Малышкина Ольга работает учителем младших классов в школе для детей особой одаренности, преимущественно мальчиков. Она никогда не называет это психиатрическим стационаром, потому что такое определение никому не понравится. Ей тоже приятнее думать, что он преподаватель. "Малышкина, а преподаешь то ты что?" - спросил ее как-то бывший одноклассник после распития изрядного количества алкогольного напитка, а она ему в ответ колкости только, "будешь умничать, сегодня не дам".
Мы придерживаемся ее собственного протокола с этой "учительницей". Учительница для мальчиков с задержками умственного развития. "Не нагнетайте", - говорит она нам, прибирая белокурые локоны и поправляя помаду. "Мальчики все одинаковые, пропащие сорванцы", говорит Ольга, прикуривая от плиты сигарету. "А я сверху наблюдаю, чтоб порядок был. И если что вдруг в меня кинут, чтобы перехватить успела". Мальчики могут горшок с фекалиями, например, запустить в воспитательницу. Малышкиной еще пока не прилетело, но она остерегается. "И если мальчики размажут какашки по стенке, то мне потом все это убирать, отскребать с кафеля лопаткой", - Ольга подкрашивает ресницы и выщипывает волосинку из носа. "Или когда они пипирки друг у друга теребят, нужно ненавязчиво разнять, чтобы не спаривались, разъяснить им, что это неправильно", - Малышкина говорит все это из лифта, поднимаясь на наш этаж. "Ну что стоите, сделайте мне кофе, я замерзла", - она наконец-то усаживается в своей шубе и закидывает правую ногу на левую. "А у меня еще и цистит выявили", - и она показывает на низ живота длинным высушенным пальцем, напоминающим коготь летучей мыши. "И еще один из них меня за грудь потрогал, высоченный такой, под два метра, взял и потрогал, представляете?".
А что тебе не понравилось? - наконец что-то успеваем спросить мы. Малышкина выпучила глаза и смотрит на нас в упор. "Вы что больные? Как такое понравится может? Я же на работе". Она рассказывает, как молодой человек получил от нее коленом между ног. "И потом я еще охранника Толю вызвала". Малышкина вспоминает своего бывшего ухажера, с которым заведующая застукала ее в овощной подсобке. Толя ей самой нравился. "Ну и пусть бы взяла себе, я в нем не заинтересовала", - говорит Малышкина, когда мы ей напоминаем, что она должна немного соблюдать субординации, чтобы ее не выперли. "Не спать с фаворитами заведующей отделением". Например.
Малышкина просит ей налить, приходится вытащить наш злосчастный коньяк, который вообще-то был припасен на случай ядерной войны. Она отхлебывает полкружки и заедает огурцом. "У них еще глаза осоловевшие последнее время. Блестят на солнце. У всех сразу. Нянечки замечают", - говорит она, - "им точно что-то в еду подмешивать начали". Она снимает свою шубу и остается в черном миниатюрном платьице. Мы должны были подумать, что она шла после свидания. "А я и шла", - оправдывается Ольга, - "но не с Толяном, с ним только перепихон в подсобке". Нам не терпится спросить с кем же, кто этот новенький. Очередной семнадцатилетний? "Ну нет, с малолетками все, устала, хочу ровесника. Мне кто-нибудь сделает наконец чертов кофе?". Мы предлагаем ей салат, рукколу с оливковым маслом, но Малышкина поднимает нас на смех. "Колбаса есть?". "Чипсы?".
Оля, ну с кем ты на свидание ходила? - скулим жалобно мы. Колбасы и сала у нас нет, ей этого не знать. "Ладно, давай свою рукколу". Пока один из нах занимается приготовлением диетического ужина для нашей подруги, она рассказывает, что мужик в Газпроме работает, достойный, с брюхом. "Видно, что при бабле", - она продолжает верить, что он ей перезвонит. "Сорок семь лет, разведен, есть дети, настроен на создание семьи". Малышкина, с тобой что ли? Ты себя в зеркале видела? Она кидает в нашу сторону огуречный огрызок, обвиняя нас в предвзятости и необъективности. "А что со мной не так? Баба как баба. Не первой свежести, так и он тоже на пятом десятке". Малышкина, ты же страшная, говорит ей Данила, на крокодила похожа. В его сторону летит вилка. Данила уворачивается и прибор падает на пол. "Офигел совсем?", - орет на него она. "Я девочка в соку". При слове "девочка" все начинают ржать, включая и саму Малышкину. Вит дает ей салат, "на жри". Малышкина надкусывает лист рукколы и кривится, демонстративно изображая рвотные позывы. "Ну и мерзость же эта ваша трава". Она запивает все это коньяком и сплевывает на пол пенистую жижу слюны. "Пацаны, вы здесь вообще одичали, вам бы сходить куда-нибудь развеяться", - от нее пахнет водянистой лавандой. "Сходим", - рявкает Данила, который только и делает, что-куда- то ходит. "Малышкина, так что с мужиком из Газпрома было", - спрашивает он.
