, следовательно, по природе вещей оно лежит по ту сторону сферы собственно материального производства... По ту сторону его начинается развитие человеческой силы, которое является самоцелью, истинное царство свободы, которое, однако, может расцвесть лишь на этом царстве необходимости, как на своем базисе". Похоже, марксисты вообще никак не связывали вопрос о свободе с внутренней природой человека.
1.6. Этика.
Как и вопрос о свободе воли, вопрос этики не является предметом гносеологии, но так же имеет существенное значение для права. Это обусловлено тем, что вопреки отдельным попыткам представить право в качестве некого абстрактно-формального явления, праву, помимо формального, присущ содержательно-аксиологический аспект. Причем последний является фундаментальным. Право всегда воплощает или стремится воплотить не какую-то формальную систему, а представление общества о должном и благом. И в этом смысле, моральные представления определяют общую направленность и тенденции развития правовой системы.
Марксистская этика оказала существенное влияние на содержание советского права. В чем проявилось это влияние?
Согласно диалектическому материализму, мораль является одним из элементов идеологической надстройки общества. Социальная функция морали заключается в способствовании сохранению и укреплению, либо уничтожению, существующих общественных отношений, главным образом, производственных, путем их одобрения или осуждения. Люди выражают те или иные моральные нормы прежде всего в соответствии со своим положением в сфере материального производства и распределения. Это означает, что в классовом обществе мораль носит классовый характер; ее неоднородный характер обусловливается наличием собственных моральных принципов у каждого класса. "Мораль истинно человеческая, стоящая выше классовых противоречий и всяких воспоминаний о них, станет возможной лишь на такой ступени развития общества, когда не только будет уничтожена противоположность классов, но изгладится и след ее в практической жизни".
По мнению марксистов, мораль зародилась и развивалась в качестве социального механизма, обеспечивающего безопасность и материальное благополучие всех или части членов общества еще со времен родовой общины: "Безопасность индивида зависела от его рода; узы родства являлись мощным элементом взаимной поддержки...".
На стадии родовой общины мораль была общей для всех ее членов. Ее основой был коллективизм и общая собственность. Однако с приходом рабовладельческого общества, на смену первобытному коллективизму пришел индивидуализм и связанный с ним эгоизм, ставшие впоследствии основой нравственности всех эксплуататорских классов.
В классовом буржуазном обществе этика получила раздвоение на этику буржуазии и этику пролетариата. Классики марксизма выражают нескрываемую неприязнь к моральным устоям буржуазии, которая "...не оставила между людьми никакой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного "чистогана". В ледяной воде эгоистического расчета потопила она священный трепет религиозного экстаза, рыцарского энтузиазма, мещанской сентиментальности. Она превратила личное достоинство человека в меновую стоимость...". Неотъемлемой чертой буржуазной морали являются лицемерие, ханжество и двуличие, источник которых коренится в самой сущности капиталистических отношений, в которых частная собственность и конкуренция разъединяют людей, каждый заинтересован в нарушении моральных норм и в том, чтобы эти нормы соблюдались другими. Сам буржуа верит в свои нравственные идеалы только с похмелья или когда он обанкротился.
Совсем другое дело - пролетарская мораль, возникшая и развившаяся в борьбе, которую рабочий класс ведет против буржуазии. Основные черты пролетарской морали вытекают из особенностей и исторической роли пролетариата - уничтожения эксплуатации. На этой основе Ульянов дает исчерпывающее определение пролетарской морали: "Для нас нравственность подчинена интересам классовой борьбы пролетариата... Мы говорим: нравственность это то, что служит разрушению старого эксплуататорского общества и объединению всех трудящихся вокруг пролетариата, созидающего новое общество коммунистов". Для пролетарской морали характерен коллективизм, который вытекает из экономических условий жизни рабочего класса. Борьба за великие цели служит для пролетарских борцов источником морального удовлетворения. Образцом пролетарской морали является самоотверженная борьба пролетарских революционеров-коммунистов.
Дальнейшим развитием пролетарской морали является коммунистическая мораль, включившая в себя "подлинные этические ценности": "Простые нормы нравственности и справедливости, которые при господстве эксплуататоров уродовались или бесстыдно попирались, коммунизм делает нерушимыми жизненными правилами как в отношениях между отдельными лицами, так и в отношениях между народами. Коммунистическая мораль включает основные общечеловеческие моральные нормы, которые выработаны народными массами на протяжении тысячелетий в борьбе с социальным гнетом и нравственными пороками". Воплощением коммунистической морали является моральный кодекс строителя коммунизма, отраженный в программе КПСС (коммунистической партии Советского Союза), принятой ХХII съездом КПСС. Ведущим принципом морального кодекса является преданность делу коммунизма, любовь к социалистической родине. В нем воплощено новое отношение человека к труду, общественной собственности и общественным интересам, нетерпимость к порокам "старого мира" и непримиримость к врагам коммунизма. Важными характеристиками коммунистической морали является ее революционная направленность и боевой дух.
Нетрудно заметить, что основой коммуно-пролетарской морали является утилитаристское оправдание и возвышение стремления к достижению материального блага, которое, согласно марксистскому учению, должно быть отнято у эксплуататорских классов, на которые данная мораль не распространяется. Средством изъятия материальных ценностей является революция, насильственный характер которой является не только моральным, но и благим. Этой цели подчинена вся марксистская моральная доктрина, построенная на антагонизме и борьбе.
Марксистская мораль имеет классово-коллективистский характер, поскольку вырабатывается не отдельной личностью, а определенной общественной группой. Отдельный человек может достичь морального поведения только путем подчинения общей морали.
Стоит ли обосновывать далее тот факт, что тотальные внеправовые явления, имевшие место в Советском Союзе явились не случайным следствием нарушения каких-то формальных правовых норм, а закономерным результатом легитимизации дегуманизированной советской морали.
2. Критика материализма.
Классики диалектического материализма были способны писать целые книги с критикой философских взглядов, которые казались им ошибочными. При этом собственная философская система оставалась едва проясненной. Так появились "Анти-Дюринг", "Материализм и эмпириокритицизм" и многие другие работы. Похоже, что противоборство с кем-то, противостояние чему-то являлось для основоположников диамата не только источником вдохновения, но и моделью существования, наложившей отпечаток на все их творчество.
Целью настоящей работы не является повторение подобного метода научного исследования. Поэтому, в данном разделе будут кратко обозначены только основные проблемы марксистской гносеологии в степени, достаточной для составления трезвого представления о ней. Будут также затронуты отдельные проблемы, хотя и не связанные с гносеологией, однако имеющие значение для права. При этом я исхожу из отсутствия необходимости доказывания ложности марксистской философии, поскольку истинность диалектического материализма не нашла подтверждение в единственном, признаваемом им критерии истины - практике.
2.1. Материя и сознание.
Марксизм воспринял собственное утверждение о материальности мира и о вторичности сознания в качестве нового слова в философии. Однако, насколько действительно новым является материализм? Очевидно, материалистическое восприятие мира впервые пришло на ум не Фалесу, Демокриту или иному античному философу. Именно таким образом мир воспринимают представители неразвитых культур и, возможно, даже животные. Для любого обыденного, дофилософского сознания является очевидным, что мир существует, а то, что явления этого мира способны с необходимостью вызывать удовольствие или боль означает действительность, вещность материальность этих явлений. Действительно, восприятие мира построено на идее и формах материальности.
