Аннотация: В её жизни идёт чёрная полоса. Кажется, сама судьба ополчилась против неё. Но знает ли она, кто её настоящий враг? И что несёт загадочная встреча на детской площадке?
Душехранитель.
Ключ с хрустом повернулся в замочной скважине, и Алина тяжело ввалилась в свою уютную однушку из пропахшего кошками подъезда. Щёлкнула щеколда замка, и девушка забарахлившей заводной куклой навалилась спиной на запертую дверь. Сложно сказать, сколько она стояла, уперев невидящий взгляд в кремовые обои гостиной. Наконец, очнувшись, прошла в ванную. Голая лампочка осветила крохотный совмещённый санузел, и Алина невесело рассмеялась при виде отражения в зеркале. То-то на неё прохожие оглядывались - дескать, какому ещё Тутанхамону в пирамиде не сидится? Лицо бледное, дряблое, волосы растрёпаны - ну чем не мумия?
Хорошо ещё, мама её в таком состоянии не увидит. После развода она превратилась в настоящую наседку, грозя задушить опекой младшую дочь. Собственно поэтому Алина и поспешила упорхнуть из родного "насеста" сразу после института.
Следующая остановка - кухня. Алина вскрыла пачку печенья, нежная кремовая прослойка приятно вязла в зубах, в уме воцарилось броуновское движение из воспоминаний, образов, фраз - в основном обрывки сегодняшних событий.
Нет, ну нормально ли это! Ей, перспективному менеджеру "Перфект шейп" - крупнейшей сети парфюмерных магазинов города, сразу после инвентаризации выставляют счёт на кругленькую сумму - считай, зарплата за два месяца с гаком. Откуда такая цифра? Недосчитались товара... Но какого рожна, если она почти всё время в зале?! А такого - недоглядела...
Охранник только-только уволился, а нового не прислали. Да и противокражными рамками не разжились. "Выкручивайся, как хочешь" - издевательски пожала плечами Вика, старший продавец её смены, в ответ на ошарашенный взгляд. И это после того, как она блестяще прошла стажировку, зарекомендовала себя как примерный менеджер по продажам - приятный внешне, коммуникабельный, заинтересованный в потребностях покупателя. Да, пожалуй, последнее стоит подчеркнуть. Ведь "Пёрфект шейп" - компания клиенто-ориентированная, как написано в её миссии. Правда на лицах подруг по смене - Зинки и Леськи - было написано нечто другое, стоило покупателю зайти под конец рабочего дня...
- Уверена, вы споётесь. Они просто ангелы! - щебетала Вика в первый Алинин рабочий день. "Ангелы" - худосочная, рыжая, с немного лошадиным лицом повёрнутая на новомодных диетах Зина и грузная, черноволосая, с почти готическим макияжем Олеся - наклеив жеманные улыбочки, поглаживали новоприбывшую снисходительными взглядами. Всё чудно, кроме одного - ангелы оказались падшими. Не больно-то они кинулись с утешениями после сегодняшней сцены, когда Алина ворвалась в кабинет старшего продавца, швыряя с ходу на стол смятую пачку купюр (удивительно, как она удержалась, чтобы не запустить ими в физиономию этой наглючки).
- За инвентарку, - голос Алины дрожал от плохо скрываемой ярости. - И ещё кое-что. - Рядом с деньгами лёг исписанный размашистым почерком лист бумаги.
- Чё это? - завертела в руках бумагу старший продавец. - Заявление... об увольнении? - трудно сказать, чего было больше в брошенном на Алину взгляде - злобы или облегчения. - Что ж, - вздохнула Вика с напускным равнодушием, - воля твоя. Только учти, что две недели, как положено, придётся отработать...
- К чёрту две недели!! - сорвалась Алина. - Увольняйте сейчас! Я здесь больше не появлюсь! - дверь захлопнулась с такой силой, что с потолка едва не посыпалась штукатурка.
На остановке она пропустила три автобуса, не видя ничего перед собой. На подходах к дому позвонили из офиса: просьбу удовлетворили, она уволена. Через неделю можно будет подъехать - сдать бейдж и прочие формальности. Оперативно. В присвоении менеджерских "погон" они были не столь шустры - экзамены, рассмотрение результатов по неделе с их последующим оглашением ещё через полнедели. А выкинуть из штата - запросто! Компания не пострадает. Ведь она же так лояльна к соискателям... Опыт работы в продажах - прелестно! Без опыта - не беда, научим! Учите, учите воспитанных на бабкиных сказках об эре добродетели дурёх, на которых в случае чего можно повесить всех собак...
Смущённо зашуршала пустая пачка, бесцеремонно отправленная в мусорку. Чуть погодя за ней последовали глянцевые разноцветные клочки - всё, что осталось от выдаваемых менеджерам-стажёрам буклетов - слащавых и лицемерных, как и всё в "Пёрфект шейп".
Алина порывисто вошла в единственную спальню - просторную, застеленную тёплым ворсистым ковром, обставленную рядом выставленных буквой "Г" мягких диванчиков. В движениях девушки сквозила целеустремлённость пикирующей скопы. Тихо зашумел включенный компьютер, на экране возникла панорама ночного Шанхая. "Мозилла" - "Одноклассники.ру". Досвидос, "ангелочки"! Алина с мрачным удовлетворением вычищала список "друзей". В чёрный список! Так-то лучше! Теперь-то чертовки до неё не дободаются... Теперь - за телефон. Вообще-то сразу надо было это сделать...
Свободный от ненужных контактов мобильный брошен на диван, глаза мстительно застреляли по комнате. Вроде ничего напоминающего о бывшем работодателе... Внезапно подал голос скайп. Алина зло обернулась - о нём-то она и забыла!
Однако это оказалась одноклассница Люда. Алина тут же напустила на себя беззаботный вид. С Людой они были знакомы ещё с садика - ходили в одну группу. Воспитатели меж собой называли её Гринписовцем - Людочка рьяно защищала мурашей, имевших неосторожность устроить муравейник прямо посреди центральной дорожки детсада, вследствие чего над ними постоянно нависала опасность быть раздавленными жестокими, или же просто неосторожными детскими ножками. Не хватало ещё, чтобы защитница прав букашек уподобилась не в меру сердобольной Алининой родительнице.
Убедившись, что у подруги детства "всё хорошо", Людмила защебетала об их с мужем поездке в Таиланд - трёхзвёздочном отеле на берегу моря, поездке на Остров обезьян, крокодиловую ферму и потрясающе красивый семиуровневый водопад Эраван, немыслимые правила дорожного движения ("По Паттайе пешком ходят только русские туристы, улицу вообще не перейдёшь").
