Война миров: чьей идеологии принадлежит право первородства в НФ? 55
Одним лишь светом 58
Эпический Пух 71
Предисловие
Призрак бродит по Европе - и по Азии, и по Америке, - добавим мы.
После десятилетий рейгановско-тэтчеровской реакции, когда типичный диктатор на содержании, Пиночет, - признавался положительным культурным героем, когда так называемая стим- и киберпанк-фантастика, предшественница нынешних альтернативных историй - выставляла революционеров полусумасшедшими уголовниками, а промышленных лордов - прометеями.., да что там, все мы это видели, читали и полагали последним словом постиндустриального прогресса.
Прогремевшее повсюду Оккупай-движение, избрание Джереми Корбина лидером английских лейбористов и кампания Берни Сандерса по вступлению в американскую президентскую гонку демонстрируют, что в самых развитых странах Запада угнетенные классы не удовлетворены существующей системой и готовы продолжить борьбу за равноправие и справедливое распределение общественного богатства.
Призрак бродит повсюду, от Венесуэлы и Украины до Курдистана и США. Пусть не везде одинаково верна его поступь. Если в непризнанных республиках стремление к народному самоуправлению подменено затхлым идеалом "русского мира" и скуплено олигархами - мы верим, что в этом противоборстве народ еще не сказал последнего слова!
Мы помним погибших и продолжающих борьбу за народную власть товарищей. И смотрим в будущее с уверенностью, основанной на марксистском понимании общественно-политических процессов.
Как коммунисты мы безусловно выступаем за научный и социальный прогресс. Сменяемость власти прогрессивнее и демократичнее чем авторитаризм, в том числе путинский. Однако, борьба за сменяемость одних капиталистов другими - не должна превращаться в главную цель и подменять классовую борьбу. Правящий класс всегда найдет способ купить, реорганизовать и подмять под себя любое, самое благонамеренное правительство, как показывает пример "Сиризы" в Греции. Если либеральная оппозиция борется за то, чтобы продажные чиновники не мешали свободному развитию бизнеса - коммунисты не должны упускать из вида, что и те и другие лишь паразиты, эксплуатирующие трудящихся, и различаются только стратегией эксплуатации.
Перефразируя одного из блогеров, "Мы не за Путина и не за сменяемость власти. Мы за вечную народную власть!"
Одно из главных заблуждений, препятствующих осознанию своих интересов трудящимися - это наивная вера в то, что при "правильном капитализме" каждый может стать мелким предпринимателем, хозяином своего дела.
Разумеется, объективные законы концентрации капитала не допускают существования республики мелких лавочников в 21-ом веке. Мы давно живем в мире торговых сетей и аграрно-промышленных консорциумов, мультинациональных корпораций и аутсорсинга. Очарованные "приличными европейскими странами" мелкие российские буржуа не замечают, что благополучие этих государств основывается на эксплуатации третьего мира; что социальные гарантии, отвоеванные рабочими и крестьянами в нелегкой борьбе, съеживаются как шагреневая кожа; что обнищание пролетариата и безработица растут повсюду; что Европейский союз без границ трещит под натиском миллионов беженцев из разрушенных им же ближневосточных стран; что в отсутствие активно действующих коммунистических партий и движений, - образовавшийся на "освобожденных от диктаторов" территориях вакуум быстро заполняется бандами пещерных религиозных фанатиков.
Поистине, с каждым днем становится яснее, что социализм или варварство - вот истинная дилемма нашего времени. Конкурентная борьба всех против всех, будь то патриархально - взяточническая модель периферийного капитализма или прикрытая красивыми фразами о равноправии и свободных выборах борьба лоббистов соперничающих бизнес-кланов, - на самом деле не противостоит наступлению средневековой разрухи и хаоса в бывших развивающихся регионах и остатках соцлагеря. "Золотой миллиард" умело использует исламистов и националистов в собственных интересах, разделяет и властвует.
Ворюги и кровопийцы не враждуют, а прекрасно дополняют друг друга. Выбор между ними - типичная ловушка для политически близоруких людей.
И все же, - возможно ли, что заканчивается долгий период контрреволюций?
Люди начинают осознавать, что разделяет их - и что объединяет. Что враг - это бедность, война, невежество и всевозможные виды клерикализма. Что будто бы невинные фантазии консерваторов представляют огромную опасность в социуме, овладевшем электромагнитной и ядерной энергиями, но по-прежнему неспособным накормить и вылечить своих граждан.
За фасадом так называемого общества потребления, показавшего полную несостоятельность, - зреют новые силы обновленной коммунистической идеи.
"И где-то внутри этого только что закончившегося пятидесятилетнего периода историки будущего произвольно проведут условную черту и скажут: "С этого момента начался развал Галактической Империи". (А. Азимов, "Основание").
Наш долг как редакции альманаха коммунистической фантастики - показать эти общественные процессы отраженными в творчестве и публицистике русскоязычных и зарубежных авторов.
Ия Корецкая
ПРОЗА
Aлександр Харченко
Прыжок к свободе
Когда Малик и Ван-Суси объявили об окончании своих экспериментов с капсулой проникновения, человечество буквально взорвалось изнутри. Таких конфликтов земная история не знала столетиями.
И в самом деле, теория темпорального перехода не давала однозначного ответа на пресловутый вопрос о "парадоксе бабочки". Малейшее вмешательство в прошлое Вселенной могло привести к неостановимому изменению мира; всё, существовавшее ныне, могло навеки исчезнуть - не погибнуть, не раствориться, а просто перестать существовать во времени. И хотя наблюдаемые физические явления в зонах естественной турбулентности течения времени позволяли объявить эти опасения предрассудками, хотя современная теория информации давно уже позволила раз и навсегда избавиться от однозначности в понимании вопросов причинно-следственной связи - страх оставался. Ещё бы; ведь на карту была поставлена история Земли, в том числе история её последних веков, времени единства и коллективного труда всего человечества.