Тогда почему, если материальность очевидна, философии материализма приходится преодолевать колоссальное сопротивление идеалистического мировоззрения, которое, несмотря на внешнее несоответствие данным обычного опыта, возникло так же давно, как и материализм, и во все исторические периоды претендовало на доминирование, в том числе в среде интеллектуальной элиты человечества? Для такого положения дел имеется два основания, одно из которых кроется в природе человека, второе - в природе философии.
Элементарный анализ человеческого сознания показывает, что в сознании нет, и не может быть ничего, кроме сознания. Действительно, восприятие приобретает определенные формы, позволяющие сделать предположение о том, что вне сознания существует какой-то мир, или вообще что-то, который (которое) возможно из чего-то состоит: субстанции, вещества, материи и т.п. Но для сознания не существует и не может существовать никаких доказательств или фактов, которые могли бы аподиктически указать на: 1) существование мира вне восприятия, 2) природу мира. Ведь такие доказательства или факты для сознания могут существовать только в самом сознании, а их связь с чем-то внешним опять недоказуема. При этом, сознание является самоочевидным, а бытие внешнего мира - недоказуемым.
В такой ситуации, занять позицию, связанную с материальной или любой иной природой мира, означает принять эту позицию на веру, что для большинства людей, способных к критическому мышлению, представляется малоприемлемым. Однако, если природа сознания является для человека если не известной, то хотя бы имманентной, о которой человек знает, что она точно существует, то бытие в качестве материи является совершенно чуждым. Поэтому для тех, кто все же допускает существование внешнего мира, кажется более достоверным принять за его основу то, о чем известно что оно существует, чем то о чем неизвестно, существует оно или нет. Для тех же людей, которые решились принять что-то на веру, более здравым кажется принять истины религиозного характера, которые вероятно даны сущностью, имеющей достоверное знание о мире, чем поверить в безупречность собственного познания.
Философия возникла как стремление человека к объяснению мира с позиций некой устойчивой и универсальной системы отношений и интерпретаций. По своему характеру эта система не могла быть тождественной самому миру, который и без того очевиден в своей данности. Наоборот, такая система должна не быть единосущной миру, поскольку одна система (мир) может быть интерпретирована только с позиций иной системы (философии), оперирующей принципиально иными элементами и смыслами. Такая объяснительная система получила название метафизики. Уже само название метафизики означает, что ее содержание отлично от науки о природе - физики. Метафизика понималась как философская наука о сверхчувственных принципах бытия, особенностью которой является рассмотрение этих принципов как постоянных, не изменяющихся с течением времени. В границы метафизики вошло решение "вечных" вопросов: о бытии, свободе, бессмертии, душе, Боге.
Метафизика содержит реальность, отличную от физического мира, и тем самым предоставляет возможность не описания явлений с позиций одной и той же системы, а их понимания, то есть объяснения языком другого мира, единосущного человеку, в котором есть представление о смысле, добре и истине. Понимание одной реальности возможно только с позиций другой реальности, поэтому дихотомия явления и сущности существует только для метафизики: явление находится в физическом мире, сущность же - это объяснение явления при помощи мира метафизического; сущность - инобытие явления. Методом познания, присущим метафизике, являются умозрение, интуиция, восприятие откровения.
В отличие от метафизики, наука объясняет физическую реальность с позиций этой же физической реальности. Для науки нет сущности и следовательно объяснения, для науки существует только явление и описание явления при помощи других явлений. Методы науки: наблюдение чувственно воспринимаемых явлений и индукция.
Понятно, что для философии, стремящейся к познанию сущности вещей и к их объяснению, проникающему за пределы физического описания мира, существует только метафизическое познание. И в этом аспекте, философия - всегда метафизика. Основные вопросы философии, понимаемые не метафизически теряют свой смысл и значимость.
Поэтому материализм не совместим с философией. Познанием материи занимается наука, а поскольку кроме материи в материализме ничего нет, то философия в своем собственном смысле существовать не может. Понятие "материалистическая философия" так же абсурдно, как и понятие "метафизической науки". Если для метафизической философии сама система философских понятий и категорий являет собой манифестацию неких ноуменальных сущностей, то для материализма это не более чем общие слова, научное отношение которых к обыденному миру вообще неясно. Материалистическая философия может существовать только как недоразвитое естествознание, поэтому философия в материализме не может иметь иного применения, кроме того, чтобы быть наукообразным средством для зашоривания пробелов в естествознании.
Одним из таких пробелов как раз и является сама материя. Диалектический материализм не в силах ответить на вопрос о природе материи. Тем более бессмысленными были бы попытки доказать существование "материи". Марксистам не оставалось ничего другого, кроме применения тривиального довода: материя есть, потому что ее видно и можно потрогать. И не случайно, что само определение материи, материалистам пришлось давать через "вторичное" сознание. Более того, кроме сознания в определении "материи" вообще ничего нет. Можно ли представить больший провал материализма, чем определение материального посредством идеального. Правда, за этим последовало исчерпывающее оправдание: мы не можем конкретнее определить материю, потому что не знаем точно, что это такое, но что бы это ни было, знайте - это материя.
"Материя есть философская категория для обозначения объективной реальности, которая дана человеку в ощущениях его, которая копируется, фотографируется, отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них". Не нужно быть искушенным в вопросах философии, чтобы понять, что в данное определение вписывается любая философская система. Так, понятию материи полностью соответствует гегелевская "абсолютная идея", поскольку именно она является источником ощущений в философской системе Гегеля. Материей является также "вещь в себе" Канта, "субстанция" Спинозы и многие другие элементы различных философских систем и просто обыденных представлений. Ульянов мог бы возразить нам, что под материей он понимает именно "объективную реальность", которая существует не в философских системах, а в действительности. Однако, любой из названных философов заверил бы его соответственно, что "абсолютная идея", "вещь в себе", и "субстанция" представляют собой именно объективную реальность. При этом, философы могут объяснить чем эти вещи являются, а Ульянов объяснить что такое "материя" не может.
Несмотря на определение материи посредством сознания, понимание самого сознания, как это ни парадоксально, вызывает у материализма еще большие трудности. Как таковое, сознание, в работах классиков марксизма вообще никогда не определялось, что, возможно, обусловлено тем, что самостоятельно для марксизма оно вообще не существует. Ортодоксальный марксизм не пошел дальше определения идеального в качестве материального, "пересаженного в человеческую голову" и указания на то, что объективное следует рассматривать субъективно.
Как уже было сказано, материалистическое понимание сознания неизбежно вызывает проблему, связанную с одновременным существованием сознания в качестве материального и идеального. Данная проблема не была разрешена ни Марксом, ни Энгельсом, ни Ульяновым. Хотя последний, в полемике с "вульгарным" материализмом Дицгена, оставил нам загадочную фразу: "Что и мысль и материя "действительны", т.е. существуют, это верно. Но назвать мысль материальной - это значит сделать ошибочный шаг к смешению материализма с идеализмом".
Таким образом, означенная проблема оформилась уже в работах Маркса и Ульянова: первый из которых полагал, что субъективным является особым образом истолкованное объективное, второй - отрицал материальность (объективность) мысли. Данный вопрос приобретает особое значение, в связи с тем, что от его решения зависит возможность вообще существования человека как человека, т.е. существа, обладающего автономностью и свободной волей, вообще применение понятий "субъект" и "субъективное".