Вполуха слушая Люду, Алина оценивала обстановку за спиной одноклассницы: дорогая мебель, по стенам картины и панно из папируса, привезённые в прошлом году из Египта, в искусно раскрашенной, похожей на витраж изящной вазе - настоящий шедевр икебаны. И это только спальня! Алина живо представила громадную гостиную с аквариумом в полстены, пол с подогревом, выложенный мраморной плиткой... Да и сама Люда куда с добром: справная пышногрудая девка, румяная, с вьющимися белыми волосами до плеч. Такой бы Екатерину Великую играть! А в детстве была - ни кожи ни рожи. Алинина мама всё вздыхала: "Ну, кто ж её замуж возьмёт? А вот ты у нас красавица - завидной невестой будешь". Но жизнь распорядилась с точностью до наоборот. Людмила поступила в институт в Первопрестольной, где и познакомилась со своим "принцем" - сыном некоего начальника. Свадьбу, судя по фотографиям, сыграли с размахом: один из лучших банкетных залов столицы, полсотни гостей, гуляли целую неделю... Царевна-лягушка двадцать первого века... Старшая сестра - и того лучше - вышла за веб-дизайнера, впоследствии сколотившего команду и открывшего свою контору, сделавшую ставку на корпоративного клиента. Тогда в их краях Интернет был ещё в новинку, компании с собственным сайтом считались "блатными". Контора сестриного мужа, заваленная заказами ввиду монополии на "ваяние" сайтов, быстро раскрутилась, хозяин пошёл на повышение, а потом и вовсе подался за рубеж и теперь вместе с семьёй почивает на лаврах в Чикаго... А Алина так и квакает в провинциальном болоте...
Ей вдруг стало душно и тесно. Стены, казалось, надвинулись, сдавливая грудь. Спёртый воздух гирей повис на сердце. Даже открытая форточка, сквозь которую доносилось освежающее дыхание уходящей весны, не делала "погоды". Стопы поспешили в босоножки, щёлкнул замок, кошачий "аромат" дохнул в лицо...
Май уже на излёте, и солнце припекает по-летнему. Но природа с весной, точно сердечные подруги, не торопятся расставаться - в воздухе витает одуряющий цветочный дух, скамейки заняли влюблённые парочки, слышен нежный шёпот поддавшихся романтике деревьев, обнимающихся хитросплетениями ветвей. Мир, словно назло, напоен радостью и покоем.
Неширокая асфальтовая дорожка вывела девушку к скверу, растянувшемуся до центральной улицы района. Ближайший к её девятиэтажке пятачок занимала небольшая детская площадка - разноцветный теремок с парой горок и лесенками, две качели и три стоящие чуть поодаль скамейки. Алина присела на одну из них, ещё никем не занятую. Вотчина детства полна звонкого разноголосья, повизгивания скатывающихся с высокой извилистой узкой горки "цветов жизни", заливистого смеха. Она даже завидовала завсегдатаям площадки - живут в вечном "сейчас", не загружаясь мыслями где добыть денег и как прожить день завтрашний, не подозревают в каком безумном и жестоком мире оказались... Однако нет, не всё так радужно. Вон, маленькая русоволосая девочка в простецком бордовом сарафанчике чуть не плача сверлит глазками качели, где, не замечая её, взлетает почти до небес веснушчатый мальчишка в широких бриджах в лихо завёрнутой кепке. Рядом наяривает черноволосый малец в синей в белую полоску футболке. Голливудская улыбка сверкает на солнце. Держащие узенькие сидения цепи жалобно поскрипывают, качели подрагивают, норовя выскочить из земли...
- Вы не против, если я тут присяду? - поглощённая наблюдением за детьми Алина вздрогнула. Голос принадлежал весьма моложавому мужчине в элегантном желтоватом костюме с аккуратными чёрными усами и внимательными серо-голубыми глазами. Если бы не едва заметная седина, припорошившая голову оттаивающим по весне снегом, Алина дала бы ему не больше тридцати лет. От незнакомца веяло неизъяснимым шармом, вселявшим, вместе с тем, странную уверенность, что тот не ищет повода закрутить с ней роман.
- Конечно, присаживайтесь. Зачем спрашивать?
Мужчина кивнул и устроился рядом, с умилением скользнув глазами по площадке. Его нежно-снисходительный взгляд, казалось, выхватывал из голосяще-лепечущего броуновского движения личико каждой из молекул, читая её судьбу как захватывающую повесть. В какой-то миг в чертах мужчины проскользнуло нечто до боли знакомое - настолько, что Алина почти не удивилась, когда он вдруг спросил:
- Вы ведь Алина? Алина Захарова?
- Да... Откуда Вы знаете?
- Да ну! - оживился незнакомец. - Вот так встреча! Сколько лет сколько зим! Я тебя ещё такой помню, - ладонь собеседника замерла в метре от земли. Мы с твоим папой когда-то сильно дружили. Теперь, правда, ему не до меня... Ну, да ладно, - ни тени обиды в голосе, лишь призрачный налёт грусти. - Как же давно это было! Ты уж, конечно, не помнишь дядю Мишу, меня то есть... Как же ты выросла, Боже! - покачал головой мужчина.
- А Вы прекрасно сохранились, - нашла в себе силы улыбнуться Алина.
- Спасибо за комплимент! - сверкнул ослепительной улыбкой друг отца. - А ты, я смотрю, выглядишь неважно. Жизнь не балует?
Алину нельзя было назвать коммуникабельным человеком. Раскрывалась она лишь самым близким, и то не полностью, с приятелями была приветлива, но держала дистанцию, а уж чтобы разоткровенничаться с незнакомым человеком - скорее динозавры восстанут из склепа тысячелетий. Но, околдованная непостижимым обаянием франтоватого усача, она неожиданно для себя выложила всё накипевшее.
С минуту сидели молча. Девушка вдруг ощутила пробивающиеся чрез рассеивающиеся тучи обид лучики умиротворения. То же, наверное, чувствует идущий в горы путник, сбросивший в пропасть полный ненужного балласта рюкзак, и теперь рассеянно наблюдающий за его полётом...
- Во, дела! - сочувственно покачал головой дядя Миша. - Могу себе представить твоё возмущение...
- Не то слово! - в сердце рыкнул гром, пелена туч на миг сомкнулась, прорвавшись побежавшими по щекам слезами.
- Никак нет, - рассмеялся папин друг. - Просто учителем.
- Учителем? - не поверила девушка. - В школе что ли?
- Ты - сама проницательность...