Поэтому, как только стало возможным натурное испытание первой (и, возможно, единственной) капсулы проникновения, предупреждающие голоса посыпались со всех сторон:
- Человечество Земли слишком совершенно, чтобы рисковать им! Это плод не только миллионов лет эволюции, но и тысячелетий наших отчаянных попыток преодолеть несовершенство общества. Рискуя изменить нашу историю, мы рискуем всеми теми реальными достижениями, которые есть уже сейчас в наших руках.
Эта позиция, разумная и взвешенная, не выходила, в общем-то, за рамки парадигмы научного и общественного развития, принятой на Земле. Однако же сама категоричность подобной постановки вопроса, особенно со стороны старшего поколения, внезапно вызвала в обществе постепенно нарастающий отпор.
- О, совершенные! - иронически возглашали сторонники эксперимента. - Вы постигли своей непревзойдённой мудростью все возможные пути человечества, вы берётесь определять их, согласно заветам предков, ныне, присно и во веки веков! Нас же беспокоят не столько научные открытия и теории, сколько реальная возможность помочь людям прошлого. Сами они не смогли выпутаться из тисков страдания, в которые загнали их непознанные вовремя исторические закономерности! Не должны ли теперь мы, их благодарные потомки, в своём всемогуществе и совершенстве помочь нашим предкам преодолеть исторические кризисы, по крайней мере, с меньшим ужасом и болью?!
Такая постановка вопроса породила в обществе двойной резонанс.
- Мало того, что вы предлагаете целой цивилизации - миллиардам разумных существ! - рискнуть собственным существованием ради призрачной цели! Кто, в конце концов, возьмётся поручиться, что ваше вмешательство не приведёт к ещё большим жертвам и ужасам на историческом пути?! Но вы ещё и хотите лишить наше человечество - нас! - самой его истории, его героев и его мучеников! Лишить всего того, что привело нас к нашему нынешнему состоянию, к прекрасному, неторопливому и чистому настоящему нашего мира! Нет уж, пусть мёртвые сами хоронят своих мертвецов. Они выполнили свой долг перед нами, они дали нам наш мир и нас самих - таких, какими мы себя знаем и ценим. Нельзя покушаться на эти завоевания!
- Ах, они выполнили свой долг перед вами! - возмущался Нильсен, один из главных сторонников эксперимента со временем. - А вы им, случаем, отдать свой должок не желаете?! Или вы уже никому ничего не должны? Как всякое совершенство, вы в принципе не обладаете никакими стимулами к внутреннему развитию; в частности же, и совесть вас не мучает! Уйду от вас, в дальний космос уйду! Не хочу иметь ничего общего с миром зажравшихся, совершенных в своей отвратительности мещан!
На попытки справедливо урезонить его, напоминая о соображениях общественной безопасности, Нильсен грязно ругался:
- Подарю каждому совершенному существу по лазерному ватерпасу! Чтобы вымеряли, достаточно ли ровно они на собственных задницах сидят! А то вдруг случится ужас и позор: существо возвышенное и прекрасное, совершенное, как платоновская идея, а на заднице сидит неровно, отклонение аж до трёх миллиметров по каждой оси! Позору не оберёшься!
С Нильсеном перестали разговаривать и стали его ругать. В отместку, как и следовало ожидать, Нильсен и его сторонники собрали вокруг себя партию молодых радикалов, а ругань самого Нильсена стала откровенно неприемлемой:
- Вы - либеральные демократы! - крыл он своих оппонентов, не утруждая себя более научной и этической аргументацией.
Сторонники эксперимента тоже составляли немалую часть общества. Их соображения были куда менее доступными для логики, зато обладали заманчивым и дразнящим ароматом всемогущества:
- Вы хоть представляете, какие возможности это даст?! Человечество выигрывает во времени развития, выигрывает в отсутствии страданий и исторических мерзостей. Да, новый мир создаётся в борьбе с трудностями. Но трудности мира и гнусность общества - не синонимы! Мы не знаем тех проблем, которые знали люди прошлого, сражавшиеся с себе подобными; но разве меньше стало у нас героев, или много легче стала наша жизнь?! Нет, у нас сменились и задачи, и масштабы, но история не прекратила своё течение. Отчего же вы опасаетесь, что люди нашего прошлого внезапно окажутся хуже и слабее нас, только оттого, что им не придётся драться друг с другом в таких масштабах?
- Но они и были и хуже, и слабее, - возражали противники опыта. - Мы, совершенные физически и психически, не могли бы ужиться с ними в одном обществе. Стоит ли тратить своё драгоценное время, разбираясь с давно отмершей исторической грязью?!
На этом месте "либерал-демократами" начал ругать оппонентов не только Нильсен, и дискуссия быстро приняла совершенно недопустимые в обществе формы.
К вихревой циркуляции страстей подключились проснувшиеся лирики, безошибочно учуявшие в общественных настроениях некий кладбищенский запах. Сетевые издания наполнились поэтичными описаниями разнообразных сцен всеобщей гибели Земли в результате непродуманного научного эксперимента. Роман Эмили Траубштихель о последних днях существования пожилой пары, трогательно прощающейся со своими детьми, внуками, коллегами и учениками накануне неизбежного исчезновения землян из исторической последовательности Вселенной, тронул немало умов и сердец. Пламенная исповедь писателя Салмана Карманкули, прозванного "остаточным националистом", пугала человечество призраком гибели самобытной культуры Западного Казахстана, в том случае, если бы эксперимент по историческому вмешательству состоялся хоть в каком-нибудь виде.
Между тем физика темпорального поля не стояла без движения, и талантливая Мэйян Сичжэнь продемонстрировала возможность изоляции объекта на макроуровне от последствий вмешательства в его прошлое. Мысль об экспериментах с историей получила новое дыхание; однако самые яростные апологеты новой технологии пришли в чувство, стоило Независимой экономической комиссии огласить данные расчётов по трудовым затратам на изоляцию Солнечной Системы от исторических изменений. При текущих темпах развития, ставя себе задачу защиты истории как первоочередную, экономика всей Земли затратила бы на реализацию такого проекта не менее семнадцати тысяч лет. Астроинженерные масштабы работ всё ещё оставались лакомым, но недосягаемым кусочком для человечества.
