Свидерская Маргарита Игоревна : другие произведения.

Наследники Илланкуэитль

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Первая книга дилогии. ОБНОВЛЕНО 19.03.2013

   Наследники Илланкуэитль
  
  
   'Страна обманутая, преданная, проданная,
   побежденная предсказанием, гением,
   женщиной и конем...'
  
   Бальмонт К. Змеиные цветы. М., 1910. С. 3.
  
  
   ПРЕДИСЛОВИЕ
  
   О древних ацтеках и майя нам известно немало, пусть не всегда правильно мы можем произнести названия их городов или имена правителей, но неизменным остается интерес к этим народам - основателям великих цивилизаций древнего мира, во многом опередивших развитие государств Европы того времени.
   Возникает естественный вопрос и недоумение, о чем же новом может рассказать этот роман, или читателю вновь повторят уже известные факты, на основе приключенческого сюжета?
   Уважаемые читатели, археология, история и филология не стоят на месте, радуя общественность новыми открытиями. Постепенно становятся доступными для чтения древние письмена, и этот неповторимый мир раскрывает нам свои тайны.
   Еще совсем недавно ученые искали ответы на некоторые вопросы:
   Как Эрнан Кортес с горсткой людей смог одержать победу над считаюшейся непобедимой армией ацтеков?
   Какая сила или причина заставила целые народы переходить на сторону испанских завоевателей?
   Почему Э. Кортесу индейцы не просто покорились, а признали его власть легитимной?
   Что за женщина была рядом с ним, и почему испанца стали с уважением называть ее именем Малинальцином - владыкой Малиналли?
   Раньше считалось, что Марина - это обычная рабыня, подаренная завоевателям, но такие ли подарки преподносят долгожданному гостю, и будут ли его нарекать ее именем, если считают вернувшимся богом?
   При изучении материала мы наткнулись на работу А. Г. Степаненко 'Проект живая история', где рассуждения и приводимые аргументы показались нам убедительными и достаточно интересными.
   Для удобства читателя приведем некоторые тезисы.
   К моменту появления испанцев на землях страны Анауак это была действительно огромная империя с утвержденными законами, культурой, устоявшимся укладом жизни и постоянно раздираемая восстаниями покоренных народов. То есть, последний тлатоани Теночтитлана не успел завершить объединение страны, а даже наоборот еще более ожесточил против ацтеков племена империи.
   Передача власти по наследству от отца к сыну была во всех правящих семействах страны Анауак, за исключением верховной у ацтекских правителей в городе Теночтитлане. Здесь она передавалась через женщину - носительницу 'крови', наследницу прародительницы Илланкуэитль из города Кулуакан. Кулуа - "место тех, кто имеет предков". Причины такой передачи легитимной власти уходят в далекие времена, когда кочующие ацтеки перестали довольствоваться ролью наемников у племени тепанеков из города Аскопотцалько и приняли решение навсегда остаться в долине. Одним из обязательных пунктов законности их пребывания стал брак с женщиной из Кулуа, являющегося 'наследником' и хранителем культуры более древнего племени тольтеков.
   Последний правитель Теночтитлана Мотекусома II имел старшего брата Макуилмалиналлицина. На выборах нового тлатоани победила жреческая верхушка, выдвинувшая претендентом Мотекусому II - главного жреца верховного бога ацтекской империи - Уициллопочтли. Но существовала и еще одна причина, более веская - старший брат был женат на дочери Несауальпилли - правителя чичимеков, и это означало переход верховной власти страны Анауак из Теночтитлана в город Тескоко.
   Некоторые авторы, и мы в том числе, полагаем, что Малиналли-Марина, которая сопровождала Э. Кортеса, является дочерью Макуилмалиналлицина, правнучкой Несауалькойотля - 'Соломона древней Мексики' и внучкой правителя города Тескоко - Несауальпилли - великого поэта, философа и колдуна (записано в исторических хрониках) индейского народа чичимеков.
   О доктринах веры ацтеков, подкрепляемых человеческими жертвоприношениями, известно любому читателю, очевидно, это своеобразная 'визитная карточка' страны Анауак, а вот о великих индейских магах - нагуалях, способных передавать мысли, диктовать приказы и быть одновременно в нескольких местах, не говоря уже о различных превращениях в животных и огненный шар, почти ничего. О тайном ордене нагуалей, который противостоял жрецам кровожадного Уициллопочтли, а в последствии стал вдохновителем многих индейских восстаний, оказывал реальное сопротивление конкисте только иногда мелькают сообщения в исторических документах.
   Этот роман о семье правителя чичимеков, о храбрых и мужественных людях, чьи судьбы очень часто совершали головокружительные виражи; о противостоянии тайного ордена нагуалей сначала жреческой касте страны Анауак, а затем инквизиции и испанским конкистадорам.
   Перед каждой главой мы поместили краткий список дат и событий, подтвержденных историческими хрониками.
  