Похоже, ни Маркс ни Ульянов в отдельности вообще не сознавали наличие этого противоречия, поскольку не приложили никаких усилий для его преодоления. Однако для последующей советской марксологии данный вопрос стал камнем преткновения. Материалистические философы оказались между Сциллой и Харибдой объективности субъективного (Маркс) и нематериальности идеального (Ульянов). Результатом творческих поисков советских философов явилась концепция "мыслящей материи", основывающаяся на высказывании Ульянова: "Не в том состоят эти (материалистов - авт.) взгляды, чтобы выводить ощущение из движения материи или сводить к движению материи, а в том, что ощущение признается одним из свойств движущейся материи". В соответствии с указанной концепцией, мышление и сознания являются свойствами высокоорганизованной материи. Нужно приложить достаточные усилия, чтобы в полной мере осознать схоластические выверты, которые были применены марксологами для того, чтобы в классических традициях софистики доказать, что одно является и не является другим, существует и не существует и т.п.
Вот как излагает данный вопрос один из корифеев марксистской гносеологии, П.В. Копнин. "Подходя чисто рассудочно, нельзя понять, существует или не существует идеальное. Если существует, то должно быть какой-то чувственно воспринимаемой вещью. Но чувственно-воспринимаемая вещь - это материя. Известно, что кроме материи и форм ее движения ничего не существует. Идеального как особо существующего вне движения материи нет. Но все же идеальное существует как противоположное материальному. Только не в форме особых вещей, а как момент практического взаимодействия субъекта и объекта, как форма деятельности субъекта. В отдельности от материального взаимодействия оно не существует, но его можно выделить в мысли как чистую форму". "Если вопрос ставится об отношении познавательного образа к отображаемому предмету, то оно является идеальным, копией этого предмета, отражающей его форму и свойства, но не обладающей свойствами этого объекта. Но это не означает, что как некоторое идеальное, копия объекта, оно существует вне всякого материального, объект воспроизводится субъектом в форме деятельности субъекта, которая не может происходить вне всяких материальных процессов (в частности, нервной деятельности), в которых существует идеальное".
В одном месте автор заявляет, что идеальное не существует, в другом - что оно существует (и более того, противостоит материальному, хотя, как он написал выше, кроме последнего ничто не существует). Если первая часть представляется понятной, то вторая, связанная с утверждением о существовании идеального, не столь ясна. Ход мысли автора сводится к тому, что онтологически идеального нет, но оно все же существует как некий "момент взаимодействия" и "форма деятельности". Таким образом, концепция существования идеального и сознания вообще сводится в позднем диалектическом материализме к идее их бытия в качестве некого "свойства" материи.
Представление о свойстве, качестве и иных атрибутах явлений действительности, является, согласно марксизму результатом некой абстракции, то есть мысленного отвлечения от несущественных свойств предмета и выделения основных, общих его свойств, связей и отношений. Что же является тем предметом, свойства которого мы выделяем при изучении сознания и идеального? При строго онтологической постановке этого вопроса сразу становится понятным, что для материализма исходной субстанцией для извлечения всех абстрактных форм может быть только материя, которая одна и существует. В таком случае, абстрактное представление о свойствах материи существует только в сознании человека. Вне сознания человека не существует ни "момента практического взаимодействия субъекта и объекта", ни "формы деятельности субъекта", ни "свойства высокоорганизованной материи". Иными словами, сознание и идеальное, являющееся содержанием сознания, согласно марксизму, являются только словами, выражающими тот или иной взгляд на материю. Таким образом, бытие сознания в качестве свойства невозможно, поскольку свойство само по себе не существует и является только абстрактным представлением о качествах чего-то, что существует объективно, т.е. материи как совокупности всех ее качеств.
Это означает, что идеальное, в понимании диалектического материализма - не что иное, как определенные способы движения материи в мозге, рассматриваемые в отношении их осознания самим мозгом, мысленно отделенные от иного движения материи. Таким образом, отказ от прямого признания сознания и мышления в качестве материальных объектов, попытка изобразить их в то же время в качестве понятий, означающих именно эти же самые материальные объекты, является ни чем иным, как попыткой уйти от очевидного вывода о том, что ни субъекта, ни субъективного для гносеологии диалектического материализма вообще не существует. Подобное признание означало бы полную дегуманизацию марксистской философии, а также повлекло бы необратимые последствия для вопроса о свободе воли, которые будут описаны мной в дальнейшем изложении.
В этом контексте, возражения, выдвигаемые Копниным в защиту от критики со стороны западных философов, выглядят наивными. Так, Густав Веттер справедливо рассматривает отношение между познавательным образом и объектом познания в диалектическом материализме в качестве отношения между двумя материальными предметами. Кроме того, отмечая объективный, материальный характер того, что материализмом названо "идеальным", Веттер не может понять каким образом и для кого оно же может стать субъективным. Не в силах опровергнуть выпады Веттера, Копнин просто обвиняет его в "извращении" марксизма, но, очевидно понимая действительные последствия концепции материальности сознания, делает неуклюжий шаг к автономии субъекта. "Диалектический материализм и не думает сводить познание к вещественному отражению одного предмета в другом и удвоению одного и того же предмета (сам предмет и отдельно его копия), он не отрицает и дух; идеальное, однако, в отличие от объективного идеализма, и в частности - неотомизма, не мыслит существование духа, идеального вне материальных процессов взаимодействия человека с окружающей действительностью. Идеальное, дух не какая-то особая сущность, параллельная материи субстанция, а форма, вплетенная в совокупную предметную деятельность субъекта по преобразованию природы". Следует, однако, отдавать себе отчет, что словом "дух" Копнин обозначает ни что иное как материю, обретшую форму функционирующего мозга.
2.2. Отражение и ощущение.
Констатация изменения одних материальных объектов при взаимодействии с другими материальными объектами, а также применение к этому изменению термина "отражение", хотя и способны подвести некий онтологический базис под рассуждения диалектических материалистов о сознании, отнюдь не дают целостное представление о природе ощущения. Проблема заключается не в отсутствии научного объяснения материального механизма передачи информации о внешних объектах в мозг, а в ответе на вопрос: каким образом материальная цепь передачи информации может иметь своим конечным элементом идеальный объект - сознание, т.е. как материальное превращается в субъективное?
Не может вызывать никаких сомнений, что природу ощущения, как и сознания, марксисты считали материальной. Тогда в каком смысле ими к тому же явлению (точнее объекту) применяется понятие субъективного? Ответ на этот вопрос следует искать в иной плоскости. Так, Энгельс утверждает, что животные воспринимают вещи иначе, чем человек, что обусловлено иным устройством органов чувств. Таким образом, человек не может воспринять мир таким образом, каким воспринимают его животные. Но человек не может воспринять мир и таким образом, каким воспринимает его другой человек, ведь для этого необходимо было бы воспользоваться органами чувств и мозгом такого другого человека. Поэтому восприятие каждого человека индивидуально, и в этом смысле - субъективно.
Думается, субъект и субъективное понималось классиками марксизма именно в таком значении индивидуализации, обособления конкретного восприятия и реакции, осуществляемых материальной системой. Говорить об онтологическом разделении мира на субъект и объект, идеальное и материальное в учении диалектического материализма неуместно, поскольку и то и другое однородны в своей материальности. Таким образом, если подходить к пониманию субъективного с позиций материализма, вполне можно допустить дальнейшую возможность дешифровки материальных сигналов, образующих содержание субъективного восприятия, и сделав его доступным для других субъектов, превратить субъективное в объективное.
Другой вопрос связан с достоверностью ощущений. Данная проблема всегда интересовала философов и связана с невозможностью получения сведений о внешнем мире иначе как из ощущений. Достоверность же ощущений не может быть проверена иным способом, кроме других ощущений, достоверность которых также проблематична. Таким образом, мы никогда не можем быть уверены в том, воспринимаем мы мир таким, какой он есть. В ходе исследования данного вопроса философия обрела теорию первичных и вторичных качеств, концепцию "вещи в себе" и иные варианты ответа на проблему. Не секрет, что ответ на этот вопрос не известен и по сей день. Но как удалось разрешить эту проблему марксизму?