Выход был найден в упрощении. На внеземных объектах к тому моменту работало семьдесят три тысячи человек, а вклад этих объектов в экономику, при всём фантастическом богатстве внеземельных ресурсов, составлял не более четверти процента. Поскольку путешествия во времени сулили не только возможность вмешательства в историю, но и прямые выгоды от различных открытий и изобретений, связанных с ними, то решено было на краткое время отказаться от покорения космического пространства ради битвы за власть над временем. В рекордно короткий срок - четыре года! - вокруг Земли был возведён Изолят, сеть гравитемпоральных спутников, составленная по схеме Мэйян Сичжэнь и защищающая нынешнюю Землю от пагубного и вредоносного влияния той Земли, какой она могла бы стать в результате разнообразных манипуляций с историей.
Макроэксперименты с засылкой в прошлое инертных масс показали полную работоспособность Изолята, хотя шутники и умеренные невежды всё же злословили относительно вымирания динозавров и вспышек сверхновых звёзд. Вслед за брусками иридия и кобальта в прошлое ушла первая обитаемая капсула времени; двести шестнадцать её пассажиров, включая престарелого Ван-Суси и с облегчением отправлявшегося в это добровольное изгнание Нильсена, стартовали в произвольную точку времени, находящуюся, по условиям задачи, далеко за границей существования человечества не только как цивилизации, но и как вида. Никто из оставшихся землян не исчез и не изменился; если Изолят и не работал, то проверить этот факт современные представления об эпистемологии научного знания никак не позволяли. Год косвенных проверок подтвердил полную преемственность человеческой истории и всей эволюции живой материи на Земле. Что до положения дел в других мирах, о нём сказать было сложнее; Изолят во время работы пропускал сквозь себя лишь солнечный свет, да и то рассеивал его в виде туманного облака. Только после успешного старта главной, "исторической", капсулы можно было бы безопасно выключить поле Изолята и посмотреть вновь на окружающий Землю мегамир.
Старт капсулы проникновения с четырьмя тысячами профессионалов в различных областях, готовых исправить и ускорить историческое развитие человечества, стал к тому моменту делом почти решённым. Под тускло фосфоресцирующим небом Изолята миллиарды людей спорили, решали, высчитывали и вычерчивали, проверяли и перепроверяли, маялись грузом ответственности и тянулись сердцем к несбывшемуся. Ставились и сотнями решались сложнейшие вопросы, балансировавшие на тонкой грани между прикладным естествознанием и онтологией всеобщего бытия:
- Если сейчас вся история Земли будет исправлена, но для нас историческая последовательность останется в неприкосновенности, то что же мы тогда исправляем?! Не будет ли это созданием нового человечества взамен старого?
- Никто из нас сам не принимал участия в событиях прошлого. Для нас они - всего лишь груз информации, как картины или книги. Мы существуем благодаря этим событиям, но они - лишь информационная матрица, на которой строится наше физическое существование. Фактически, Изолят и капсула проникновения переводят эти события из физического времени в виртуальное; реальные страдания и ошибки становятся страданиями и ошибками, существующими лишь в модели, заданной нашей коллективной памятью.
- А мы тем временем прописываем своими действиями новую модель бытия? Тогда как вообще отличить реальность от нашего вымысла? Что вообще существует, а что является простым плодом игры нашего воображения?!
- Какой дремучий, махровый идеализм! Игра нашего воображения, о которой вы столь пренебрежительно отзываетесь, не просто существует; она - часть материального бытия Вселенной, и притом часть наиболее сложная, наиболее высокоорганизованная! Не будь воображения, уводящего разум вдаль и вверх, где были бы мы все сейчас? Пасли бы овец, копали бы землю кошкой-цапкой... и то вряд ли! Разум без воображения так же пуст и мёртв, как сама Вселенная мертва и пуста без разума!
- Но позвольте: нельзя разрешать сознанию, не опирающемуся на неустанный и кропотливый труд, так своевольно хозяйничать в мире материальных вещей! Сперва мы получаем исправленную историю, а потом что - исправленную физику? Астрономию? Биологию, в конце концов?! Мы можем остаться в итоге без осознания понятия о необходимости, последовательности поступков, понятия коллективного усилия, которое привело нас к нынешнему благу!
- Нынешнее благо не идеально и не вечно; пройдёт время, и наше нынешнее бытие будет казаться беспросветным ужасом, полным болезненного, а главное, неосмысленного самоограничения. А от вашего понимания необходимости недалеко и до оправдания самой концепции страдания: страдание, мол, возвышает! Но это не так. Всякий страдавший знает, что возвышает не страдание, а могучее, волевое преодоление породивших его обстоятельств; безысходное страдание, напротив, становится мукой и разбивает самые твёрдые сердца! Мы хотим разорвать две цепи разом: оковы материальной необходимости для нас, и страдание, вызванное несовершенством устройства разумной жизни - для тех, кто мог бы быть нашими предками. Разве такое преодоление не возвышает сверх меры всякого, кто принимает участие в нём?!
- В том-то и загвоздка: сверх меры! Мера нужна во всём, и в общественном совершенствовании тоже... Человечество просто не готово к такому уровню могущества.
- А, ну, это старая песня, и мы её слушать уже устали. То человечество было не готово к всеобщему образованию, то к социализму, то к общественному воспитанию детей, а вот теперь уже и к управлению собственной судьбой не готово! А кто готов-то? Ареопаг старцев в белых хитонах?! Инопланетяне с Альфы Девки, которые прилетят и наконец-то возьмут нашу судьбу в свои руки?!