  
   КНИГА I. ИСТОКИ НЕНАВИСТИ
  
   Глава I. Прародительница Илланкуэитль
  
   Хроника исторических событий: 1295 год воздвижение первого святилища и встреча праздника - Рождение Нового Огня на холме Чапультепек ("Холм Кузнечика"), принадлежавшему городу-государству Аскопотсалько. 1322 год жители города Кулуакан прогоняют ацтеков из своих земель, и они перебираются вглубь озера на болотистые островки. По другой версии - получают независимость и покидают этот район - Тисапан ("У меловой воды"). 1325 год на небольшом островке озера Тескоко ацтеки наяву увидели древнее пророчество, явившееся вождю Теночу, в котором главный бог ацтеков Уицилопочтли предрекал им обосноваться там, где они увидят орла, держащего в когтях змею и сидящего на кактусе. В этот же год 2 Дом (2 Каса) и была основана столица будущей империи ацтеков - Теночтитлан, названный в честь легендарного вождя Теноча.
  
   В пронзительно голубом небе парил белоснежный орел. Он высоко взлетел ввысь и оглядел просыпающуюся зеленую долину - она вся была под ним. Грациозный, плавный взмах и птица поднимается выше и выше - теперь вечно дымящий, с ледяной шапкой, вулкан Попокатепетль посылает ему теплые волны. Черные перья на кромке белоснежных крыльев слегка шевельнулись, послав другу молчаливый привет.
   Но вот яркие лучи восходящего солнца ударили в глаза.
   Птица замерла, нервно забила крыльями, потеряла воздушную волну и опустилась ниже. Отсюда светила не видно - не взошло, лишь золотится ровная линия горных вершин.
   Вновь потянуло холодом - это подруга Попокатепетля - гора Истаксиуатль напомнила о своей печальной любви.
   Орел и ей приветливо махнул, а теперь внимательный взгляд вниз:
   'Что там, у людей?'
   Болота соленого озера Тескоко - обитель мешиков. Это дикое племя, которое в долине появилось давно и сразу попыталось утвердиться на новых землях. Но слишком жестокими оказались пришлые и боги их кровожадными для последователей учений великого и доброго Кетцалькоатля - не приняли мешиков потомки тольтеков, живущие в древнем городе Кулуакане.
   И покинул мир благодатную долину. Ее жители пошли войной на чужаков, сбросили их в воды озера, но изгнать не получилось. Зацепились отверженные на клочке суши - маленьком скалистом острове, где только змеям было приволье, кровососы несмолкаемо пели, и камыш шелестел грустно.
   Ни пресной воды, ни еды, а мешики радуются и смеются над кулуаканцами, да знай, костры жгут и змей жарят - любимой пищей для них оказалась вся погань болотная...
   Вот и сейчас орел заметил как на плоскодонных лодках, украшенных расписными щитами, пробираются мешики через камыш к чистой воде. У них большой отряд, не сетями вооружены, а палицами со вставками из обсидиана и копьями, значит, не рыбу ловить собрались, а вновь напасть на прибрежное селение.
   'Нужно проследить, куда последуют эти дикари!' - зоркий глаз наблюдателя выхватил, задержался на одном из мешиков - тревожно стукнуло сердце, предвещая неведомую беду. Воин, как воин: статный, пятнистая шкура ягуара плотно облегает мощное тело, не стесняя движения, тяжелое золотое ожерелье на шее означает, что он из знати. Вот только лица не рассмотреть - вместо него звериная морда в замершем оскале...
   Орел отвел взгляд от мешика - куда важнее, что, в очередной раз, задумали чужаки, кого предупредить о готовящемся нападени...
   Но долина большая, и не только дикари из топей несут угрозу миру. Орел чуть повернул голову. Западнее мешиков, уже на берегу, где плодородная земля засажена садами и огородами, тушат ночные костры в городе тепанеков Аскапотсалько, которым правит жадный и хитрый Тесосомок. Он тоже враг спокойной и размеренной жизни. Здесь военных отрядов не видно, один простой люд просыпается, да торговцы собирают караваны в дальний путь.
   Теплые лучи восходящего светила только-только коснулись озера Тескоко и заскользили к его младшему брату Шочимилько, позолотили листву многочисленных садов в окрестностях древнего города Кулуакана. Играючи, солнце разбудило жителей, проникнув сквозь зарешеченные окна и прозрачные расписные занавески, нежно коснулось смуглых лиц, пригладило вихрастые волосы детворы и во всю заявило - новый день настал.
   'Я здесь, я с вами, жители Кулуакана!'
   По округе поплыл густой звук, его подхватили раковины, известив горожан о начале нового дня. Этот же сигнал еще не раз повториться: он польется по городу, извещая о середине утра, дня и так восемь раз.
   Орел проследил, как на вершинах пирамид-теокалли занялись ежедневными хлопотами жрецы и служители бога-покровителя города Пернатого Змея - Кецалькоатля. Значит, ему, белоснежному орлу, пора возвращаться на землю, домой. Сильными взмахами крыльев прекрасная птица набрала скорость и быстро спустилась вниз, спикировав на подоконник распахнутого окна богатого дома в центре древнего Кулуакана.
   Прыжок в комнату, и всего несколько легких перышек наперегонки с блестящими пылинками закрутились в солнечных лучах, как доказательство, что орел был здесь, ибо вместо него от окна отошел высокий мужчина - правитель, глава совета старейшин города Кулуакана по имени Синее Перо.
   Накинув на плечи плащ, украшенный белыми перьями цапли и красной бахромой, он покинул маленькую комнату, где все стены были в полках со свитками и многочисленными, разных размеров, глиняными горшочками. В другой, куда вошел Синее Перо, более просторной, в центре тлели угольки в очаге из трех больших гладких и плоских камней. Яркие ширмы отгораживали пространство в двух углах (там хранилось оружие хозяина дома и дорогие головные уборы), возле окон расположились плетеные сундуки с различной утварью. В глубине комнаты ворох из одеял и спавшая женщина обозначали место отдыха. Вождь его покинул, едва трубы на теокалли отметили конец вчерашнего дня.
   - Я ухожу, - сказал Синее Перо жене, которая распахнула глаза, едва он подошел к ложу. Она улыбнулась сонно, немного смущенно:
   - Опять не спал?
   - Да, большой отряд мешиков направился на юг, в нашу сторону. Предупреди дочь, чтобы не покидала город!
   - Хорошо! - жена опять закрыла глаза, собираясь еще немного вздремнуть - слуг в доме достаточно, а ей нездоровилось.
  