Дело в том, что, как известно, диалектический материализм вообще никогда не утруждал себя четкой постановкой философских проблем и обоснованием ответа, который он считал нужным дать или не дать. Достаточно вспомнить, что все марксистское учение о соотношении субъективного и объективного, вся теория материального и идеального выражены в одном тезисе о "пересаживании" чего-то в человеческую голову, а все доказательство существования материи сводится к тому, что ее можно почувствовать. Для марксизма просто сказать что-либо безо всякого приемлемого доказательства является нормальным, и он говорит: "Всякая таинственная, мудреная, хитроумная разница между явлением и вещью в себе есть сплошной философский вздор", и его не интересует, почему Кант и Юм этим "вздором" занимались. Диалектический материализм не приводит никаких доказательств, отсылая нас к сомнительному критерию практики, который будет рассмотрен далее. Проблема настолько велика, что даже в советский период никогда не предпринимались попытки философски обосновать адекватность ощущений.
2.3. Абстрактное, рациональное, диалектика.
Согласно диалектическому материализму, понятия, составляющие содержание мышления, образуются посредством абстракции. Это в значительной мере предопределяет всю последующую материалистическую теорию мышления.
Вопрос о природе понятий, или общего, нашел в истории философии двоякое решение и наибольшую остроту приобрел в споре номинализма и реализма в рамках схоластической философии. Одно из этих решений, характерное для номинализма, представлено, в частности, в диалектико-материалистической теории познания. Оно заключается в утверждении, что общие понятия являются просто именами, наименованиями вещей. При этом, вещи обладают реальным существованием, независимым от сознания человека, понятия же существуют только в сознании человека, обозначающего вещи соответствующими понятиями. Каждое понятие означает совокупность определенных признаков, общих для ряда однотипных вещей.
Традиция реализма восходит к Платону и получает наибольшее развитие в философской системе Гегеля. Она сводится к признанию объективного существования общего как такового, отдельно от общих признаков единичных вещей. Согласно реализму, то, обозначением чего служат общие понятия, является не просто обобщением свойств конкретных вещей, а некой сверхчувственной сущностью, манифестацией самого свойства как такового, проявляющейся в конкретных вещах. Эта сущность, получившая у Платона название идеи, обладает метафизическим существованием и служит неким прообразом, матрицей для образования всех чувственно воспринимаемых вещей. Идеи обладают более высоким типом бытия и являются носителями смысла и назначения конкретных вещей, которые лишь проявляют идею в чувственно воспринимаемом мире.
Таким образом, мышление с точки зрения реализма, при формировании суждений, оперирует непосредственно смыслом, значением вещей. Сами правила мышления, законы логики, в силу непреходящей природы идей, также имеют постоянный характер и не подвержены изменениям. Законы логики определяются не субъективным содержанием сознания человека, а объективной и неизменной природой идей, и потому, как и идеи, они вечны.
Подход к общим понятиям с позиции их продуцирования посредством абстракции в марксистской теории отражения кардинально отличен. Процесс образования понятий здесь полностью субъективен. Субъективен не в том смысле, что отсутствуют объективные свойства единичных вещей, на базе которых создаются понятия, а в том смысле, что абстрагирование может происходить только в определенном направлении исследования той или иной стороны вещи. И в выборе этого направления сознание действует субъективно. Понятие имеет то значение, которое оно приобретает при том или ином субъективном способе рассмотрения вещи.
Субъективность абстракции порождает ее ограниченность, неполноту. Для правильного вкладывания смысла в абстракцию необходимо исходное знание о вещи всего, всех без исключения ее свойств и смыслов. Конечно, мышление возможно и без этого, ведь приверженцы материализма мыслят. Но результат мышления будет таким же, как и его начало - знание неизвестно чего неизвестно о чем.
На это можно возразить, что сторонник реализма при мышлении точно так же как и материалист не знает всего об объекте мышления. Это не так. Он знает все, что ему нужно знать - смысл вещи, поскольку он познает не признаки или функции, а смыслы, поскольку именно смыслы и подлежат познанию. И познаваемость смыслов определена в том, что они специально предназначены для познания человеком.
В этом лежит отличие материализма и от номинализма. Хотя для номинализма понятия являются лишь именами вещей, имена эти, соответствующее им общее в конкретном и его смыслы, прежде сотворения вещей уже существовали в Божественном Разуме. И хотя отдельно от вещей общее не существует, его предустановленность дана прежде вещей и с вещами. Поэтому, постигая общее в вещах, человек прочитывает смыслы, уже существующие, и существующие именно для человека.
Этим и обусловлены непостоянство, релятивность понятий для диалектического материализма. Наблюдая внешнюю изменчивость явлений материального мира, материализм не может опереться на неизменность смыслов, идей, проявляющихся в явлениях, поскольку для материализма не существует субстанции, в которой могли бы существовать эти идеи. Поэтому материализм может мыслить только "отображениями" материальных вещей.
Воистину не может постигнуть смысл тот для кого не существует смысла. Познать истину для материализма значит только одно - познать материальные объекты. Но материальные объекты не могут быть познаны, поскольку они всегда изменяются и их изменение никогда не останавливается. И, как не странно, диалектический материализм действительно был достаточно последователен для того, чтобы сказать, что не может познать истину. Но что тогда способен познать материализм?
Для материализма существуют только материальные объекты. Это означает, что одно материальное явление может быть объяснено лишь в терминах другого материального явления. Мной ранее уже было сказано, что понимание одной реальности возможно только с позиций другой реальности, в которой первая реальность представляет нечто совершенно другое, чем для самой себя. В рамках же одной системы возможно только описание терминами той же системы. Поэтому материализм не может выйти за пределы описания в терминах причинности, функциональности, то есть тех или иных видов отношения. При этом одно явление может получить описание только в рамках другого явления. В этой связи, постановка и мнимое решение в марксистской диалектике противоречия "явление-сущность" является результатом то ли близорукости, то ли обмана. Для материализма сущность вообще не существует. Существует явление и описание явления с помощью других явлений, а потом описание вторых явлений с помощью третьих, и так до бесконечности. Между тем, пока будут описаны последние явления, и эти последние и все предшествующие изменятся. Материализм никогда не сможет выйти за пределы этой дурной бесконечности, потому что ему просто некуда выйти.
Отказ от неизменной сущности вещей диктует диалектическому материализму отказ от неизменности законов логики, и диалектический материализм с готовностью делает этот шаг. Это означает, что непрерывно изменяющийся поток материи марксизм желает отражать при помощи непрерывно изменяющих свое содержание понятий и непрестанно меняющих свою форму законов логики. Это похоже на приземление болтаемого ветром самолета на плавучий объект в условиях сильного шторма при условии, что системы управления самолетом непрерывно изменяют свое местоположение в кабине пилота. Но диалектический материализм с детской непосредственностью подводит под это теоретический фундамент, весь массив которого он умещает в умозаключении "продукты человеческого мозга и человек сам продукт природы", "мышление и объективный мир подчинены одним и тем же законам... поэтому они и не могут противоречить друг другу... а должны согласоваться между собою". Просто как все гениальное, если не считать того, что не все склонны принимать на веру такие далеко идущие выводы из простого факта природного происхождения человека. Тот факт, что горшок производен от горшечника, и что они оба подвержены действию одних и тех же физических законов, не обязательно означает то, что они "должны согласоваться между собою", как и то, что горшок может узнать что-либо о горшечнике.