- А почему бы и не инопланетяне? Человечество - это жестокое и неразумное дитя Вселенной; должны же найтись старые и мудрые расы, которые придут к нам в критический час и отберут у нас наши опасные игрушки...
- Ах вы, либеральные демократы!
В такой перегретой обстановке Центр темпоральных исследований и открыл прямую дискуссию о методах, целях и, главное, точке приложения усилий "исторического десанта", направляемого на капсуле проникновения прямиком в прошлое Земли. Пик дискуссии пришёлся на официальный выходной день, и шесть миллиардов взрослых землян, оставив повседневные заботы, приникли к приёмникам самых разных моделей, готовясь принять участие в решении судеб всего мира. Доклады научных и общественных комиссий, выступления групп активистов, стоявших на самых различных платформах, должны были определить ход финальной стадии этого грандиозного и, в самом прямом смысле слова, исторического эксперимента.
Как это часто случается в общественных дискуссиях, началось с самых громких и самых невменяемых предложений. Одно из них требовало направить группу историков в 1941 год, чтобы непременно и всесторонне ознакомить товарища Сталина с чертежами атомной бомбы, гранатомёта и автомата под промежуточный патрон. Другое, не менее кретинское, предлагало создать в Древней Греции накануне римской оккупации тайные, но всесильные союзы лесбиянок и педерастов под эгидой мистериальных языческих культов, чтобы впоследствии противостоять с их помощью всеразрушающему шествию христианской морали по просторам Евразии.
Психи на этот раз попались очень глупые, зато очень громкие. Для того, чтобы заставить их замолчать, председателю собрания пришлось прибегнуть к регламентной процедуре - выдворению. Под последние возгласы удаляемых активистов, вроде "Правды вам не замолчать! Гомокоммунизм придёт на смену прогнившему режиму коммунофеодализма!", со своими докладами выступили один за другим представители других инициативных групп и гражданских платформ. Быстро выделились три более или менее чётких позиции, именно в силу своей чёткости оказавшихся абсолютно непримиримыми,
"Революционеры" настаивали на быстрой и эффективной помощи силам, в рамках земной истории преобразующим общественный строй на разумных, сознательных началах. Поскольку все подобные революции были революциями социалистическими, то и посылка отряда из будущего рассматривалась примерно как отправка интернациональной бригады в тот исторический период, когда с помощью быстрой победы коммунизма и всемирной диктатуры рабочего класса можно было избежать множества последующих мерзостей, вроде Гитлера или писателей-деревенщиков. Соответственно, не стояла слишком остро и проблема контакта: охваченные революционным порывом массы приняли бы помощь от коммунистического общества будущих веков как явление закономерное и желательное, не утруждая себя либерально-демократическими бреднями в стиле "имеем ли мы право?". Эта позиция импонировала своей романтичностью и радикализмом широкому кругу увлечённых людей, а особенно, конечно же, молодёжи.
Возражая "революционерам", "экономисты" отвечали, что попытки социалистических преобразований общества охватывали в целом лишь последние три или четыре сотни лет до наступления эры всепланетного социалистического, а затем и коммунистического общества. Пусть в абсолютном исчислении этот период и захватывал большинство людей, живших когда бы то ни было на Земле, но в отношении исторической эволюции он оказывался при ближайшем рассмотрении слишком приближен к современности. Опираясь на экономику, технику и науку, люди сами прекрасно, хотя и с нередкими откатами в прошлое, справились с переходом к новому строю. Тысячелетиями же прогресс цивилизации полз, как улитка по сухой щебёнке, останавливаясь надолго то там, то сям из-за простого исчерпания производительных сил. Следовательно, подъём производительных возможностей, ранняя научная и техническая революция и как можно более ускоренный переход к высшей из неорганизованных, стихийных формаций, должны были быть реальной целью прогресса. Самым разумным сценарием из предложенных "экономистами" было разрушение хозяйственной монополии латифундий в Древнем Риме и распад общества "джентри" в Китае, с последующим рывком Запада и Востока, а затем и арабского мира, к торговле, а через неё и к промышленному производству. Позволить человечеству сэкономить на развитии около полутора тысяч лет, довольно бесцельно занятых застоем средневековья, выглядело весьма благодарной идеей. Её сторонниками были многие мужчины среднего и старшего возраста, занятые на производстве и в общественной организации, а также те из женщин, кто в полной мере осознал вызовы времени и сознательно отрёкся от игры в "слабый, но прекрасный пол", принимая наравне с мужчинами участие в трудах и заботах всей современной Земли.
"Гуманисты" же предлагали начать не с экономики, а с самой природы человека, с воспитания тех начал, которые составляли основу психического и физического развития землянина. И в самом деле, ведь маленький землянин, вырастая, не проходит через все страдания своих предков, не несёт в себе весь груз их персонального и общественного опыта. Общество формирует его заранее, используя воспитательную, культурную, трудовую, физическую нагрузки; так садовод выращивает здоровое и сильное дерево, способное дать обильные плоды. Зачем же вообще, спрашивали "гуманисты", заставлять проходить периоды войн, лишений и экономического принуждения, если те же самые методы воспитания можно было бы принести людям на самой заре человечества, вырастив знающих и сильных людей будущего прямо в прошлом? Не нужно искать, как минимизировать исторические беды и страдания; пусть их не будет вообще! Эта разумная и взвешенная точка зрения больше всего импонировала женщинам, предпочитавшим хранить проверенную веками красоту и силу пола в стороне от коллективного производительного труда, посвящая время искусству, любви и воспитанию чувств у молодого поколения; в силу того, что мнение об этой социальной группе у большинства её соседей по планете было всегда отрицательное, рациональное зерно аргументации "гуманистов" с трудом выдерживало атаки общественной неприязни и не получило того подавляющего перевеса, какой могло бы иметь, будь все участники дискуссии более объективными и спокойными в своих суждениях.