"Ну я ему все потрогала, попочкой повернулась когда надо было, он вроде бы не против, но потом жена позвонила и он сразу переменился. Под каблук встал". И дальше что? "Да ничего, я ему ротиком поработала в машине, расслабила так сказать, потом он меня высадил на остановке, сказал позвонит". Он тебя что не мог в Перово отвезти после работы ротиком, в знак благодарности? "Ну я же не проститутка, чтоб меня возили". Малышкина, ты правда веришь, что мужик позвонит? "Обещал". Малышкина, у него жена есть, - нагнетает ей в лицо Данила, скрутив из газеты горн. Все понимают, что Малышкина в ее розовых очках безнадежна и мы не хотим ломать ее внутренние построения комфортной для нее реальности. Обещал, значит позвонит.
За окном раздувается черная ночная тьма, ветер скулит старым волком, зимнеет с каждым днем все больше, еще немного и мороз подсушит выпавший снег, сделав его хрустящим и высохшим под ногами. На детской площадке внизу какой-то алкаш причитая выпрашивает прощения у злосмотрящей сутулой женщины, называя ее ласково по имени. Рядом двумя ногами в луже стоит оплывший ребенок в драном пальтишке, своими габаритами походящий скорее на тумбочку. "Ну прости ты уже меня, любушка", - завывает мужик, - "ну оступился я, как замолить грех?".
Малышкина говорит, что пойдет вмешается, бабу надоумит. А сама чуть на ногах стоит. Мы ее подталкиваем к двери, давай иди. Она что-то начинает оправдываться, что уже поздно и вообще она пошутила, а мы не так поняли, но решение принято. "А вот и пойду раз так", - говорит она, - "где моя шубка". Данила дает ей верхнюю одежду и подталкивает к выходу. Малышкина, тебе пора уже, иди людям подсоби чего из своего опыта. Мы все смеемся, пока она застегивает шубу и запихивает в карман оставшийся коньяк. Ну вот и все, бутылки пойла на случай ядерной войны у нас больше нет. Потом мы еще пару минут прощаемся, обнимаемся и целуемся. Малышкина засовывает свой язык в рот Даниле, отчего он весь искажается в лице и кричит ей "фу, Малышкина, у тебя изо рта воняет". А она ему говорит, что вот нашей этой рукколой и воняет. Что конечно же не правда. Она спускается пешком вниз, затягивая напев какой-то нестройной мелодии, и лучше бы она этого не делала. Старуха с первого завтра придет к нам жаловаться, она чуть что к нам с жалобами, мы у нее во всем виноваты.
Где-то на улице слышится мат навзрыд, женщина клянет по третьему кругу мужика, пока Малышкина стоит и подкрашивает губы, она шатается и мы все ждем ее падения в мокрую подмерзшую лужу, прямо в ее этой ненавистной нам шубе. Данила орет ей, Малышкина в лужу попой садись. А она ему показывает поднятый вверх палец и направляется к ссорящимся. "Сейчас разберусь", - говорит она, все ближе подбираясь к этим двум. "А что это вы здесь устроили в такое время", - начинает было она, отчего мужик замолкает и принимается что-то объяснять Малышкиной. Мы слышим, как женщина говорит "ну вы понимаете...а я ему...а потом я узнала..." Малышкина сочувственно кивает, говорит, что "как женщина ее понимает". Сейчас про свою работу начнет им рассказывать, говорит Дэн и мы начинаем смеяться, изображая как Малышкина отдирает засохшие какашки с кафельных стен.