- Да ну... - Алина недоверчиво сощурилась. - Ничего себе... Уважаю... Мужчина-учитель - это редкость.
- В этом проблема современной школы.
Юная безработная ещё раз окинула собеседника взглядом.
- Вам... дети... - девушка замялась, подбирая выражение поприличней.
- ...Ещё мозг не съели? - закончил за неё дядя Миша, вновь удивив девушку - именно эта фраза и крутилась у неё в голове. - Иногда порываются. Но я уже привык.
- Да... Современные дети - это что-то...
- Дети редко когда были на сто процентов послушны. Особенно сейчас - тут соглашусь.
- И что же Вы преподаёте?
- А, - учитель махнул рукой. - Смешно сказать, сейчас преподаю ОБЖ. Рассказываю детям, как себя вести, чтобы этот мир меньше беспокоил.
- Да уж, этот мир только и делает, что беспокоит!
- Это уж точно! - подхватил франт. - Люди мудрые говорят, что этот мир - не место для джентльмена. - Мужчина внимательно взглянул на объезжающего качели мальчишку в кепке - тот мгновенно прервал виражи и помог вскарабкаться на узкое сидение донельзя счастливой девчушке в бордовом.
- Метко сказано, - промолвила Алина.
Учитель бросил взгляд на часы (не самые дешёвые для педагога-бюджетника).
- Ну-с, побегу. Рад был тебя повстречать! - их глаза встретились, и Алиной завладело невероятное чувство - едва ли можно подобрать слова для его описания. Она словно на краткий миг заглянула в глубины необозримого океана мудрости, понимания и... любви?
Алинин собеседник поднялся, поправил галстук. Девушка очнулась. Перед ней вновь стоял моложавый усач, в ком непросто было признать простого учителя ОБЖ.
- И перестань дуться на своих бывших коллег. Лучше пожалей. Они тебе не враги, сами себе яму роют.
- Но и не друзья... - угрюмо заметила Алина.
- Это верно. А врагов своих ты всё никак не замечаешь...
- Это вы про кого? - не поняла Алина.
- Когда-нибудь увидишь, - немного таинственно промолвил дядя Миша. - Ладно, заболтались, - тон его стал будничным. - До свидания, Алина, ещё раз удачи!
- Всего хорошего! - попрощалась девушка. - Спасибо за беседу... Михаил...
- "Дядя Миша" гораздо лучше, - не терпящим возражения тоном промолвил усач. - Всегда пожалуйста, - он галантно поклонился и быстро зашагал в сторону центральной улицы, провожаемый взглядом собеседницы. Голова её бурлила от дум.
Наверняка, "старый папин друг" не тот, за кого себя выдаёт. Может, всё же "подбивает клинья"? Староват, конечно, но мало ли сейчас великовозрастных охотников до юных особ? Седина в бороду, бес в ребро, как говорится, кризис средних лет. Может, он и с отцом сроду не был знаком... Но откуда он тогда её знает? Ах, да мало ли... В "Одноклассниках" мог зацепиться, а дальше у знакомых наводил справки. Заявление о врагах насторожило. Прямо теория заговора какая-то! С другой стороны, в сердце теплилась благодарность. Депрессия отступила, солнце покоя и надежды показалось на горизонте жизни.
Алина легко вспорхнула со скамейки, и замерший в центре сквера величавым часовым бюст маршала Жукова бодро заскользил навстречу...
Домой она вернулась ближе к вечеру. После весенней свежести воздух в квартире казался ещё более спёртым. Тут же бросились в глаза жалобно мокнущие под протекающим кухонным краном вчерашние, блестящие жиром тарелки и стакан с толстым чайным осадком, свалка на книжной полке, толстый слой пыли на ковре. Под оптимистичное мурлыкание на популярную клубную мелодию из встроенного шкафа был извлечён подзабытый пылесос. Его монотонный голос немного оживил атмосферу взгрустнувшей однушки. Льющийся через распахнутые форточки приятный сквозняк вымывал остатки давящей хмари. Минут через двадцать ковёр принял божеский вид, посвежевшие, словно усталый путник после душа, линолеум и подоконники блистали, а Алина наводила марафет среди книг - немногочисленные тома Метлицкой, Донцовой и книг по теории продаж выстраивались в гармоничную шеренгу. Навыки мерчендайзинга всё ж пригодились - хоть за это спасибо "Пёрфект шейп". Верхняя полка закончена. Алина отошла оценить результат и дальнейший фронт работ. Глаза зацепились за лежащий "этажом" ниже маленький фотоальбом.
Девушка уселась у наполовину упорядоченной полки, шелестя начинающими желтеть страницами молодости и детства. Вот она на руках у отца - забавная кнопка в розовом комбинезончике со смешным медвежонком - улыбка во весь беззубый ротик, глазки распахнуты настежь громадному, не успевшему опостылеть миру. Отец - подтянутый молодой человек в майке, с пышной волнистой чёрной шевелюрой что-то говорит малышке - наверное, увещевает взглянуть на маму (снимала наверняка она). Взгляд его источает теплоту и нежность. Резко кольнуло в груди, сердце засаднило расчёсанной ссадиной. Ведь он любил её с мамой... Где сейчас эта любовь? Кому раздаёт её теперь? Той мымре, к которой сбежал от них? Куда всё подевалось? Ни одного звонка с момента развода, лишь безликие алименты. Хоть бы раз пришёл на день рождения, на Новый год, просто так, на худой конец - проведать. Ему простили бы многое. Но он просто исчез, оставшись лишь в скупых воспоминаниях раннего детства и на старых фотографиях. Да не мираж ли эта любовь? Давно известно, что она, боготворимая поэтами и слезливыми романтиками - лишь выброс в кровь гормонов - банальная химическая реакция, эфемерная, как всё под Луной.
Алина сжала портрет, готовая порвать, но передумала - фотография вернулась на место. Небрежно отшвырнутый альбом шмякнулся на место. Уборочный запал потух, словно факел в грозу.
Девушка уселась за компьютер. В "Одноклассниках" ждало новое сообщение. Клик мыши - заинтересованность сменилась досадой. Мама. Снова ноет о хромом на все ноги здоровье, анализах... Ну кому интересны эти туалетные подробности! Жалуется на одиночество, зовёт в гости, в пропахшую старостью и затхлостью квартирку в пыльном спальном районе - бывшем рабочем посёлке. Ну, какой может быть дефицит общения в двадцать первом веке? Есть телефоны, скайп, соцсети. Научилась же пользоваться "Одноклассниками" - и ей мало?! Неужели это возрастное? Её передёрнуло при мысли о том, что в старости она, возможно, так же будет плакаться детям на суставы, хондроз, запоры...