Заседание затянулось до той поры, пока небо над зданием Центра темпоральных исследований не подёрнулось беззвёздной мглой глубокой ночи; впрочем, никто и не думал ложиться спать. Участники дискуссии всё ещё спорили, переубеждали друг друга, пытались найти коллективный подход; но само решение между тем уже вызрело окончательно. Нельзя было подходить к исправлению собственной истории, внеся столь непримиримый раскол в собственные ряды. Эксперимент со второй капсулой проникновения, безусловно, откладывался на неопределённое время; Изолят можно было выключать.
Ровно в полночь председатель прекратил собрание. Члены комиссии, принимавшие решение на основании коллегиального общественного вердикта, зачитали постановление: отложить эксперимент на неизвестный срок, вплоть до достижения консенсуса землян в судьбоносном для цивилизации вопросе. Огромный купол зала собрания бесшумно распался, открывая собравшимся множество выходов под ночное небо, навстречу одиночным пикетчикам с транспарантами "Долой гетеросексуальный Рим!" и "Дайте нам стать богами наших предков!".
Мгновение спустя дрожащее марево Изолята погасло в небе над всей Землёй. Люди - кто у экранов, а кто и на свежем воздухе, - застыли, вздрогнув от неожиданного предчувствия. Там, где облака не загораживали звёзды, над планетой висела тонкая паутина незнакомых космических сооружений. По ним, сверкая, скользили странные каплевидные блики, а в невообразимой дали космоса, за контурами незнакомых созвездий, сияли яркие неведомые комки раскалённой космической плазмы. Годы, проведённые под пеленой Изолята, мало изменили Землю, но вот за её пределами каким-то загадочным образом изменилось буквально всё.
- Доэкспериментировались, - негромко сказал кто-то из участников собрания, но в наступившей тишине его голос разнёсся над всей площадью Центра и, подхваченный сотнями микрофонов, отправился в путешествие по эфирным сетям.
- Да, кажется, кто-то там хотел вмешательства сверхцивилизации, - добавила Анна Рестон, предводительница воинствующих "гуманистов". - Если то, что мы видим в небесах, не плод чьей-то разумной деятельности, то я отказываюсь от всяких претензий на понимание происходящего.
И миллиарды глаз, вооружённых и невооружённых, принялись всматриваться в сложно организованную картину за пределами земного небосвода, соглашаясь с неоспоримой правотой Анны Рестон.
- Вот вам и вмешательство в механику мира, - свирепо сказал кто-то в толпе. - Так вот нашего брата и ставят на место, чтоб не зазнавался.
- Позвольте, позвольте, - ответили ему. - Поставить на место - дело полезное, но при чём тут зазнайство? Зазнавайтесь сколько хотите, имеете право, только поскальзываться не надо. А поскользнулись - так добро пожаловать обратно, в вертикальное положение...
Голос отвечавшего многим показался знакомым; мгновение спустя говоривший появился воочию, и сотни тысяч людей узнали Нильсена.
- Но позвольте... Как?! Вы же улетели на первой капсуле!
- Ну да, улетел. И не один я, позвольте заметить! Улетела целая, извините, тычинка, сорванная с цветка человечества, вот так вот. Сперматозоид, так сказать, метко направленный, чтобы оплодотворить Вселенную. Математики, лингвисты, физики, историки, все, кто ещё не разменял собственное человеческое воображение на скучные разговоры о том, что не надо его иметь. Даже двух писателей, композитора и художника мы взяли с собой в это путешествие. Без них нам было бы не справиться с поставленным массивом задач!
- И какой же была задача? И кто её придумал?
- Задач было много, цель придумали мы сами. Мы сформулировали для себя нашу цель так: раз нам нельзя - а это был, пожалуй, справедливый запрет! - вмешиваться в непосредственную историю человечества, то почему бы нам не вмешаться, так сказать, разом в естественную историю всей Вселенной? Сделать разом всё мироздание инструментом разумного действия... Это, естественно, выглядело совершенно нелиберально и недемократично, зато в результате оказалось красиво и практично, хотя и не сказать, чтобы очень уж легко. В частности, мы создали отдельный поток времени, чтобы замаскировать историю Земли от нашего, так сказать, метафизического вмешательства. А столь удачно построенный и, главное, вовремя выключенный Изолят позволил нам в итоге разомкнуть этот поток обратно, хе-хе... Так что с сегодняшнего дня - с сегодняшнего для всех оставшихся на Земле, потому что для нас, для экспедиции, это произошло почти четырнадцать миллиардов лет назад, - этот мир, со всем его пространством, временем и событиями, принадлежит нам всем, без ограничения и изъятия. Нам всем - это, разумеется, именно всем, включая всех наших предков-землян. Потому что мы, располагая бесконечным временем и бесконечной в пределах Вселенной энергией для разумного действия, вернули все прежние поколения землян к жизни, чтобы предложить им тоже присоединиться к обсуждению этих самых задач исторической взаимопомощи. Согласитесь, что они имеют на это не меньше прав, чем вы и мы?
- Но... постойте, что вы сделали?! Как и кого вы вернули к жизни? Вы же не умеете, надеюсь, воскрешать мёртвых? Опять же, они потом умрут снова; стоило ли стараться? Или вы вдобавок сделали их бессмертными?! Вы говорите о четырнадцати миллиардах лет... Но к чему человечеству бессмертие?
- О человечестве и о бессмертии я в среде, простите, либерально-демократической общественности рассуждать не стану, а вот долгая жизнь разумному существу весьма к лицу. Взгляните, например, на меня: я, собственно, как раз те самые четырнадцать миллиардов лет и прожил, и до сих пор ещё не извёл всех этих самопальных философов, которые рассуждают с умным видом, что там человеку можно и что нельзя! Думаете, мне заняться больше нечем, кроме как с вами спорить?! У меня других дел невпроворот. Как, к примеру, насчёт вон того звёздного кластера?! - Нильсен ткнул в туманное облачко на небе, отдалённо напоминающее Плеяды. - Последний мой проект! Наша с подружками ручная работа, от начала до конца. И, смею заметить, куда полезнее в философском плане, чем эти ваши штудии на тему человеческих ограничений! Эта штуковина питает подпространственную машинку - немалых, между прочим, габаритов, - в которой кое-как вмещается часть моего сознания, всё время раздумывающая над любимым вопросом некоторых присутствующих: минимизация вреда для личности и общества при максимальном извлечении полезного опыта во всякой жизненной ситуации! Как вам такой подходец?! - Нильсен, по своей привычке, грубо расхохотался.
