Аннотация: Сказка о том, как два Войн-Города - Папа-Город и Мама-Город - родили мирного и доброго Сынулю-Города. Они хотели, чтобы и он воевал, а он мечтал просто жить и радовать своих жителей!
СЫНУЛЯ-ГОРОД
Где-то в дальнем краю, неважно, где, стояли на берегу моря два города - он и она. Войны, полицейские, зависть и зло царствовали в них. Дома походили на снаряды, из бронированных окон топорщились пулемёты, соседи доносили на соседей, коварные мостовые подслушивали крамольников, а чуткие ловушки срабатывали на неверный шаг.
Ох, худо было жить в городах! Но, представьте себе, хоть они и любили войны, между ними возникла крепкая сердечная привязанность. Может, потому и возникла, что они любили одно и то же. В результате этой привязанности у городов родился... ребёнок!
Это случилось пасмурным вечером, когда ещё не черно, но уже не серо - так, синяя синь и настороженная тишина, только хлоп-бац! - срабатывали ловушки.
В семь часов вечера по местному времени Мать-Город вздрогнула, плюхнула, выстрелила - но тихонечко, чтобы не треснуть, - и из её мрачных трущоб выкатилась белая сфера, похожая на сплющенное сверху яйцо голубки.
- Поздравь меня, Отец, - сказала Мать-Город. - Он родился.
Отец-Город шумно ахнул взрывом городского банка и терроризмом банды серых. Он даже на радостях подпалил старый аристократический цирк, куда ходили дамы с господами. Просто так. По ошибке. Даже у военных городов бывают ошибки. Но ведь это от радости.
Конечно, как всяким родителям, городам хотелось бы, чтобы:
а) сын перенял мапины качества;
б) чтобы он жил недалеко, рядом, совсем рядом, чтобы в случае чего помочь ему либо отлупить за неподобающие поступки (интересно, какие поступки у войн-городов считались плохими, а?)
С надеждой смотрели родители вслед белому яйцу, но оно не останавливалось там, где им хотелось, а бежало всё дальше и дальше, и, наконец, у пушистой зелёной горы замедлило ход, улеглось поудобнее, повозилось, пыхтя, и, причмокнув от удовольствия, приготовилось.
Города изо всех сил тянули дома, чтобы окошками разглядеть, какой сын у них получился. На всякий случай они выставили стодюймовые пушки и снарядили войска: вдруг дитя первым начнёт драться. Надо успеть, а то хлопот не оберёшься. Нужно научить ребёнка всем козням, штучкам и махинациям. Пусть он взлелеет в своих домах жестокость и равнодушие, порок и тупость, и ещё - беспрекословное подчинение сильнейшим. Он должен стать военным Сыном-Городом.
Мда-а... Но не все мечты сбываются. Вернее, все мечты, бывает, не сбываются. Так вышло и на этот раз.
Белое яйцо пропыхтелось и лопнуло. От центра отошли, бесшумно отогнувшись, тонкие лепестки скорлупки и, пришепётывая, смеясь, волнуясь, распустились по земле, слегка примяв траву.
Рассмотрев - правда, издали плохо видно, но всё-таки кое-что, - развернувшуюся поверхность яйца-города, родители от неожиданности пальнули из своих стодюймовых пушек. Получился классный фейерверк. Но не от радости.
Сын родился светлым, праздничным и, что хуже всего, - абсолютно безоружным.
Утопия! - скажете вы. Ничуть.
- Доброе утро! - радостно сказал Сынуля-Город и рассмеялся хлопушками, шариками, россыпями цветных огней и добрыми людьми.
Да, уже наступило утро. Родители даже не заметили, что взошло солнце. Они недоумённо нахмурились и сказали:
- Хэлло, Сын. Непонятно, отчего ты веселишься. Ты беззащитен и слаб. Ты легкомыслен и глуп. Ты совсем мальчишка и ничего не понимаешь в настоящей жизни! И потом... где... где твои сторожевые башни и толстые стены? Где гаубицы, мортиры, танки и бомболёты? Где, наконец, твои вымуштрованные армии - полицейские, мотострелки, янычары, самураи, наёмные зуавы из степных кочевников, полки интервентов-захватчиков и банды рычащих от ярости нищих? Не-ет, так не годится абсолютно. Тебе срочно надо вооружиться. Кругом враги. Они вне тебя и внутри тебя, и придётся успевать. Мы поможем тебе на первых порах. А потом берегись! Тебе не удастся разгромить нас, когда ты созреешь. Помни, это бесполезно. Мы вдвоём сильнее тебя. Но пока... мы покажем тебе, как устраивать западни и ловушки, как слышать недозволенные речи и избавляться от чужаков, как пытать правду у виновных и как искать вину у честных. Ты полюбишь взрывы, кровь и дымящиеся развалины, тюрьмы и подземелья, полные рабов, виселицы и гильотину, доносы и решётки. Ты научишься убивать, принижать и властвовать.