Отказываясь от априорного, независимого от опыта, характера понятий и законов логики, диалектический материализм отвергает основу для самой возможности всеобщих и необходимых результатов мышления. Исключая метафизическую реальность, материализм уничтожает субстанцию, в которой возможно существование смысла явлений, и оказывается в замкнутом мире самих явлений, которые материализм может только описывать. Отказываясь от априорных форм и норм мышления, материализм отвергает ту единственную основу, на которой возможно мышление, дающее необходимо общие для всех явлений результаты.
В итоге, материализм оказывается в ситуации, при которой знание лишь обобщает эмпирические факты, но с утратой этих фактов, теряются и результаты мышления. Стабильное знание не может быть извлечено из материального мира, потому что сам материальный мир нестабилен. Но без стабильности знание не может иметь всеобщности, ведь наше знание - это обобщенное знание о бывших фактах, но поскольку мир уже изменился, новые факты вовсе не обязаны соответствовать устаревшему знанию. Все это ведет как раз к тому, к чему и пришел диалектический материализм - к теории истины, в которой истина является совпадением необязательных результатов мышления с непредсказуемым поведением материальных тел.
Из сказанного видно, что даже самые простые элементы диалектико-материалистической концепции мышления связаны с существенными затруднениями. Однако, диалектический материализм, не желая остановиться на достигнутом, делает следующий шаг. Этим шагом является введение диалектики.
Диалектика, которую дарит миру диалектический материализм, является ни чем иным, как диалектикой, которую уже однажды подарил миру Гегель. Однако между диалектикой материализма и диалектикой Гегеля существует одно немаловажное отличие. Для Гегеля диалектика является учением о саморазвитии идеальных форм. И формы эти, в силу своей идеальной природы, развиваются в соответствии с идеальными же закономерностями. Сама структура диалектического развития является развертыванием логической дихотомии тезиса и антитезиса. Исходя из объективно-идеалистического принципа тождества бытия и мышления, Гегель распространяет идеальные законы диалектического саморазвития понятий на явления действительности. В результате, Гегель пришел к идее тождества диалектики, логики и теории познания. На основе закономерностей логического саморазвертывания понятий, Гегелем были сформулированы законы диалектики: противоречия, перехода количества в качество, отрицания отрицания. Таким образом, диалектическая система Гегеля исходит из инвариантных логических закономерностей, лежащих в основе развития явлений идеального мира.
Основатели диалектического материализма не стали затруднять себя созданием собственной диалектики, и сославшись на то, что Гегель, хотя и создал диалектическую систему, на самом деле не в состоянии был понять что она собой представляет, присовокупили гегелевскую диалектику к своей материалистической системе, оговорив, что ее нужно поставить с головы на ноги. Решение этой задачи ими не было сопряжено с излишними мыслительными процедурами, и в результате, из гегелевской системы были просто механически удалены положения, противоречащие материалистическим догматам. Но законы диалектики, выведенные Гегелем из логической природы идеальных форм, при материалистическом подходе просто необъяснимы.
Сложившееся противоречие материалисты попытались преодолеть при помощи метода самого Гегеля, объявив бытие и мышление однородными. Высказывание о том, что "продукты человеческого мозга и человек сам продукт природы", из которого якобы следует тождество законов бытия и законов мышления, кажущееся на первый взгляд результатом инфантильности, на деле является ни чем иным, как результатом слепого копирования тезиса Гегеля о тождестве бытия и мышления, только наоборот. По мнению диалектических материалистов, это должно оправдать для материализма все следствия гегелевской диалектики не хуже чем для самого Гегеля.
Но материалистическая картина мира кардинально отличается. Явления материального мира не обязаны согласовываться с законами мышления, ввиду чего их поведение неконтролируемо и непредсказуемо. Закономерности движения материальных объектов не обязаны подчиняться законам логики. Ведь это уже не система объективного идеализма.
Однако дальнейшие выводы диалектического материализма из гегелевской диалектики выглядят просто фантасмагорически. Оказывается, движение, проявляющееся в материальных объектах, неизвестным образом соответствует движению форм и законов мышления в человеческой голове. Более того, и движение объектов и движение мышления, происходят в соответствии с законами диалектики, позаимствованными у Гегеля. Если Гегель объяснял это общей идеальной природой того и другого, то аргументация материалистов остается прежней: на мозг и тело человека действует гравитация и другие законы физического мира.
Суждение "человеческий мозг - продукт природы, следовательно движение форм и законов мышления тождественно движению материальных объектов" по характеру является таким же как и суждение "Эйнштейн - уроженец Ульма, следовательно формула Е = mc2 истинна". Возможно, место рождения Эйнштейна действительно предопределяет истинность его формулы, но непонятно почему. В обоих суждениях отсутствует как минимум один средний термин. А это означает, что суждения являются логически необоснованными. Тем не менее, не исключено, что звенья логической цепи между первой посылкой и заключением существуют. Но, не зная этих звеньев, невозможно судить об истинности заключения.
Невозможно сказать о причинах, заставивших материалистов утверждать, что адекватность мышления физическому миру является естественной. Можно сказать только то, что подобное утверждение является единственным поводом для фантастических выводов о предустановленной гармонии нестабильных форм и законов мышления беспрерывному потоку физических явлений, подверженных собственным изменяющимся закономерностям. Не стану вдаваться в подробности, связанные с описанием того, что совпадение всех вышеперечисленных вещей весьма маловероятно, однако считаю необходимым отметить некоторые наиболее важные моменты марксистской диалектики.
Диалектический материализм уверенно оперирует логическими, по природе, категориями тезиса и антитезиса, словно на самом деле считает, будто явления физического мира "должны согласоваться" с ними. В то же время диалектический материализм вообще не в состоянии дать какое-либо объяснение этим законам. Даже в советский период высказывались сомнения в их логической ценности. Нигде в работах основателей диалектического материализма не содержится обоснование необходимого характера законов диалектики, не затрагивается вопрос, почему законы диалектики такие, а не иные. Вместо этого, законы просто называются, и в дальнейшем происходит оперирование ими, напоминающее скорее не логическое мышление, а возведение некой догматической системы.
Возьмем например закон единства и борьбы противоположностей. Естественно, что все явления в процессе движения воздействуют друг на друга. Но является ли сам факт взаимодействия, причинности и сложности основанием для абсолютизации противоречивости мира. Ведь в каждом простом явлении, самом по себе, отсутствует противоречивость. Противоречие вносится другим простым явлением, имеющим противоположный вектор. Таким образом, противоречие характерно не для явления, а для взаимодействия явлений, причем только тех явлений, которые имеют противоположный вектор. Стоит ли говорить, что в многообразном мире, всегда найдется явление с вектором, противоположным вектору другого явления. Но противостояние двух явлений не обязательно означает их внутреннюю противоречивость. Так, тяготение не всегда противостоит центробежной силе. Это означает, что противостояние, присущее явлениям, является не их внутренней природой, а проявлением направления их движения в данной системе. Поэтому, для того, чтобы противопоставить явления друг другу, материализму необходимо противопоставить разномерные плоскости, несопоставимые реальности каждой из вещей. Естественно, что такое противопоставление несопоставимых явлений носит искусственный характер и не может дать осознание внутренней природы вещей.
Возьмем типичный для марксизма пример - противоречие материи и сознания. Сознание является, согласно марксизму, лишь одним из свойств материи, примерно таким, как масса. Но какое противоречие возможно между вещью и ее свойством? Почему материя противопоставляется марксистами именно одному из своих свойств, а не другому?