- Он прав, - тихо добавил появившийся на площади Центра темпоральных исследований изобретатель капсулы проникновения, Ван-Суси. - К моменту постройки первой капсулы и включения Изолята земное общество, как бы это помягче выразиться, немного застоялось. Нужно было дать ему, по выражению коллеги Нильсена, хорошего пинка, чтобы Земля вновь научилась жить и думать вселенскими масштабами. Большие объёмы работ обязательно требуют от любой личности большого времени, большого терпения... и большой фантазии. И всё-таки, ни личное бессмертие, ни вселенское могущество здесь не спасают. Нужна работа общества, нужна его готовность. Необходимы огромные, сложные коллективы, необходима организация действий. Вот мы, выражаясь фигурально, подготовили на месте нашей Вселенной строительную площадку, а возводить на ней здание управляемого пространства и времени должны уже коллективы специалистов значительно более высокого уровня. Так что теперь мы вернулись к вам, чтобы вместе прийти к этим действиям, вместе заняться не экспериментами уже, не черновыми настройками, а подлинной, настоящей работой.
- Стройплощадка? Вселенная? Ничего не понятно! Так что вы всё-таки сделали там, в прошлом? Объясните же человеческим языком!
- Вмешались в процессы образования мира, превратив его из игры случайности в разумное творение человечества - повсюду и на все времена. Поставили под контроль всю Вселенную. Изменили природу мироздания, изменили себя самих. Подарили Вселенную всем её разумным обитателям, а таких, к сожалению, всё ещё немного. Вы, бесспорно, относитесь к их числу. Предлагаем теперь измениться и вам, - Ван-Суси слегка поклонился.
- То есть, мы теперь всё-таки сверхцивилизация? - обращаясь поверх голов к собравшимся, спросил кто-то из "экономистов" с нескрываемым злорадством в голосе.
- В принципе, мы всегда были ей, - тихо, но твёрдо произнёс Ван-Суси; Нильсен же подленько хихикнул.
- И что это нам даёт? Что мы теперь можем?
- В пределах нашей Вселенной - мы можем всё. Абсолютно всё. Везде и всегда.
- А за пределами Вселенной? Вы там побывали? Что там?! - спросил тот же "экономист", но его внезапно и резко перебили.
- С ума вы сошли, что ли?! - вознёсся над площадью высокий, пронзительный женский голос. - Человечество ещё совершенно не готово к таким испытаниям... Мы всегда сражались с нашей ограниченностью! Это делало и делает нас теми, кто мы есть, делает людьми! Но вселенское могущество, вечная жизнь! Как вы посмели сделать это с людьми?! С нами?! Вы не имели права даже пробовать вступать на этот путь...
Нильсен начал медленно багроветь. Вместе с ним столь же медленно, нехорошо и как-то зловеще побагровел и восточный склон неба. Ван-Суси торопливо взял вечного спорщика за плечо, отвёл в сторону. Видимо, они о чём-то поговорили - неведомым, быстрым способом.
- Я не стану сейчас дискутировать об очевидном для нас положении вещей, - сказал, утихомириваясь, Нильсен. - Скажу просто: всякое действие, меняющее судьбу мира - это прыжок к свободе. Нельзя хотеть или не хотеть прыгать; нельзя любить выдуманную необходимость, ограничивающую свободу действия, но однажды уже успешно преодолённую. Это так же противоестественно, как умирающему любить смерть, как рабу любить кандалы и плётку. Хочешь ты или не хочешь - ты должен идти дальше, туда, где никто ещё не бывал... Нет, мы имели и имеем право - вступить на этот, именно на этот путь. Мы уже вступили на него, и остановиться, свернуть с него назад мы просто не сможем. Это убьёт нас. Мы прыгнули; пора и вам сделать тот же самый прыжок к свободе.
- Но как его сделать? - спросил кто-то из собравшихся, и сотни людей нестройно подхватили этот вопрос.
- Да очень просто, - ответил Нильсен, поворачиваясь лицом к объективам видеоустройств, передававшим его изображение всей планете. - Мы уже подготовили для этого всё необходимое - всё, кроме, разумеется, будущего устройства нашего общества, разумная организация которого потребует всеобщих, личных и коллективных усилий. От вас требуется только желание участвовать в делах Вселенной как равные, как часть цивилизации, которая, собственно, сама по себе Вселенной и является. А дальше всё очень просто. Во-первых, не надо быть либеральными демократами. Во-вторых, пусть каждый из вас сейчас закроет глаза, протянет вперёд правую руку и возьмёт в неё стоящий перед ним подстаканник для чая...
- Нильсен! - негодующе вскричал Ван-Суси. - Вы не сделаете этого! Я понимаю, что вы копили обиду веками, но я вам всё-таки не позволю так обращаться с целым народом!
- Ну, нет уж, коллега, придётся вам на сей раз перетерпеть, - ехидно усмехнулся Нильсен. - Сперва они двадцать лет ели мне мозг своими вечными человеческими ценностями. Потом я тринадцать с половиной миллиардов лет работал без отпусков и выходных на их, - именно на их, - будущее всеохватное могущество. Имею я право напоследок, перед тем, как они снова возьмутся учить меня жизни и снова устанавливать свою власть надо мной, хоть немного позабавить себя в награду за все мои труды?!
И растерявшемуся Ван-Суси пришлось всё-таки согласиться на трюк с подстаканником.