  ***
   - Илланкуэ!.. Сколько можно тебя ждать?! - послышались со двора звонкие девичьи голоса. Это подруги торопились к озеру.
   - Иду! - ответила девушка, выглядывая в окно с плетеной решеткой, отодвигая полупрозрачную занавеску, вышитую голубым орнаментом рыбок, резвящихся в водовороте.
   Илланкуэ поправила складки на белой юбке, тряхнула черными косами.
   Опять выбилась прядь! Пригладила. Затем выбрала из вазы с букетом георгин белый цветок и прикрепила его над ухом, все - теперь она выглядит очень привлекательно!
   Девушка загадочно улыбнулась - ночью видела удивительный сон. Словно наяву, подплыла лодка, из нее сошел воин, но не такой, как мужчины Кулуакана, совершенно другой, сильный, красивый... Илланкуэ не сомневалась, что приснившееся сбудется, и именно сегодня - так было всегда, это ее не удивляло - она происходила из рода тольтекских правителей, обладающих древними знаниями.
   С давних времен их предки жили в Кулуакане на берегу озера Шочимилько. Плодородные земли, богатые дичью леса, множество водных обитателей делали эти места не только удобными для проживания, но и лакомым куском в притязаниях соседей. То с противоположного берега приплывут тепанеки, то чичимекам из Тескоко неймется, то мешики внезапно нападут. А город, словно окутывало непроницаемым плащом из разноцветных перышек колибри, и возвращались завоеватели домой ни с чем. Видно, жителям покровительствовал сам Пернатый Змей - Кетцалькоатль - добрый бог-демиург. Так и жили кулуаканцы, развивали науки, хранили знания предков, но никогда не забывали о воинственных соседях.
   - Илланкуэ! - опять закричали во дворе, но девушка уже выбежала к подругам.
   По пути она встретила мать, что вышла из комнаты.
   - Ты куда? - остановила женщина дочь, схватив за руку.
   - На озеро! Меня ждут! - от нетерпения Илланкуэ крутанулась на одной ноге, поглядывая на выход. Густые брови матери сошлись на переносице:
   - Вот еще! Никуда ты не пойдешь. Знаешь ведь, что отец рассердится!
   - Но его же нет! А я успею вернуться! Обещаю! - Илланкуэ нежно обняла мать и ласково потерлась тонким носиком о ее мягкую щеку, вдохнув родной и вкусный запах чоколатля. В какой-то момент сердца их стукнули в унисон, и возникло желание остаться дома.
   - Илланкуэ, отец сказал, что дозорные видели рядом с городом диких поедателей змей! Будь осторожна! Возьми воинов!
   - Мы будем осторожны! - девушка уже добежала до выхода, обернулась и задержалась на пороге только для того, чтобы успокоить мать улыбкой.
   Женщина грустно вздохнула, но подходить к окну, откуда доносился смех и приветствия молодежи, не стала. Она присела у очага в центре комнаты, протянула над ним руки и прошептала:
   - Отец-огонь, защити мою дочь! Мать-вода, не гневайся на мою Илланкуэ!
   Бросив в очаг щепоть листьев сушеной полыни, брызнув воды из кувшина, Тонкая Ветка подошла к циновкам, на которых лежало рукоделие, и занялась вышиванием.
  