Другим законом марксистской диалектики является закон перехода количественных изменений в качественные. С самого начала возникает закономерное сомнение в философской корректности подобного тезиса, ведь категории качества и количества обозначают совершенно разные, несводимые друг к другу свойства явлений. Как и при рассмотрении первого закона диалектики, здесь мы сталкиваемся с двумя внеположными явлениями, имеющими совершенно разную природу. Качество описывает свойство вещи, количество же - число подобных вещей. Каждая из входящих в количество вещей сама по себе обладает присущими ей качествами, но каким образом добавление к количеству одной или нескольких других вещей может изменить качества первой вещи. Не вызывает сомнения, что об изменении качества можно говорить только в отношении всей совокупности вещей, а не в отношении каждой из них. Но и качество совокупности вещей изменяется лишь потому, что ее качество имеет количественную природу составной вещи.
Тем последователям диалектического материализма, которые не склонны доверять приведенным мыслительным спекуляциям, я могу предложить проверить их истинность экспериментальным путем. Им следует произносить фразу "согласно второму закону диалектики количество переходит в качество" до тех пор, пока количество произнесенных фраз не повлечет какие-нибудь изменения качественных характеристик мира. Если эксперимент окончится неудачей, следует один раз произнести фразу: "Сколько раз не произноси "халва", во рту слаще не станет".
Третий закон диалектики наиболее фантастичен. Если первые два закона, правильно или неправильно, интерпретировали то, что на самом деле существует, что ограничивало возможность их эмпирической проверки, то закон отрицания отрицания дает возможность спрогнозировать существование и характер будущих явлений. Неудивительно, что именно этот закон и послужил доказательством краха марксистской философии и ее артефакта - советского государства.
Не думаю, что стоит тратить время на критику этого закона. Его иллюстрированное опровержение подробно осуществлено самими Марксом, Энгельсом и Ульяновым в многостраничных пророчествах о торжестве коммунизма и описаниях светлого общества, которое согласно закону отрицания отрицания неизбежно заменит прогнившее общество капитализма, изъеденное противоречиями. Но это общество, вместе со своим рудиментом - частной собственностью, никак не хотели подвергнуться отрицанию, в результате чего действительное отрицание претерпела марксистская диалектика.
То, откуда диалектический материализм взял свои законы диалектики является величайшей загадкой. Их необъяснимость подтверждается не только молчанием создателей диамата, но и красноречивым фактом отсутствия малейших предположений об их природе во всей истории советской философии, охватившей семидесятитрехлетнюю работу тысяч марксистских философов. Но еще более удивительной является причина, заставившая основателей диалектического материализма верить в действие закономерностей, которые они не могли ни объяснить, ни обосновать, тем более, что сама логика материализма категорически отрицает даже возможность существования таких закономерностей.
Ведь методом материализма является эмпиризм и абстракция. Знание является не более чем обобщением фактов материального мира, подверженного вечным изменениям. И Энгельс сам подчеркивал это: "Для диалектической философии нет ничего раз навсегда установленного, безусловного, святого. На всем и во всем видит она печать неизбежного падения, и ничто не может устоять перед ней, кроме непрерывного процесса возникновения и уничтожения, бесконечного восхождения от низшего к высшему. Она сама является лишь простым отражением этого процесса в мыслящем мозгу...". Но тогда, каким образом диалектический материализм пришел к идее законов диалектики имеющих неизменный характер? Как были выведены всеобщие законы до того, как были постигнуты все материальные объекты? Почему материальные объекты должны продолжать следовать каким-то законам, если их поведение не является неизменным? Поскольку ответов на эти вопросы диалектический материализм не имеет, их следует воспринимать в качестве риторических.
Неспособность или нежелание диалектического материализма сформулировать результаты своей теории познания и следовать им явились причиной появления специфической концепции истины.
2.4. Истина и практика.
Что может являться абсолютной истиной для материализма? Поскольку в материальном мире все материальные объекты одновременно воздействуют на все материальные объекты, то обладать полным знанием даже об одном объекте можно только обладая знанием о всех других объектах. Эмпиричность материалистического познания, кроме того, требует историчности, то есть знания всей истории материальных объектов. Все это означает, что абсолютная истина для диалектического материализма, это одновременное адекватное знание всех свойств, качеств и отношений всех существующих материальных объектов, как имеющих место сейчас, так и имевших место в прошлом с момента возникновения вселенной, либо в бесконечном временном интервале, если вселенная бесконечна во времени. Такое знание должно существовать в режиме реального времени, то есть мы в каждый момент времени должны знать обо всех изменениях, произошедших в материальном мире к данному моменту времени. Это значит, что абсолютная истина - это верное и полное знание о вселенной, не ограниченное в пространстве и ограниченное во времени только моментом существования такой истины.
Может ли абсолютная истина диалектического материализма быть достигнута человеком? Для этого человек должен был бы воспринимать одновременно все объекты материального мира, от микро- до макромира, что невозможно в силу физиологической ограниченности чувственного восприятия. Кроме того, человек должен был бы понимать свойства и отношения, существующие в материальном мире. Но это может иметь место только в случае наличия возможности достижения всеобщего и необходимого знания. Но мы уже выяснили, что ни чувственное восприятие, ни мышление в рамках диалектического материализма в принципе не могут дать такое знание.
Из сказанного можно сделать вывод о том, что достижение человеком или человечеством абсолютной истины невозможно. Более того, диалектический материализм не может достичь даже достоверного знания о том, существует ли вообще объективный материальный мир, абсолютную истину о котором он собирается постигать. Этот простой исходный вопрос материализму приходится решать при помощи ненавистного фидеизма.
Логично предположить, что все усилия, приложенные диалектическим материализмом в связи с разработкой концепции двойственной абсолютно-относительной истины, процессуального характера истины, являются ни чем иным, как попыткой завуалировать неспособность достижения истины, заложенную в диалектическом материализме. В самом деле, истина может быть только одна, и она может либо быть, либо не быть. Для диалектического материализма такой истиной может быть только абсолютная истина. Невозможность ее достижения, нашедшая отражение в данной работе, не вызывала сомнений даже у создателей диамата. И на данном этапе, доказательство несостоятельности теории познания диалектического материализма следует считать оконченным. Но для исчерпывающего осуществления данной задачи, выясним еще природу материалистической так называемой "относительной истины".
Ясно, что содержание относительной истины отличается от содержания абсолютной истины, и в этом смысле, относительная истина вообще не является истиной, поскольку истин не может быть две. Относительная истина является ни чем иным, как просто наличным знанием, о котором достоверно неизвестно истинно оно или ложно. Она является истиной лишь частично, в остальной части представляя собой ложь. Причем, не обладая абсолютной истиной, невозможно определить, какая часть относительной истины на самом деле является истиной, а какая нет.
Эта проблема полностью осознавалась советскими философами. Вот что пишет по этому поводу П.В. Копнин: "Но может возникнуть вопрос: если в движении реального процесса познания истина и заблуждение меняются местами, их противоположность относительна, то существуют ли какие-либо объективные критерии отличия истины от заблуждения в реальном познании? В самом деле, если в истинном обнаруживается момент заблуждения, а в заблуждении - истинная сторона, то как их различать? Количественно? Вряд ли можно установить, сколько моментов истинного содержится в теории, которая принимается современной наукой за истину". Предложенное решение выглядит весьма занимательно: "Остается только один путь - выявить качественное различие между истиной и заблуждением. И это возможно сделать, если рассматривать истину процессом, а не состоянием. Истина и заблуждение отличаются друг от друга по тенденции, направлению, а следовательно, результатам движения познания. В истине процесс движения мышления идет по пути объективно-верного отражения действительности, создания познавательного образа, глубоко и всесторонне постигающего объективную реальность, в ее действительных и возможных формах". Похоже, Копнин не осознает, что предлагает в качестве критерия истины саму истину, предварительно признав, что критерия истины не существует. В самом деле, как мы можем узнать, является ли тенденция познания истинной, если перед этим мы уже согласились в том, что не можем количественно определить соотношение в познании истины и заблуждения.