Алина переключилась на список друзей, точнее "друзяфок", большинство из которых едва ли знала - приняла заявки по инерции на заре пребывания среди пользователей сайта, так и не обменявшись ни одним сообщением. Лишь её лень удерживала их в списках контактов. Да забавные посты у них на "стенах". Вот у одной гламурной дивы комикс в стиле "Троллфейс": "23.30: скоро уже пора спать; 05.30: почему у меня открыта "Википедия" и я читаю про ядерную физику?" Алина усмехнулась, взгляд мимоходом упал на часы. Без десяти одиннадцать. Ночь подкралась незаметно, точно кобра к лягушке. Её необъятный клобук завис над темнеющими коробками домов и деревьями, диковинным стадом застывшими среди двора. В какой-то степени комикс про Алину. Но сейчас засиживаться за компьютером не хотелось - давила небольшая усталость - видимо сказывался стресс после увольнения.
Монитор погас, и ночь проглотила тихую однокомнатную гавань. Лишь мерно шуршала минутная стрелка часов, да изредка - шины припозднившихся автомобилей. Вопреки ожиданиям сон не шёл. В голове колобродили мысли - от нахлынувших с новой силой воспоминаний об утреннем скандале до разговора на детской площадке. Когда по всем правилам веки должны были бы налиться свинцом, а тело сковать блаженная дремотная слабость, очередная мысль жалила в мозг, заставляя ум мучительно мусолить подброшенную проблему.
Резко, со стуком распахнулась форточка. Порыв нехило похолодевшего ветра ударил в ноги, медленно просачиваясь под тонкое покрывало. Во дворе тревожно шумели тополя. "Надо закрыть, дует", - проскользнула мысль. Но тело словно потяжелело на пуд, не хватало сил даже перевернуться...
По потолку пополз бледно-зелёный, похожий на отблеск фар луч. Обычно они растягивались, теряя форму, и, соскользнув по стене, пропадали. Но этот не особо спешил - медленно и хищно он полз по стене в сторону компьютерного столика. В животе шевельнулся тревожный холодок.
Луч упал на изящный кожаный компьютерный стул, осветив его, как софит - замершего на сцене актёра. Зловеще скрипнув, стул развернулся, из схваченного удавкой ужаса горла вырвался жалкий писк, покрывало намокло от пота. На её рабочем месте восседала Люда в чём-то ультрамодном кожаном, ядовито-зелёном, туго обтягивающим пышные формы. Не обращая внимания на вжавшуюся в диван Алину, одноклассница тщеславно красила губы ярко-красной кричащей помадой с блёстками. В свете "софита" Людмилины глаза, казалось, светились зелёным... Со спального места донеслись истеричные всхлипы.
- Как дела, подруга? - с издёвкой поинтересовалась Люда. - Знаешь, мы с Ромой собираемся на Канары. Не хочешь составить компанию?
Дрожащая от холода и страха Алина лишь тихо подвывала, не отрывая взгляд от гипнотически-светящихся глаз.
- Знаю, не хочешь! - бросила Людмила тоном прокурора. - Да если б и хотела, не поехала... На какие шиши? - глумливо осклабилось зеленоглазое страшилище. - У тебя и на нормальное жильё-то не хватает. - Люда брезгливо подёрнула плечами. - Теснотища! Комар в твоём сарае не развернётся! Как ты только в этой камере живёш-ш-ш... - голос перерос в глухое шипение. Модные шмотки начали покрывать всё тело подруги - обвивая ноги, карабкаясь по шее, поглощая лицо. Миг и со стула скользнул громадный зелёный удав - стремительный чешуйчатый зигзаг мелькнул в мертвенном свете луны, скрывшись где-то у изголовья дивана. Превозмогая нахлынувшую слабость, Алина поползла к дальнему концу спального места. Каждый сантиметр давался с трудом, словно её нагрузили мешками с песком...
В коридоре заплакал ребёнок. Алина так и окаменела, стоя на карачках посреди сбуробленной постели. Со стороны она казалась жутким сфинксом. Самовнушение в стиле "это просто дурной сон" звучало неубедительно. Она ущипнула себя - получилось весьма ощутимо, девушка чуть не ойкнула. Скрипнула дверь, из темноты прихожей, словно из-за кулис вышел мужчина с ребёнком на руках. Алина задохнулась - это был отец. Дитя истошно верещало, вырывалось, неуклюже молотило ручонками по рукам пришельца.
- Доченька, успокойся! Ну что ты заладила? - увещевал отец, но крик продолжал всверливаться в эфир отбойный молотком.
Внезапно крохотная чёрная точка на плече ребёнка, что Алина приняла за родинку, принялась стремительно расти, превращаясь в ужасную опухоль. Девочка затрепыхалась, словно карась, живьём брошенный на раскалённую сковороду, визг достиг ультразвукового порога. Страшные метастазы пожирали ножки, ползли по груди. Из омерзительных новообразований вылезли тёмно-сиреневые склизлые щупальца, впившиеся в руки родителя.
- Доча, что ты делаешь?! Прекрати! Пусти!!! - завопил отец. Крик оборвался, в горле забулькало, тело позеленело и с мерзким звуком начало распадаться. Остатки плоти вихрем закружились вокруг зависшей в воздухе девочки, растущей на глазах. Младенец, ребёнок, подросток, девушка, женщина - метаморфозы пролетали стремительно - через пару мгновений перед парализованной ужасом Алиной предстала отвратительная древняя карга, обезображенная опухолями, свисавшими с конечностей мерзкими мешками.
За её спиной остатки отцовского тела элементами дикой мозаики оформились в человеческие фигуры. Черты их скрывала темень, но Алина готова была поклясться, что слышит завистливый шёпот Вики, Зинки и Леськи...
Старуха протянула к хозяйке безобразные руки, морщась, словно само движение причиняло боль. Из жабьего рта вырвалось утробное завывание. Алинины лёгкие, словно получив "волшебного пенделя", расправились, чуть не лопнув, она пронзительно завизжала и кинулась прочь из квартиры.
Как она преодолела пять этажей, Алина не помнила. В чувство её привела железная дверь подъезда, в которую она с размаху впечаталась. Следующий удар обрушил бетонный пол. Копчик и локоть прострелила боль. Рука онемела, лестница поплыла перед глазами. Встряхнув головой, девушка вскочила, шатаясь как пьяная, навалилась на дверь, лихорадочно пытаясь попасть пальцами в отпирающую её кнопку. Запищал отпертый магнитный замок, Алина вывалилась на улицу. Бледная, как привидение, растрёпанная, с шальными глазами, в одной пижаме, босоногая она походила на сбежавшую из психушки. Навстречу громадным айсбергом в тумане поплыл соседний дом, разбуженный пронзительным беспрерывным визгом - многочисленные глазницы окон одна за другой испуганно зажигались.