   ***
   Девушки радостно приветствовали Илланкуэ. Еще с вечера подруги договорились, если день будет погожим, отправиться к озеру: покупаться и нарвать цветов. На группу воинов, последовавших за веселой компаний, никто не обратил внимания - привычное дело - в долине неспокойно, а Илланкуэ - дочь правителя.
   Синее Перо, перед тем как уйти, строго наказал охране следовать за наследницей, хорошо зная: девушка не усидит дома и ослушается. Поэтому, на тяжелую поступь отряда отреагировала только Иланкуэ - поморщив в возмущении тонкий носик и подавив грустный вздох.
   Подруги весело бежали по деревянным мосткам, соединяющим чинампы - плавучие островки - огороды, засаженные томатами, перцем или разнообразными яркими цветами. Все это играло пестрыми красками. Изящество линий и форм заставляло замедлить передвижение. Запах опьянял и навсегда порабощал дивными сочетаниями. Никого не могли оставить равнодушным эти пестрые ковры розовых, желтых, белых, алых бутонов или распустившихся сказочных растений.
   Над окрестностями поплыл густой тягучий гул труб с теокалли, известивший горожан: полдень наступил. По каменным мостовым зашлепали босые ноги работников, спешащих на завтрак. К назначенному времени женщины растерли зерна маиса и уже успели испечь лепешки, сварилась и фасоль. Аромат полуденного шоколада, приправленного острым перцем, поплыл из окон крестьян, живущих тут же на плавучих чинампе-островах. Он добавил тонкую нотку, будоражащую взыскательное обоняние.
   Это были знакомые и любимые запахи родного дома.
   Полные водой густого золотистого цвета многочисленные каналы, ведущие к центральным теоакалли и административным зданиям города, впадали в пресноводное Шочимилько и уже с рассвета настолько заполнялись каноэ, гружеными товарами, что порой возникали заторы. И тогда поднимался шум - звучали громкие крики гребцов и торговцев. Они разгоняли опьяняющую дрему, вызванную смесью цветочных ароматов, возвращали в мир людей путника, зазевавшегося на красоты здешних мест. К всеобщему гаму добавился бы громкий лай маленьких собачек - ксоло, обитающих практически во всех домах, но они были настолько раскормлены и ленивы, что давным-давно разучились это делать, и лишь недовольно кряхтели. Шум и им мешал.
   Смеясь, девушки помогали друг другу вплетать цветы в длинные черные косы. По пути срывали спелые томаты и утоляли голод - никто из них не позавтракал, так спешили поскорее окунуться в озеро. У каждой дома имелась баня, но разве можно сравнить ее, пусть даже и целебные свойства, с удивительной гладью Шочимилько! И простор, не затененный городскими деревьями, а на далеком горизонте удивительный вид гор, темнеющих сквозь солнечную дымку!
   Дух захватывало от красоты.
   Наконец и долгожданный берег озера. Там, где каналы начинают путь, их мутные воды, оттенка старого золота, сливались с прохладной голубизной прозрачного Шочимилько.
   Пробежав мимо рыбацких хижин со стенами, выбеленными известью, миновав сохнущие сети и многочисленные плетеные корзины с серебристым уловом, девушки с разбегу прыгнули в воду.
   Уколами тысяч ледяных игл встретила глубина подруг. Запузырилась. Проснулась. Взорвалась фонтанами брызг. Ослепила яркостью дивных сочетаний красок, ничем не уступающим земным.