- Неохота мне, - сказал Сын беспечно.
- Как это? - не поняли войн-города.
- Не-о-хо-та мне! - твёрдо поставил точку Сын-Город.
И всё. Сколько Мать и Отец ни увещевали, ни вопили, ни бранились, ни дипломатничали, ничего у них не вышло. Дай Бог всем умным детям одерживать верх над глупыми родителями.
- Ну, нет! Я так просто не отстану от своего неслуха! - вконец разозлился Отец-Город, закусив удила, отчего в башне ратуши полопались окна. - Я объявляю ему Войну. Мне безразлично, что он не вооружён. Он опасен, и я не пощажу его. Слышишь, Мать? Присоединяйся, или я объявлю тебе Войну тоже.
Мать-Город нахмурила свои мостовые и мрачно согнала честных бедняков-трудяг из захудалых жилищ в прочную огромную тюрьму Акроко с твёрдым решением не выпускать их до победного конца.
- Да! - проскрежетала Мать-Город главными воротами тюрьмы Акроко. - Я жажду победы над Сыном! Я ненавижу его. Он - не мы.
Над собственным сыном - победы! Это ж надо, а? Невообразимая жестокость. Жестокость и тупость. Ну, ничего. Неужели вы предполагаете такую чепуху, что Сын, Сыночек, Сынуля-Город оденется, по наущению родителей, в колючую броню войны, предательства и злобы?!
- Да! - заявила Мать-Город. - Оденется. Куда денется?
- Посмотрим, - говорю я.
Да, всё ещё впереди. Я не дам Сынулю-Город в обиду. Я сама поколочу его непутёвых родителей. Они не дождутся нашего поражения, уж я-то знаю!
- Х-ха. "Не дождутся"". Дождёмся, милая. Ты нам не помеха, - сказали войн-города и выпустили из труб оружейных заводов смерчи зловредного дыма и жаркого иссушающего ветра.
Охо-хо, вредности им не занимать: в их дыме и ветре извивались змейки табуна. Не табуна - стада диких лошадей широких прерий, а табуна - отравляющего вещества нервно-паралитического действия. Ужас, право-слово! И я мгновенно превратилась в немощного паралитика. Теперь я могу только смотреть и рассказывать вам то, что происходит перед моим носом. Вот уж удовольствие!
- Полежи там где-нибудь, - мстительно проворковала Мать-Город и фыркнула: - Артистка! Фи! Не будь шпильманом, это неприлично.
- Кем? - спросил Отец-Город, бросив подсматривать за Сынулей-Городом из окошка одинокого маяка.
- Шпильманом, - повторила Мать-Город, закипая.
А шпильман - это и не ругательное вовсе. Шпильман - странствующий певец, музыкант, актёр, акробат, понимаете? А ну их, они немного больные войной, я не обижаюсь. Ой-ёй, смотрите-ка, что происходит!
По улицам Отца-Города маршировали каратели в красных мундирах. Отец-Город, донельзя довольный, выпячивал мостовые, словно грудь в орденах. Мышцы у карателей - во! Автоматы - во! Каски - во! Диадохи, то есть, полководцы - у-ух! Штыки сверкают, сапоги блещут, солнце в тумане от страха прячется.
На берегу прохладного моря каратели встали и разбили бивак. В ожидании военного флота от Матери-Города.
А пока суд да дело, Отец-Город послал в Сынулю-Город самых отборных карателей - одного за другим - на опасную разведку. Три карателя вернулись через неделю, заявив, что до Сынули-Города чем ближе идёшь, тем дальше оказываешься. Четвёртый каратель пожил в недрах врага несколько часов, и до того ему там понравилось, что Отцу-Городу пришлось срочно похищать растаявшего от восхищения карателя с помощью свирепого бездумного зуава-наёмника.
Мать-Город усмехалась, глядя на бессилие супруга.
- Неужели у тебя нет чего-нибудь получше? Поэффективнее, если ты понимаешь, о чём я, - высокомерно осведомилась она, ударив во все колокола на старом потрёпанном соборе, где гулял ветер вместо прихожан.
- У меня?! У меня есть... У меня есть!!! У меня есть то, что тебе и не... это... придумается, вот. Тут и... кхе-кхе, и... кху-кху, и кхо-кхо... В общем, у меня масса оружия! - взревел Отец-Город.
Мать-Город прищурилась всеми дверьми глухих домов.
- Ты не договариваешь, мой птенянчик, - вкрадчиво сказала она. - Что за кхе-кхе, кху-кху и кхо-кхо? Мм? Какая такая масса оружия?
- Я расскажу тебе попозже, дорогая, - замялся Отец-Город.
- Сейчас.