Прямо на выходе в сквер беглянка снова неудачно вписалась во внезапное препятствие - удар был несильным, девушка удержалась на ногах... и тут же ощутила себя в чьих-то сильных объятиях.
- Не трогай меня!!! Отпусти!!! Иди нафиг, монстр!!! - заорала Алина, извиваясь, совсем как её чудовищный малолетний двойник пару минут назад.
- Успокойся! - требовательный, но мягкий голос, казалось, прозвучал из глубин припадочно колотящегося сердца.
Ужас отхлынул, муть перед глазами рассеялась, являя ей мужественное усатое лицо, гротескно освещённое ярким резким голубым светом фонаря.
- Дядя Миша? - пролепетала Алина. - Что... что Вы...
- Похоже, просто оказался в нужное время в нужном месте, - спокойно прояснил ситуацию давешний знакомый. - И что же за сила вынесла тебя в одном исподнем в столь неурочный час?
Из-за припадочной дрожи Алина едва могла вымолвить слово. Рассудок слушался не охотнее языка.
- Я... Я... Там... У меня дома... Что-то страшное... Сначала моя подруга... Потом папа... Я не знаю... - возбуждённо и сбивчиво, точно бредя, залопотала девушка.
- Ну ладно, пошли, покажешь, - без тени подозрения и колебаний распорядился дядя Миша.
- Я не пойду туда! - взвизгнула Алина.
- Будешь ночевать на улице? - с лёгкой усмешкой произнёс учитель ОБЖ.
Алина закусила губу, обречённо труся вслед за папиным приятелем. Острое чувство нереальности происходящего не оставляло её. Щипки и пощёчины самой себе упрямо убеждали, что она бодрствует.
На площадке первого этажа топтался невысокий коренастый лысеющий мужчина в наспех завязанном на узел махровом халате.
- Какого лешего? Что за вопли среди ночи?! Убивают, насилуют? - забухтел он, увидел вошедшую пару.
- Сейчас разберёмся, идите спать, - в успокаивающем тоне провожатого Алине почудилась императорская властность.
Коренастый покорно кивнул и скрылся за распахнутой дверью квартиры.
Лифт домчал до пятого этажа, и дядя Миша без колебаний распахнул приоткрытую дверь Алининого "гнёздышка". Внутри царили мрак и тишь. Глаза коротко резанул зажегшийся в прихожей свет. Ещё секунда - осветилась спальня.
- Ну? - показался в дверях гостиной учитель.
Алина с опаской вошла домой.
- Дверь лучше прикрыть, - напомнил дядя Миша.
Металлический щелчок запертого замка заставил девушку вздрогнуть. В спальне было пусто, тишину вновь нарушали лишь ход часов да шаги Алининого провожатого. При электрическом свете пережитый ужас казался лишь бредовым сном, и присутствие папиного друга и сбитая, ещё не просохшая от пота постель не совсем вписывались в реальность.
- Н-никого... - растеряно выдавила Алина. - Но... Чёрт! Что это всё значит? - воскликнула она. - Это что, сон, глюки?!
- Любой сказал бы что да, - размеренно проговорил дядя Миша. - Но не будем торопиться с выводами. - Он поднял валяющийся у компьютерного стула чёрный тюбик губной помады. - Не твоё?
Не дожидаясь ответа, тюбик вдруг зашипел, вспенился, с ладони усача медленно взмыл клуб чёрного дыма.
Алина со вскриком отпрянула - глаза на пол-лица, белого, как простыня, - спрятались за свалявшейся космами чёлкой, грудь часто и сбивчиво вздымается.
- Что... Что это?! Это не сон?!
- Что же мешает проснуться, перевернуться на другой бок и забыть об этом кошмаре? - снисходительно улыбнулся учитель ОБЖ.
Алинины ноги подкосились, девушка обессиленно рухнула на диван.
- Что это всё значит?!!- выдохнула она на грани истерики.
- Сейчас скажу.
Её бросило вперёд. Требовательный немигающий взгляд вонзился в бесстрастное лицо.
- Это, Алина, и есть твои злейшие враги.
- Не понимаю, Люда, папа... - растерянно затрясла головой девушка.
- Нет, нет, - мягко перебил дядя Миша. - Это лишь личины, коих мириады...
- Значит... Получается... Ох, откуда они взялись?! Что им от меня надо?!! - почти закричала полностью сбитая с толку Алина.
- Замечательные вопросы! - воодушевился собеседник. - Отвечаю по порядку. От тебя они хотят полного повиновения. А вот откуда взялись... Да по сути ниоткуда. Они всегда были рядом. Просто умело скрывались. Они суть приложение к твоей жизни здесь.
Алина глубоко вздохнула.
- Дядя Миша, может, хватит мистического тумана? Скажите конкретно, кто это был, у меня в квартире?
- Только не торопись вызывать психбригаду, когда услышишь, - усмехнулся мужчина. - Можешь называть их как тебе больше нравится. Я бы назвал демонами. Твоими личными демонами.
Алина не была воинствующей атеисткой, но и не считала религию чем-то практичным - так, утешением для коптящих воздух старушек. А ад, бесов, демонов - вовсе сказкой для запугивания не вписывающихся в церковные стандарты.
- Дядь Миш, ну Вы сами-то верите, во что говорите?
Усач загадочно улыбнулся.
- Лично у меня нет оснований не верить. Хотя, будь я на твоём месте, мой скованный рационализмом рассудок тоже хватался бы за попытку объяснить всё логически.
Алина вдруг почувствовала, что её кровь будто начинает кипеть.
- Нет!! - завизжала она. - Нет!! Не верю! Бред!! - гостиная пришла в движение, кружась быстрее и быстрее, словно диван превратился в диковинную карусель. - Не верю!!!
- Поспи, милая, приди в себя! - докатился до слуха далёкий и глубокий голос.
Горячая как лава, вязкая волна накрыла её с головой. Мир померк...
Алина очнулась у себя в постели. За приоткрытым окном - белый день. Свежий ветерок чуть колышет ситцевую занавеску, нежно касается горячих щёк. Вдалеке слышен детский смех, голоса редких прохожих, шум проезжающих машин. На столике рядом с компьютером упорно шуршат часы. Два часа дня. Девушка села. С головы свалилось мокрое полотенце. Алина удивлённо затеребила его в руках. Откуда оно? Неужто лунатизм? Неудивительно после такого стресса...Вон и постель едва ли суше - хоть выжимай...