   Набрав воздуха, и привыкнув к температуре, Илланкуэ нырнула и распахнула глаза, всматриваясь в дно и заросли подводного мира, выискивая забавных аксолотлей. Ей пришлось несколько раз нырять и отплывать подальше, чтобы их обнаружить. Живые водяные игрушки лежали на дне и казалось, что передние лапки нежно обнимают камни, когда тяжелые головы лежат, совсем как у людей во время сна. Мирно колыхались, очень напоминая крылья птиц, два ряда жабр на спине. Яркое оперение лениво подрагивало под невидимым течением и всплесками любопытной ныряльщицы.
   Махнув руками, Илланкуэ дерзко шевельнула водоросли, чтобы вспугнуть сонное царство. В тот же миг небольшое пространство, подсвечиваемое проникающими солнечными лучами, вспыхнуло безумным всплеском диких красок. Каких только не было потревоженных аксолотлей: белоснежные с розовыми жабрами, зеленые с золотистыми, на кончиках переходящие в оранжевый, пара золотых, как ее браслеты, серебристые с красным оперением...
   Водяные игрушки стремительно рванули к водной поверхности, чтобы избежать опасности. Ей уже не хватало воздуха, но девушка все смотрела и не могла оторваться от уплывающих животных, так похожих на земных ящериц.
   Илланкуэ вынырнула, вслед за последними мелкими пузырьками воздуха, тряхнула головой, пальцами смахнула с длинных ресниц капли воды, чтобы раскрыть глаза. Вокруг, как и она, резвились другие девушки, так же гоняющиеся за аксолотлями. Охрана стояла на берегу и внимательно следила за происходящим.
   Холод погнал Илланкуэ из озера. Она быстро поплыла. Вышла. Отжала сначала косы, вытряхнув из них потяжелевшие и обмякшие цветы, затем подол юбки, который прилепился к стройным ногам и мешал идти. За пазухой что-то шевельнулось, яростно трепеща в борьбе за свободу. Девушка выпростала рубашку, белую с голубой каймой по вороту, и вытряхнула 'неудобство' на теплую гальку берега.
   Выпавший маленький золотистый, без единого постороннего пятнышка аксолотль, не теряя драгоценного времени, быстро перебирая лапками, заспешил к воде. Он стремился ползти по мокрому следу, который оставила похитительница. Это было так забавно, что девушка рассмеялась:
   - Прости меня, Маленький Брат! Я не хотела тебя пленить! Сейчас помогу вернуться! - Илланкуэ подхватила живую игрушку и понесла ее к воде. В ней она опустила руки и раскрыла ладони. Аксолотль нырнул, махнув гибким хвостом, и на прощание блеснул золотой искоркой. Как бы говоря:
   ' Я не в обиде!'
   А вокруг уже спорили девушки, куда идти за цветами, у какого известного садовника лучший выбор. Решили, что рядом со зданием совета, в центре Кулуакана, живет настоящий волшебник, только у него можно составить изысканный букет. Туда и отправились, но не пешком, а наняв большое каноэ.
   Они плыли по каналам быстро - заметив охрану Илланкуэ, лодочники старались прижать плоскодонки к берегу, чтобы их пропустить. Миновав очередную лодку, загруженную плетенными корзинами с кусками серебряной руды, девушки замолчали, удивленно рассматривая борт, украшенный чужими боевыми щитами. Яркая роспись по коже, обтягивающей деревянную основу, состояла из геометрических фигур красного и черного цветов. Низ и верх украшали белоснежные, синие и зеленые перья. Над палубой высились, а иногда цеплялись за нависающие ветки деревьев трехметровые копья; параллельно им возвышалось несколько штандартов, на острие каждого сидел золотой орел, держащий в когтях извивающуюся змею, а на перекладине болтались пучки разноцветных окрашенных хвостов.
   Увидев на штандарте фигуру орла - символ дикого племени, девушки больше не сомневались, перед ними - мешики!