И в сторону Отца-Города полетел снаряд и шмякнулся в аккурат на пороховой склад. Бедный муженёк взвыл от боли и запричитал, клокоча вонючими водами клоак:
- Это отборные войска! Зомби! О них никто не должен знать, моя могучая голубица! Они в подполье!
- Никто и не будет знать, - успокоила Мать-Город. - Только я и ты.
- Да, моя бархатная крепость... Ох, как больно ты мне сделала, - пожаловался Отец-Город и всхлипнул водопроводной водой, отчего жители два дня протомились от жажды.
- Я пришлю тебе подарок, моя кладбищенская колоколенка, - пообещала Мать-Город. - Пока на автора табун действует.
В тот же час из пасти её военных заводов выполз надутый бронепоезд с запасами первосортного пороха. Он пропыхтел в Отец-Город, и тот набил свои склады взрывчатыми веществами. Посопев удовлетворённо, Отец-Город сказал любимой "спасибо".
Затем оба населённых пункта притихли, призадумавшись и пригорюнившись. Кому же хочется иметь у себя под боком сына, который живёт вразрез с программой и чаяниями родителей? Ясно, что никому не хочется. Какие мапы - такие и сыны-дочки должны быть. А тут ни в одного мапу ребёнок не пошёл, ну что ты скажешь?
Думали, думали войн-города, думали, думали, и ничего умного не придумали. Я так и знала, хоть и парализованная стояла. Прислали они тогда диадохам-полководцам эти самые отборные войска Отца-Города и велели снова думать.
Состроив озабоченные мины, диадохи собрались в глубоком окопе и принялись фантазировать, как же им одолеть Сынулю-Город.
Популяв немного тяжёлыми ядрами, быстрыми ракетами и вообще всякими пуляющими предметами и добившись в результате, что весь металлический набор боеприпасов прилетел к ним обратно, опустошив армию, диадохи затрясли коленками и послали за помощью. А какая помощь, если вся помощь уже давно тут, у стен врага, и довольно потрёпанная?
А Сынуля-Город поглядывал одним глазком на их беспокойное шевеление и добродушно посмеивался:
- Хватит умничать! - советовал он. - Переплавьте свой металлолом и айда ко мне жить. Вам понравится, честно-честно. Я дам каждому по чудесному коттеджу с садом и ручьём, работу по сердцу, я вселю в вашу душу смех, счастье, доверие, ласковость и любовь. Как вы без них живёте, я не понимаю! И что вы потеряете в мапиных городах? Страх и жестокость, только и всего, ни много, ни мало! Разве плохо?.. Впрочем, я не настаиваю. Я просто предлагаю.
- Сражаться! - взвизгнул самый хлюпенький и трусливый диадохишка. - Смерть тебе, смерть! И тебе смерть, и поганым жителям твоим - смерть!
- Не умничай, - строго сказал Сынуля-Город. - У меня есть оружие космического масштаба, сверхоружие, абсолютное оружие - это жажда любви, честь и достоинство. И смелость смеха над вами, понятно? Где уж вам тягаться, ну?
И Сынуля-Город радостно рассмеялся вместе со своими жителями. Диадохи закричали, запричитали, затопали, а каратели в мундирах, красных от своей крови, смотрели на потерявших лоск и впечатляемость начальников и размышляли, опершись на ружья, автоматы и ручные пулемёты, о том, о сём, а в частности, о том, о чём вы и сами могли бы подумать в их положении: что делать? Или: быть или не быть? Или: а судьи кто? И когда растерявшиеся диадохи устали топать, причитать и ругаться и упали в окопы отдыхать, войско задумчивых янычаров, самураев, зуавов, зомби и мотострелков побросало ружья, автоматы и ручные пулемёты и отправилось восвояси.
Между тем, как всё это происходило на ваших глазах перед моим носом, оставшиеся на произвол судьбы жители Матери-Города и Отца-Города (кстати, сплошь бедные и честные люди) подняли головы. Подняли и обнаружили, что их никто не стережёт. Никто. Можете себе представить?!
И тогда жители, как умные граждане, тихо и мирно переименовали города, сломали ловушки, капканы, вычистили помойки, клоаки и трущобы, освободили заключённых из тюрьмы Акроко, вымыли окна, сняв стальные решётки, перестроили дома и улыбнулись друг другу. Я даже ахнуть не успела - только руками всплеснула, отходя от отравляющих веществ нервно-паралитического действия.
Возвратившаяся армада военных дезертиров обнаружила на месте войн-городов Папу-Город и Маму-Город, освещённых огнями, улыбками и поразительной чистотой улиц и людей, которые приняли раскаявшихся грешников с распростёртыми мостовыми, площадями и открытыми настежь окнами. А Сынуля-Город махал им издалека разноцветными флагами на белых башнях и пускал цветные шары в небо.