Пальцы вдруг до побеления сжали незатейливый компресс - на кухне кто-то гремел тарелками. Ужасы ночи завихрились в уме с новой силой.
Девушка крадучись выбралась в прихожую. Дом был не нов, и пол в занимаемой ею квартире представлял собой стыдливо скрытое линолеумом древнее ДСП. Проклятые деревяшки предательски скрипели...
На кухне жизнерадостно орудовал дядя Миша. Бурля, дымилась на плите кастрюля, помещение заполняло мягкое, освежающее травяное благоухание.
- С пробуждением, Алина! - бодро отреагировал на её появление загадочный учитель.
- Как Вы ко мне попали? - пролепетала она, тяжело опустившись на стул.
- А я и не уходил, - простодушно ответил дядя Миша. - Нельзя же было бросать тебя в таком состоянии. Угощайся, - кивнул он на стоящую на столе кружку с ароматно-дымящимся зеленоватым напитком. - Нашёл в аптеке успокоительный сбор. Вот такая штука. - Усач показал большой палец.
В лицо ударил жар. Получается, вчерашняя свистопляска была реальной? Голова пошла кругом.
- Разум ещё не переварил происшедшее, - сказал, словно слыша её мысли, дядя Миша. - Так всегда бывает, когда рушатся привычные представления. Попей чаю, станет легче.
Сбор и правда, оказался добротным - горьковато-сладкий, освежающий, он словно укутал воспалённый рассудок мягкой тёплой фланелью. Стресс отхлынул, мысль потекла спокойно, словно отгремевшая ледоколом река.
- Скорее всего, Вы правы... - произнесла Алина. - Никак не могу свыкнуться с мыслью, что демоны существуют.
- Как ни прискорбно, реальность такова, - кивнул папин приятель. - Хочу заметить, ты столкнулась с самыми опасными...
- Да ну! - недоверчиво покосилась на собеседника девушка.
- Многие считают, что чем у противника больше пушка, тем он и опаснее. Редко кто понимает, что диверсанты и шпионы могут нанести вред гораздо больший. Бывает, именно они меняют ход войны. Также и здесь - эти демоны тем и опаснее, что никто их таковыми не считает.
- Вы сказали, что они были рядом со мной всегда...
- Верно, - подтвердил дядя Миша. - Бывало, ты слышала их шёпот, считая его собственными мыслями...
- Хотите сказать, что я... как это называется... одержимая?! - возмутилась девушка.
- Не более чем миллионы ребят и девушек, вроде тебя.
- Но почему всё это... случилось именно со мной, а не... с этими миллионами?! - воскликнула Алина.
- Вопрос вопросов, что называется, - пожал плечами собеседник.
- Ну, и что теперь делать?! - в отчаянии заломила руки Алина.
- Прежде всего - успокоиться! Завтра встретимся и, если захочешь, снова поднимем вопрос.
- Почему не сегодня?! - почти взвизгнула девушка.
- Такие вопросы на скорую руку не решаются, тем более в возбуждённом состоянии, - осадил её дядя Миша. - Сегодня отдыхай, приводи себя в порядок. Снаружи и, в первую очередь, внутри...
- А если они снова придут?! - в Алининых глазах читался ужас.
- Сегодня тебя не точно побеспокоят, - заверил учитель ОБЖ. - Извини, вынужден на сей оптимистичной ноте тебя оставить, время поджимает. Тут на плите супчик гороховый, - сообщил он уже в прихожей, накидывая ветровку. - Можешь кушать.
- Гороховый, мой любимый, - удивлённо промолвила Алина. - Дядя Миша, иногда мне кажется, что Вы знаете меня лучше, чем я сама...
- Так и есть, - на полном серьезе ответил усач, зашнуровывая лакированные ботинки.
- От скромности Вы точно не умрёте, - чуть улыбнулась девушка.
- Не только от скромности, - поднял на неё глаза друг отца. - Ну, до завтра! - он бодро выскочил в подъезд, и каблуки звонко зачокали по каменным ступеням.
Из зеркала в ванной комнате снова глянул Тутанхамон. Дядя Миша прав, пора приводить себя в порядок! После наведения туалета Алина по привычке уселась за компьютер. "Одноклассники" встретили ничего не значащими новостями. Новых сообщений вроде нет. Сердце вдруг защемило, но не так, как раньше - приглушённая боль, словно врач осматривает ушибленную ножку. И на фоне неё грудь непостижимым образом заполняли тихая радость и свет...
Майское солнце не скупилось на тепло, хотя на улице чуть похолодало. Детская площадка, как и вчера полна движения и гомона, Жуков взглядом победителя созерцает засаженную невысокими голубыми елями аллею. Вымощенная бело-розовой брусчаткой тропинка выходит прямо к остановке, куда уже неспешно подруливает белоснежная маршрутка. Алина ускорила шаг, и не зря - автобус шёл именно туда, куда нужно - в бывший рабочий посёлок.
Стоя перед обшарпанной бурой в чёрную крапинку металлической дверью, девушка долго не нажимала полуразбитую кнопку звонка - захватили нахлынувшие воспоминания. Бывало, в детстве, забыв ключи, она сидела у этой самой двери, пока мама не приходила на обед. Иногда ожидание длилось до часу. Вьюжными зимами скрипели на ветру заржавленные ступени чердака, вселяя пугающие мысли, что кто-то громадный и сердитый сопит этажом выше. Сердце радостно отзывалось на каждый хлопок тогда ещё деревянной двери, падая всякий раз, когда лифт, чьи звуки были заучены как таблица умножения, останавливался раньше, или проезжал мимо. О, золотое время, когда боишься, что отошедшие поутру папа с мамой уже не вернутся, сгинув в болотах за гаражами, чьи крыши видны из окна, зачем, полузабытое, бередишь сердце?
Незатейливый "динь-дон" в глубине квартиры. Тихо. Алина - вновь забывшая ключ маленькая школьница. Ан нет! Где-то за дверью зародилась возня, едва слышные шаги, странно - от этого так радостно, совсем как в детстве... Скрипнула деревянная дверь. "Кто там?" - донёсся скрипучий голос из-за крапчатого металла.
- Мам, это я, Алина.
Пара мгновений недоверчивой тишины, радостно, точно завидевшая любимого хозяина собачонка взвизгивает замок, медленно, ещё с тенью недоверия растворяется дверь...
Всемогущее время углубило колеи морщин Алевтины Сергеевны, по волосам серым плавленым свинцом медленно ползла седина, да и вообще она ощутимо сдала по сравнению с последним Алининым визитом. Но её объятия, казалось, выдавили из лёгких дочери весь воздух.