Утверждение, что проблему неполноты относительной истины можно решить при помощи применения понятия "процесс", является настолько грубой мистификацией, что вызывает удивление, как в это способен был кто-то поверить. Сама по себе неполнота относительной истины нисколько не изменяется от того, продолжается процесс познания или нет. Если найденная относительная истина является ложной, то она будет оставаться ложной, несмотря на то, что процесс познания продолжается. Софистика, применяемая материалистами для того, чтобы убедить нас в обладании истиной при помощи слова "процесс", настолько же наивна, как и утверждение о том, что поскольку мы продолжаем идти по направлению к Симферополю, мы уже находимся в Симферополе.
Настолько же непонятным является убеждение материалистов о возможности подтверждения истины при помощи практики. Практика является ни чем иным, как обычным чувственным восприятием следствия из произвольно заданной причины. Но сам тот факт, что мы самостоятельно создаем причину, никак не доказывает истинности восприятия следствия. Вот что пишет по этому поводу Г. Веттер: "...В практике убеждаются в том, что позже подтверждает принятая теория. В этом смысле удачный эксперимент должен доказывать правильность теории. Однако положительный или отрицательный результат эксперимента осознается нами только через чувственное восприятие. Но как раз и возникает вопрос, соответствует ли наше чувственное восприятие действительности. Действительность (объективная значимость) чувственного восприятия, которая приводит к осознанию положительного результата опыта, должна была бы, следовательно, со своей стороны снова проверяться практикой; таким образом, мы видели, что путем практики мы никогда не достигнем решения". Это означает, что практика неизбежно редуцируется к ощущению. И здесь мы можем выдвинуть против практики все те возражения, которые уже были выдвинуты нами против всеобщности и необходимости эмпирического знания. При этом, диалектический материализм оказывается в замкнутом круге. Достоверность ощущений он пытается доказать при помощи практики, истинность практики обосновывается достоверностью ощущений.
Как выходит из этой ситуации диалектический материализм? Традиционно: "...Махисты-субъективисты и агностики, ибо они недостаточно доверяют показаниям наших органов чувств, непоследовательно проводят сенсуализм. Они не признают объективной, независимой от человека реальности, как источника наших ощущений. Они не видят в ощущениях верного снимка с этой объективной реальности, приходя в прямое противоречие с естествознанием и открывая дверь для фидеизма". Оказывается, выход прост: надо просто "достаточно доверять показаниям наших органов чувств" и "видеть в ощущениях верный снимок" с объективной реальности. Единственная проблема такой позиции в том, что именно она и является фидеизмом.
2.5. Свобода воли.
Сознание для диалектического материализма является продуктом материальных процессов, происходящих в мозге человека. Субъективность, самосознание есть не более чем внутреннее осознание этих процессов, проявляющееся в отражении одними участками мозга процессов восприятия и мышления, происходящих в других участках мозга.
Работа мозга подчинена общей причинности, имеющей место в природе. Таким образом, все материальные процессы, осуществляющиеся в мозге и обусловливающие сознание, являются звеньями причинных цепей и имеют своими причинами либо явления внешнего мира, либо явления мозга. Работа мозга полностью подчинена причинности. И причинность эта имеет материальный характер. Это означает, что сознание, и производное от него поведение человека, могут иметь только материальные причины. Материализм не может допускать существование человека как чего-то отличного от материи. Это означало бы, что, будучи чем-то иным, человек оказывал бы волевое воздействие на материальный мир. Подобное допущение влекло бы недопустимый для материализма вывод о том, что причины движения материи могут иметь нематериальную природу. Следовательно, человек может быть причиной, обусловливающей содержание своего сознания и своих действий, только в случае, если он воспринимается в качестве материальной субстанции. Но как материальная субстанция он был бы полностью подчинен детерминизму, действующему в материальном мире. Материальная трактовка человека неизбежно порождает его восприятие в качестве механистически детерминированного материального агрегата.
Критика классиками марксизма и последующей советской философией вульгарного материализма, воспринимающего человека в качестве механизма, не может не восприниматься как необъяснимая. Ведь материализм не может быть иным, кроме как вульгарным. И логика этого утверждения непоколебима. Человек для материализма либо существует как материя, либо не существует. Но как материя он детерминирован материальной причинностью.
Но эта проблема имеет несколько более глубокие последствия. И следствием ее является вывод о том, что человек в качестве субъекта вообще не существует. В самом деле, в мозге отсутствуют участки или части, свободные от материального детерминизма. То есть, отсутствует то, что может быть воспринято в качестве субъекта произвольной воли. Это влечет вывод об отсутствии в материалистической философии того, что может быть названо субъектом и всего, что ему причастно - субъективного. Известно, что материализм пытается выйти из этой ситуации, предлагая принять в качестве субъективного внутреннее восприятие системой объективных процессов, происходящих в ней. Но это означает не более, чем предложение называть сенсоры и приборы, отражающие процессы, происходящие внутри механического устройства, субъектом или субъективным сознанием данного устройства. Но на деле, сами сенсоры и приборы являются такими же механическими устройствами, которые сами подвержены физической закономерности.
Данная проблема является неразрешимой. Отсутствие субъекта, способного на проявление необусловленной материальным детерминизмом произвольности, влечет невозможность приписывания этому субъекту каких бы то ни было атрибутов, включая свободу воли. Цепь материальной причинности является непрерывной, что не дает возможности считать причиной того или иного явления даже человека в качестве материальной системы. Материальный человек является не более, чем передаточным звеном общей причинности. При этом, вменение человеку какого-либо явления в качестве причины которого воспринимается только этот человек, означало бы разрыв причинной цепи, в качестве лишь конечного звена которой является человек как материальная система. Сама же цепь причинности не имеет ни ограничений, ни прерывов, и все ее элементы обладают равной значимостью. В этой связи, у меня вызывает настоящее удивление, что явилось причиной, заставившей советскую теорию права возлагать ответственность за те или иные явления только на один из элементов материальной причинности - человека, и почему именно на него. На мой взгляд, не менее логичным было бы наказание топора или отмычки. Думаю, что здесь определенное значение сыграла правовая традиция, истекшая из восприятия человека в качестве субъекта воли, присущая философии эксплуататорского общества. Очевидно, дальнейшее продвижение на пути к коммунизму повлекло бы устранение этого рудимента.
2.6. Этика.
Уже было отмечено, что марксистская этика по своей природе является коллективной. Ее нормы вырабатываются социальной общностью (классом). Поведение отдельного человека может оцениваться как соответствующее или не соответствующее данной морали только в зависимости от его подчинения или неподчинения установленным коллективом моральным нормам. Это означает что пролетарская и коммунистическая мораль отрицают возможность самостоятельного формирования человеком собственных моральных принципов, оставляя ему только возможность принять существующую мораль. Не является парадоксом, что в этической системе, нацеленной на обретение материального счастья коллективом, сложно обрести счастье кому-то конкретному.