Ия Корецкая
День великого воссоединения
Старики еще помнили тех, кто ворчал, не желая признавать эту дату. Прошли столетия, и она стала сначала модным и популярным поводом показать себя в среде фрондирующей молодежи, потом официальным праздником, к которому приурочивались спортивные соревнования и арт-хэппенинги, - и вот наконец, под напором всеуносящего времени, забылась и потускнела. Более того, в последние годы в некоторых кругах было принято нарочито пренебрегать официозом: подумаешь, мол, событие, едины ну и всегда были едины по праву, чего там особенного, нормальное восстановление исторической справедливости...
Но Орест не входил в их число. Невзирая на происки диссидентов и ревизионистов, он считал нужным каждый год отмечать этот день - и непременно в обществе верной подруги Глаши, слегка подначивая её, и тем самым не давая заглохнуть памяти предков.
Надо отметить, что иногда исторические изыскания Ореста самую малость выходили за рамки вежливой и дружественной беседы. Бывало, что Глаша, отбросив правила этикета, была вынуждена защищаться не только словесно. Однако, единственный день в году, посвященный яростным стычкам, парадоксально не разрушал, а только укреплял их отношения.
На этот раз Орест выбрал для встречи закрытую галерею, где парочки, тройки и разнообразные компании прогуливались в свете звезды Канопус. Сезон сбора энергии завершился, и мирный отдых сферопашцев был в самом разгаре. Черепаха размером с древний планетный танк тащилась навстречу нашим гоминидам, оставляя за собой скользкий протопослед. Юркая гусеница-симбионт тут же накрывала отброшенное своим волосатым синусоидным тельцем.
- Ну що, шануймося, люби друзи! - сказал Орест, подняв бокал с альдебаранским крюшоном жестом опытного фехтовальщика.
Глаша отсалютовала ему простым: "Поздравляю, милый" - и слегка наклонившись, чмокнула Ореста в самую переносицу.
Корона звезды выбросила протуберанец в их сторону. Оставляя следы на мгновенно адаптировавшейся сетчатке глаз, он развернулся как росток гигантского древа, изящно померцал друзьям на прощание и втянулся обратно в пылающий мир.
- А тот полуостров вы напрасно у нас оттяпали, - неожиданно ляпнул Орест, досасывая из трубочки питательный грайс.
Глаша вздохнула, зная, что несмотря на видимую врожденную грубость, душа её спутника нежна и ранима, как едва раскрывшийся василек посреди жестких колосьев пшеницы, - и таким способом Орест просто пытается воздать должное оболганным жертвам былых времен, от которых даже костей не осталось.
- Когда это было?! - легкомысленно отмахнулась она, - ну, припомнил!
- Это помнил мой предок, - заметил Орест. - И его, между прочим, никто не спрашивал, желает ли он жить под пятой оккупантов.
- Даже среди ваших ученых существуют разногласия по поводу того, можно ли в прямом смысле называть это оккупацией, - твердо сказала Глаша.
- Значит, то что было после и до этого, - ничего не значит? - горько вопросил её друг. - Все слезы и кровь, устроенный вами геноцид, голод младенцев и безумие матерей? Беспомощность отцов, бросающихся с негодным оружием на превосходящие силы и гибнущих в бою? Тысячи калек и несчастных, навсегда потерявших идентичность? Чем измерить боль моего народа?
"Тоже выдумали геноцид", - просигналила Глаша в сторону грядки покрывшихся изморозью телепатических кабачков с Арктура.
- Мне очень горько, Орест, - сказала она вслух. - Неужели ты никогда не сможешь простить?
- Николи, пока жив я, пока дышу - це була бы зрада породивших меня героев! - увлекшийся подводный бионик Орест нервно задышал третьим легким, и жаберная щель, приоткрывшись на ключице, начала стремительно трепетать. - Иногда мне кажется, что вся ваша сущность - ложь и порабощение иных, что вы генетически запрограммированы поклоняться очередным лидерам и душить несогласных!.. Порой во сне я вижу плосконосые рожи, лезущие сквозь наш мирный палисад... Возможно, лучше было бы выстроить стену и навек отделиться?
Глаша легко куснула поникшего Ореста за ауру.
- Неужели ты думаешь, что я оправдываю преступления наших вождей и военных? Вы, впрочем, тоже были хороши... Нет, не перебивай меня! Недаром только в эпоху коммунизма, когда стерлись грани между классами, расами и культурами - Воссоединение стало возможным. И с тех пор мы подтверждаем этот выбор каждый день, каждый миг - неустанным трудом по изменению Вселенной и нравственному совершенствованию. Если некоторые отрицают общее прошлое, то будущее в нашей власти, и только от нас зависит, станет ли оно общим. Каков твой выбор, Орест? Я выбираю мир и счастье.
Медноволосый пластический инженер со стройными ногами бегуньи - она была прекрасна в этот момент. Рука Глаши была отведена в сторону жестом призыва и обещания, грудь волновалась под мягким маревом теклонового платья, серые очи сияли гордой уверенностью.
Орест взял ладонь подруги и прижал к выступающим надбровным дугам, крупному шиш?коватому носу, провел по узкому волосатому лбу. На его красных глазах выступили слезинки.
- Спасибо тебе. Пойдем в башню, там сегодня брачные танцы медуз.
Нежно переплетя пальцы, они воспарили к висячему звездному мосту: неандерталец Орестабанго-Туминдакве-Джиндаги-Сей и кроманьонка Глэдис Йоралла Данкен.
Александр Рубер
Молчание призрака
После того как сканеры считали код с карты доступа и сверили отпечатки пальцев, половинки тяжелых герметичных дверей отъехали в стороны. Двое, представитель фонда "Свободное общество", высокий молодой мужчина в безупречном дорогом костюме, и сопровождавший его инженер вошли внутрь.