- Алиночка, дочка... - голос матери дрожал. Блеск в глазах, обычно вызывающий в Алине лишь брезгливость, внезапно отозвался в сердце жалостью...
- Но, но! "Сама"! К матери, домой приехала! - возмутилась пожилая женщина.
- Мам, - примирительно произнесла Алина, - ну что ты меня всё так... опекаешь? Мне же не пять лет...
- Не пять, не пять... - вздохнула Алевтина Сергеевна. - Вот сама мамой станешь - поймёшь...
Сердце обожгло болью. "Станешь мамой, поймёшь...". Да станет ли? Рожают, конечно, некоторые, что называется, "для себя". Но тут уж как повезёт... Мужики сейчас на редкость безответственные... Ладно их папочка, порядочный, хоть и непутёвый, деньги отсылает. Но ведь не все такие, далеко не все...
Мама без церемоний оккупировала кухню, загремела кастрюлями.
- Алина, я в магазин не ходила. У меня овсянка есть и макароны...
- Лучше макароны, - тут же ответила Алина. Овсянка была кошмаром детства. - Мам, тебе самой-то что-нибудь в магазине надо?
- Да что мне-то? - донеслось из кухни, дочери живо представилось, как мать равнодушно отмахивается. - Что мне пировать с моим диабетом?
- Ты инсулин-то колешь?
- А то!
Старая двухкомнатная квартира, где прошло Алинино детство, всё больше приходила в упадок. Окна и подоконники покрыла сажа, с потолка по углам свисали нитки паутины, пожелтевшие чахлые цветы в треснувших горшках совсем сникли. В спальне на столе и окне громоздились беспорядочной кучей клубки пряжи, тетради, картонные папки с выкройками, журналы мод. Последние смотрелись новыми "мерсами" на свалке автолома. В удушливой атмосфере витали пыль и дряхлость.
- Мам, ты бы хоть форточки открыла! Дышать нечем! - пожаловалась Захарова-дочь.
- Просифонит меня...
- Оденься потеплее... Господи, вечно у тебя бардак...
- Да это разве бардак? - простодушно удивилась появившаяся в комнате мать.
"Интересно, ЧТО же для неё бардак?" - пронеслось в уме у Алины.
- Дочь, оцени обновку! - воскликнула Алевтина Сергеевна. Женщина порылась в том, что представлялось Алине беспорядочно висящей на вешалке разноцветной грудой, и на Божий свет появилась достаточно стильная вязаная жилетка.
- Как? - поинтересовалась мама, примеряя вещь. Модная обновка на Алевтине Сергеевне смотрелась аляповато, как ультрамодный тюнинг на "Запорожце".
- С последнего номера "Сандры" подцепила, - с гордостью сообщила мать.
- Журналы-то у тебя есть время читать... - снисходительно улыбнулась Алина. - Ты бы всё же прибралась, тебе всё равно двигаться надо, завалишься совсем...
Покуда Алевтина Сергеевна орудовала у плиты, девушка, вооружаясь поочерёдно то веником, то тряпкой, ликвидировала последствия маминого бездействия - побелели подоконники, исчезла паутина, воспрянули цветы, точно умирающие в пустыне, окроплённые мимолётным дождём.
-Доча, пойдём, макарошки готовы... Ох! - Алина подняла глаза от глянцевого журнала, с интересом взглянув на замершую в дверях с открытым ртом маму. Чему удивляться - просто-напросто пряжа, журналы и выкройки аккуратно разложены по стопочкам, одежда на вешалке - точно бойцы на майском параде, а шали с шарфами аккуратно сложены в полупустую тумбочку.
- Ох, доча, - голос матери дрогнул. - Даже не знаю... Спасибо, дорогая... Не знаю, найду теперь что... - в глазу, словно первая звездочка в сумерках, сверкнула слезинка. - Бывало, по молодости, я приберусь дома, так Петя ругался: "Где носки? Где моя книга? Вечно ничего не найдёшь после твоей уборки!"...
На лицо девушки надвинулась тень. Напоминания об отце, похоже, начали её преследовать. Сдавивший сердце пресс выдавливал из семян воспоминаний о лихолетье разводной эпопеи, крепко подсоленных материнскими слезами, отборный яд.
- Как-то весело ты об этом говоришь, - бросила дочь.
Мама вздохнула, присела рядом на кровать. Лицо её осунулось, морщинистые щёки увлажнили ломаные линии слёз.
- Дочь, - с трудом выговорила Алевтина Сергеевна. - Ты прости его. Не держи зла. Не надо этого... Себе же хуже... Сама я виновата. Из-за меня ведь, дурочки наглой ушёл.
- Мама, ну что ты говоришь! - воскликнула Алина. - Эта чучундра его окрутила...
- Ты погоди! - оборвала её мама. - Слушай. Отец твой золотым человеком был, красивый, работящий, тебя любил до потери пульса...
- Видеть не до потери! - перебила девушка. - Сколько раз он потом к нам приходил с дочерью повидаться? Даже пальцы загибать не надо! Вот сколько! - она почти ткнула в лицо матери сцепленные кольцом пальцы.
- Но, но! Пальцами-то тыкать! - завелась пенсионерка. - Обижала я его, что греха таить... Была бы в твоём возрасте поумней...
- Ма-ам! - умоляюще протянула Алина.
- Дура я была дура! - продолжала, вздыхая, Алевтина Сергеевна. - Золотого человека упустила! Всем была недовольна, что твоя прынцесса на горошине... Ты бабушку Аню-то помнишь?
Бабушку по отцу Алина помнила смутно. Виделись они, похоже, лишь единожды, когда ей было года три-четыре. Помнилось, как бабушка привезла целый пакет потрясающе вкусных пирожков, как они подолгу гуляли, как перед сном, пока родители смотрели телевизор, баба Аня вполголоса, но фантастически живо рассказывала захватывающие истории, что, вполне возможно, придумала сама... Помнила нежно-лукавый взгляд из-под толстых очков, широкую улыбку, которую не портило даже отсутствие зуба, заразительный смех...
- Её тоже обижала, - понурилась Алинина мама. - Ещё похлеще, чем отца. Его-то любила, а свекровок кто любит... Ничего тогда не понимала... Как-то... - подбородок пожилой женщины задрожал. - Отец, помнится, тогда уже спутался с этой Юлькой... Но метался, не решался развестись. И вот звонит бабушка Аня, - слёзы побежали её обильней, грудь рвалась от сдерживаемых рыданий, слова проталкивались всё трудней. - Хотела наверное... с Петей... поговорить... а тут я... Ну, сказала ей... "Полюбуйтесь, как сыночка воспитали"... Много всякого... наговорила... Понесло меня... Не в себе тогда была, понятно... Как вспомню... всё огнём горит внутри... - Алевтина Сергеевна замолчала, закрыла лицо руками. Алина нежно обняла мать.