Итак, субъектом формирования марксистской морали является не человек, а коллектив. Но каковы принципы построения такой морали? Марксизм дает строго утилитарный критерий морали. В силу общей материалистической установки, диалектический материализм считает моральным достижение определенной социальной общностью максимального материального обеспечения, которое сделает возможным достижение ей того, что в диалектическом материализме называется свободой. Речь идет именно о части общества. Дальнейшее развитие марксистской моральной теории обусловлено марксистскими же средствами достижения желаемого результата. Недостающие одной общности материальные блага предлагается изъять у другой общности. Это изъятие связывается с насилием, и этика диалектического материализма одобряет такое целесообразное насилие.
Однако основная проблема марксистской этики заключается не в тех целях, которые она пытается оправдать, а в том, что она не дает основополагающих критериев, которые могли бы явиться ее основой. Тем более, она не способна обосновать эти критерии. Это ведет к тому, что этика материализма дает цель, делает своим субъектом определенный коллектив, но в дальнейшем предоставляет данному коллективу самостоятельно решать, что является правильным, а что нет, для достижения коллективного благополучия. Таким образом, коллективная воля встает на неизбежный путь волюнтаризма, подкрепленного иллюзией безошибочности коллективного выбора. Если к этому добавить общую революционно-деструктивную интенцию марксистской морали, сопряженную с признанием аморализма и вредности тех, кто не разделяет коллективную мораль, то исторические проявления коммуно-пролетарской морали перестанут казаться случайными.
Утверждение о необоснованности и вытекающем из нее волюнтаризме марксистской морали, учитывая несомненную связь этой морали с советским правом, приобретает символическое подтверждение в самом определении права, данном марксистской юриспруденцией. Напомню, что советская теория права определяет право как возведенную в закон волю господствующего класса. Заметно, что определение не перегружено ценностно-содержательными характеристиками. Присутствует только констатация бессодержательной воли, направленность которой, очевидно, должна формироваться коллективным представлением об утилитарной целесообразности.
Хотя марксисты и пыталась увязать свою мораль с некими ценностными ориентирами, наподобие гуманизма, солидарности трудящихся, равенства и самоотдачи, подобные ориентиры мало увязываются с утилитарными целями марксистской этики. На пути достижения своих утилитарных задач, марксистская этика неизбежно впадает в релятивизм, и решительно не может объяснить, почему благополучие пролетариата предпочтительнее благополучия другого класса или отдельного лица, и почему на пути к этому благополучию следует руководствоваться еще какими-то моральными императивами, вступающими в явное противоречие с основополагающей утилитарной целью. В самом деле, что может противопоставить пролетарская этика предполагаемой этике буржуазии, также преследующей цель собственного материального благополучия, кроме количественного перевеса пролетариев?
Однако, действительная природа этики имеет мало общего с целесообразностью. Для этики важна императивность и непреложность. Своей априорностью и константностью моральные нормы сами должны определять цели человека и общества, а не быть размытой релятивистско-диалектической отсебятиной. И в этом смысле, подлинная этика, как и подлинная философия всегда метафизична. Она не может сводиться к человеку, или его благополучию, и должна выходить за пределы человека, давая ему незыблемые ориентиры для совершенствования, выхода за ограниченный предел человеческого. Те общечеловеческие ценности, которые марксисты пытались включить в круг своей коммунистической этики, являясь достижением религиозной культуры, никогда не могли быть выработаны самим марксизмом. Это подтверждается тем, что, даже будучи восприняты, они претерпели фундаментальное извращение и деградацию.
Кроме того, этика марксизма сталкивается еще с одним существенным затруднением. Поскольку, как мы уже установили, человек в системе диалектического материализма вообще не является субъектом воли, так как все его мышление и поведение детерминированы материальными процессами, происходящими в его мозге, возникает вопрос, каким образом вообще возможна моральная оценка человеческих поступков. Будучи проявлением движения материального мира, движение человеческих представлений и человеческого тела принципиально ничем не отличается от любых форм движения других материальных объектов. В этом смысле, непонятно почему материалистическая этика выбрала своим объектом именно человека? Таким же естественным для нее была бы моральная оценка стихийных явлений или движения планет.
В заключение хочу отметить одно следствие из положений диалектического материализма. Как уже было сказано, сознание, согласно марксизму, адекватно отражает внешний мир потому, что оно и мир имеют общую материальную основу: сознание - продукт природы. Какие следствия влечет данное положение? Эти следствия формулирует сам марксизм. Законы природы тождественны законам мышления, диалектика, логика и теория познания тождественны. Что это означает? Похоже, марксисты никогда не задавали себе этот вопрос. Это означает ни что иное, как то, что материальный мир подчинен законам логики, то есть разумен и имеет рациональную структуру.
Вопрос познания практически невозможно решить без постулирования единородности сознания и мира. Познаваемость мира свидетельствует о его логической структуре. В противном случае познание невозможно: рациональное познание и иррациональный мир были бы трансцендентны друг другу. Марксизм отвергал креационистское выведение мира из логики, но сам не смог найти ничего лучшего, как вывести логику из мира.
Все это удивительно. Но подойдем к вопросу по марксистски, то есть исторически. Если предположить, что человеческий разум не возник одномоментно в результате творения, а является результатом длительного процесса повышения способности человека к восприятию мира, то получается следующее. Познавательные органы и способности человека функционально предназначены для восприятия тех или иных свойств внешнего мира. Свет создал зрение, плотность породила осязание. О чем может свидетельствовать наличие у человека разума, функционирующего в соответствии с законами логики, если не о том что этот разум является средством восприятия таких качеств мира, которые могут быть восприняты именно разумом. Для эволюционистов должно быть неоспоримым фактом то, что логика и рациональность являются порождением внешнего мира. Не разум диктует миру упорядоченность, но упорядоченность мира детерминирует разум. Историческое развитие рационального познания повлекло соответствующее увеличение количества распознаваемых элементов мира, имеющих рациональную структуру. Очевидно, что этот процесс будет продолжаться. Это означает, что объем рациональности, заключающийся в структуре мира значительно превышает рациональность человека. Разумность человека следует за разумностью мира и стремится к ней. Мир учит человека разумности.
Уверен, что марксисты стали бы отрицать все это. Но все сказанное неизбежно вытекает из марксистского тезиса о тождестве законов бытия и мышления, между тем, как этот тезис положен в самый фундамент материалистической теории познания и не может быть изъят без падения всей системы. Но откуда берется логичность мира и что это вообще такое. Марксизм безмолвствует: он не прошел и половины пути даже до постановки вопроса.
Таковы онтология и теория познания диалектического материализма. Насколько они убедительны - решать вам, каждый сам делает свой выбор. Сам же я думаю, что философская система, считающая наиболее разумным существом во вселенной Карла Маркса, вряд ли может восприниматься всерьез.
Симферополь, 2003
Хотя диамат и признает значение рационального познания, однако как содержание, так и формы мышления, он выводит из "объективного", т.е. внешнего мира, отрицая априорное содержание разума и априорные формы мышления.
Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии/Маркс К., Энгельс Ф. Избранные произведения. В 3-х т. Т. 3. - М, 1981, с. 382.
Ленин В.И. Материализм и эмпириокритицизм. - Полн. собр. соч., т. 18, с. 131.
Там же, с. 49.
Там же, с. 275.
В этой связи уместно заметить, что именно "фидеизм" (учение, основанное на вере) является наиболее употребимым словом в лексиконе Ульянова, применяемым для проштамповки философских противников.
Энгельс Ф. Анти-Дюринг. Переворот в науке, произведенный господином Евгением Дюрингом. - М.: 1983, с. 30.
Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии/Маркс К., Энгельс Ф. Избранные произведения. В 3-х т. Т. 3. - М, 1981, с. 385.
Ленин В.И. Материализм и эмпириокритицизм. - Полн. собр. соч., т. 18, с. 85.