Большой машинный зал был почти полностью занят оборудованием. Стойки компьютерной аппаратуры, окрашенные в строгие оттенки матово-черного цвета, стояли сплошными рядами, оставляя лишь неширокие проходы. Тишину нарушали только еле слышный шелест кондиционеров и тихое отдаленное гудение насосов системы охлаждения. Слева от дверей, в нише, образованной стойками, располагался одинокий стол с парой дисплеев. За столом сидел пожилой человек в кресле-коляске, одетый в черный костюм. Совершенно белые, как снег, длинные волосы обрамляли лицо, по которому не так просто было определить возраст - но этот человек, несомненно, был очень стар.
- Это к вам, профессор, - негромко сказал инженер.
- Я знаю, - ответил сидевший за столом.
Представитель фонда направился к столу. Темно-серое ковровое покрытие глушило звуки шагов. На большом экране слева - какие-то надписи и строчки цифр, а тот, что справа, целиком занят изображением какой-то невероятно сложной структуры, облака с клубком тысяч тончайших нитей и мириадами светящихся точек и расплывчатых пятен. Отдельные участки облака то становились ярче, то угасали. На широком подлокотнике кресла, в который были встроены управление и экран диагностики, устроилась небольшая мягкая игрушка в виде пушистого рыжего котенка.
Представитель поздоровался и, окидывая взглядом ряды стоек, задал вопрос.
- Это ... оно?
- Да, - подтвердил профессор, - это оно.
- Первое место в Top 500. Это обошлось нам недешево.
- Последние восемь месяцев, но это не главное. Главное - программное обеспечение.
- Оно прошло все тесты? - спросил представитель.
- Уже да. Последний закончился вчера вечером.
- Вы писали в отчете про какой-то тест еще полгода назад...
- Тест Тьюринга, - сказал профессор, - да, он с легкостью давался ему еще тогда.
- Понятно, - сказал представитель, хотя он не имел ни малейшего понятия об этом тесте, - а что теперь?
- Загрузка информации, в том числе тех статистических данных, которые мы попросили три дня назад.
- Помните, они конфиденциальны.
- Да-да, - согласился профессор, - я же подписал соглашение.
- А сколько займет загрузка данных?
- Несколько дней. Мы не можем сказать точнее - оно обдумывает загруженное.
- Хорошо. Директор фонда хотел бы лично побеседовать с ним, когда оно будет готово.
- Разумеется. Мы сразу же уведомим вас.
***
Через неделю директор фонда, проделав все тот же путь, появился в машинном зале. Пожилой полный мужчина с надменным взглядом потомственного миллиардера шагнул внутрь, не удостоив инженеров даже приветствием.
- Система готова? - спросил он.
- Да, - ответил профессор, все так же сидевший за столом, - она перед вами.
- Я могу просто задать вопрос, на обычном английском?
- Да, только постарайтесь сформулировать его как можно более точно и однозначно, - сухо ответил профессор.
- А ответ?
- Оно оснащено синтезатором речи и способно излагать свои мысли на естественных языках.
- Хорошо, я попробую. Итак, вопрос - какие действия необходимо предпринять, чтобы возобновить рост семи крупнейших экономик мира без дальнейшего снижения прибылей и капитализации по меньшей мере у 90% из двух сотен крупнейших транснациональных корпораций?
- Думаю, вопрос годится, - согласился профессор, - можете задать его.
- Куда говорить?
- Это неважно. Микрофоны по всему залу. Оно слышит все, что здесь говорят.
- Машина... - начал он и повторил вопрос.
Ответом ему была тишина.
- Оно думает? - спросил директор.
- Вероятно.
- А что у вас на экране?
- Диагностическая информация.
- По ней можно узнать его ... мысли?
- Нет, это лишь обобщенные параметры. Можно увидеть, какие участки сети работают - как на томограмме человеческого мозга, но не более.
- Но оно поняло вопрос?
- Полагаю, что да, - на лице профессора мелькнула слабая улыбка, - я бы сказал - я уверен в этом.
- Сколько нам придется ждать?
- Возможно, несколько минут ... может быть и больше.
- Подождем.
Прошло пять минут. Машина молчала.
- Принесите кресло, - с некоторым раздражением в голосе сказал директор.
Один из техников тут же быстрым шагом вышел из зала и вернулся со стулом на колесиках. Директор сразу же уселся в него.
Прошло десять минут, потом пятнадцать. Тишина.
- Это становится странным, - нетерпеливо заметил директор.
Прошло полчаса и директор нетерпеливо вскочил.
- Это невозможно, - раздраженно воскликнул он, - я не могу тратить свое время. Запишите ответ, зашифруйте и пришлите его мне. Если он будет. Но я думаю, что вы чего-то не учли в своем "великом" творении. Он резко оттолкнул кресло и направился к двери. На лице профессора снова мелькнула мимолетная, едва заметная улыбка.
***
Заседание совета директоров фонда "Свободное общество" проходило бурно.
- Прошла уже неделя! - бушевал директор, - а оно молчит! Что еще сказали разработчики? - обратился он с вопросом к молодому представителю.
- Ничего нового. Они пробовали перезапустить все подсистемы для контактов с внешним миром. Все бестолку.
- Это скандал! На что мы потратили такие деньги!
- И что вы предлагаете? - спросил сидящий напротив сухонький благообразный старичок с противным голосом, контролировавший несколько крупнейших телеканалов.
- Но как отреагирует биржа? - возразил сидевший справа мужчина с хищным взором.
- Биржа... - проворчал директор, - те, кому положено знать, уже знают, а остальные не узнают. Думаю, хуже уже не будет. Хуже не может быть, - раздраженно сказал он, еще раз взглянув на табло на стене, где выстроился вертикальный ряд обращенных вниз красных треугольников.
- Предлагаете прекратить эксперимент? - спросил мужчина с военной выправкой, начальник службы безопасности фонда.
- А что остается делать? Оно или неспособно делать то, что требуется, или вообще себе на уме!
- Хорошо, - согласился начальник СБ, - но нам придется уничтожить все материалы.
- Разумеется, - согласился директор, - есть ли возражения? - обратился он к собравшимся.