- Обидела я тогда бабушку, до слёз обидела, - немного успокоившись, подытожила Алевтина Сергеевна. - И тогда Петин отец, дедушка твой сказал ему: "Разводись ты с этой дурочкой". Так всё и решилось... Из-за языка моего поганого... Так глядишь, и перебесился бы может, кинул бы Юльку свою... А так, - женщина равнодушно махнула рукой. Всё равно у разбитого корыта остался... Она сама его кинула...
- Откуда знаешь? - удивилась дочь.
Повисло напряжённое молчание.
- Знаешь, девка, ты прости, - смущённо начала пенсионерка. - Не решалась рассказывать, да и ты об отце вспоминать не любила. Письмо он мне написал...
- Письмо?! - чуть не подпрыгнула Алина. - Когда?!
- Только ты институт закончила. Тогда уже жила отдельно. И тут как-то почту проверяю, смотрю - письмо! От него, родимого! Так во мне дух-то и занялся! Так-то всё деньги, деньги, я тут - гляди-ка, письмо! Писал, что жизнь у них не сложилась... Сначала всё хорошо, вроде было, переехали, квартиру купили, девочка даже народилась. Потом, склоки скандалы, запил даже... Ну и в оконцовке она на развод подала... Даже без его ведома, пока в командировке был. Вызывают в ЗАГС, а там: "Здрасьте, Вы разведены, распишитесь". Он как стоял, так и сел. Квартиру у него оттяпала, уж не знаю как она его окрутила, на неё оформил.
- Бред! - возмутилась Алина.
- Вот и я о том же. Теперь вот бобылём живёт...
В груди у девушки вдруг что-то сдвинулось и зазвенело, словно лопнула впившаяся в сердце древняя ржавая скоба. Защипало глаза от вмиг переполнивших её облегчения и жалости.
- Назад-то не думал возвращаться? - без особой надежды спросила Алина.
- Куда назад? Ко мне-то? - Алевтина Алексеевна рассмеялась. - Какой ему назад. Он теперь на баб-то даже не смотрит после такой подлянки. Да и не в том возрасте мы...
- Любви все возрасты покорны, - попыталась пошутить дочь.
- Была бы любовь... - отмахнулась женщина. - Ну, пошли, что ли, кушать?
Макароны оказались выше всех похвал. Алина давно отметила, что самое простое блюдо в мамином исполнении приобретает незабываемый вкусовой оттенок, соперничающий с глутаматом натрия.
- Обалденно, мам! - похвалила девушка, когда кремовый в красную крапинку кетчупа макаронный червячок исчез во рту.
- Доча, давай признавайся, что это с тобой сегодня, - добродушно-подозрительно покосилась на неё мама.
- А что? - не поняла наматывающая спагетти на вилку Алина.
- Какая-то ты... блаженная.
- Да ну тебя!
Девушка всё же понимала, что мать права. Чувствовала она себя, по меньшей мере, необычно. Покой, умиротворение, отголоски радости и доброты - Алина с трудом могла описать распустившийся внутри букет чувств (позднее она назвала это "внутренним светом").
После макарон немного потолковали. Говорила в-основном мама - снова жалобы на здоровье, размер пенсий, критика "бессовестного" украинского правительства, "расстреливающего свой народ" в Донбассе. Алина лишь кивала, редко вставляя фразы и междометия. Про себя ей рассказывать было особо нечего. Со времён последнего сообщения в "Одноклассниках" мало что изменилось, не считая увольнения, о чём рассказать не решилась, чтоб не беспокоить и так сдающую позиции бескомпромиссной старости маму. Затем - "показ мод". Алина выступала в роли, жюри, оценивая связанные за время её отсутствия шали и береты. Большая часть оказалась довольно креативно исполнена и даже молодила перешагнувшую шестидесятипятилетний рубеж Алевтину Сергеевну...
- Ну, дочь, ты почаще заходи, - а то одиноко мне здесь... Интернет Интернетом, а вот такого, живого общения так, бывает, не хватает, - в глазах матери читались мольба и неизбывная скорбь. Алина застегнула босоножки, и они вновь слились в объятиях.
- Хорошо, мам постараюсь почаще, - сказала девушка. - Ты только не заваливайся, лечиться не забывай, доктора слушай... и вяжи, у тебя здорово получается. Мне особенно тот сиреневый берет с цветами понравился...
- Да ты что! - всплеснула руками просиявшая Алевтина Сергеевна. - Неужто красиво? А я его уже распускать собралась...
- Не вздумай! - погрозила пальцем Алина. - Лучше распусти тот оранжевый...
- Так и сделаю, - твёрдо заверила мать. - Мне он самой не нравится.
- Ну ладно, мам, целую, пока-пока!
Снова жаркие объятия, пламенный поцелуй сухих старческих губ. Алина горной козочкой слетела по ступенькам - через одну, совсем как в школьные годы. Вот и маршрутка как по заказу. Да ей определённо сегодня везёт!
Набежавшие торопливые тучки мелко сыплют дождиком, копоть прибило к асфальту, в салон игриво врывается освежающий ветерок. Дорога пролетела незаметно. Вот уже и знакомый сквер на подходе...
Тонкая облачная вуаль раздвинулась точно занавес, заиграли перламутром мелкие дождинки, орошающие воссиявшие ступени подземного перехода. Взлетев на свет Божий, Алина застыла в восхищении. Над дальним краем горизонта вздымалась синева неописуемых оттенков, напоминающая нависшие над городом громадные лепестки сирени. Подсвеченные солнцем голубовато-зелёные ели и башенки выстроившихся рядами новостроек на их фоне казались великолепно прорисованными трёхмерными моделями, над которыми занимался невесомо-хрустальный переливчатый лук радуги.
Резко и тревожно зазвенели цепи качелей, площадка взорвалась надсадным детским плачем, крошащим в песок осколки радужной идиллии. Миг - и Алина поднимает с земли хорошенькую светленькую девочку лет пяти в голубоватой кофточке со Смешариками. На раскрасневшемся личике мерцают бусины слёз, громкости крика хватило бы на турбину "Боинга". Площадка замерла.
- Аня! - возник рядом мужчина в белой в полоску рубашке и бежевых брюках - очевидно отец.