   Интерес, а не страх (из подружек никто и никогда не видел этих воинов вблизи) пересиливал смущение и воспитание. Девушки позволили себе украдкой взглянуть на пассажиров. Этого кулуаканкам хватило - раскраска лиц гостей была мирных цветов: зеленой и синей. И не шкуры ягуаров, натянутые на крупные мощные тела напугали их. Шлемы, вот причина, из-за чего не хотелось больше смотреть на мешиков, они - великолепные произведения искусных мастеров военной амуниции, заставили вздрогнуть девушек. Очень правдоподобно грозными были морды ягуаров, с блестящими совсем живыми глазами из нефрита. Суровые лица смуглых воинов проглядывали в обрамлении белоснежных клыков, на кончиках которых алела краска, имитирующая кровь.
   Сердце Илланкуэ вдруг застучало, как-то особенно, непривычно. Кровь прилила к лицу и заиграла ярким румянцем. Предчувствие надвигающегося важного события, связанного с гостями, непонятной тревогой затопило ее, когда она встретилась с тяжелым взглядом одного из воинов.
   Сначала девушка почувствовала, что нравится мужчине - он смотрел на нее открыто и не скрывал интереса. Ее взгляд, брошенный украдкой, мешику польстил - горожанка была красивой и статной, явно из знатного тольтекского рода - судя по большому сопровождению. Уэуэ, так звали чужака, приплыл в древний Кулуакан с важным поручением от совета племени - найти себе достойную жену для укрепления связи с тольтеками. А чтобы грозный правитель Аскопотцалько не смог заподозрить племя изгнанных в измене, старейшины отвергли готовность вступить в брак главного вождя. Хитрый замысел, подсказанный жрецам богом Уицилопочтли, мешики решили осуществить через Уэуэ - брата предводителя, используя как шанс отвести гнев Тесосомока от своих хижин. Посланникам было велено просить в жены дочь правителя Кулуакана, что еще раз могло послужить подтверждением о незначительности события для возможной ссоры.
   Уэуэ приходился родным братом Орлиному Когтю - военному вождю, избранному главным два года назад. Так что сватовство должно было пройти успешно, если только кулуаканцы не припомнят мешикам первую невесту - дочь Ачитометля, которую они посвятили богу Уицилопочтли. Да дело прошлое, время другое - изгнанные теперь имеют сильного покровителя, а тольтеки никогда не слыли глупцами, им этот союз также выгоден - гарантия мира в долине.
   Уэуэ прибыл не с пустыми руками, он вез заверения совета племени и мог считаться весьма завидным женихом. Случайная встреча его обрадовала - хорошенькая горожанка, если правитель города откажет, могла стать равносильной заменой. Все они, тольтечки из Кулуакана, считались лучшими невестами в долине.
   Илланкуэ вдруг почувствовала, как на глаза падает белесая дымка, и вместо богатого борта лодки гостей и мужчины, встревожившего ее, возникают совсем иные, быстро сменяющиеся, картины.
  
   ... Дым костров и крики откуда-то слева, Илланкуэ привычно вздрагивает - это на плите из большого камня поочередно убивают пленных, принося в жертву богу Уицилопочтли. Что она делает рядом с храмом дикого народа? Почему она здесь, слышит это и не удивляется?..
   ... Теперь вход в крытую тростником хижину - жалкое пристанище из глины, стены которого отбелены известью. Девушка неожиданно с ужасом понимает, что это ее дом! Темный вход манит - начался мелкий дождь, нужно укрыться, и Илланкуэ вынуждена войти, хотя в ней все бунтует от омерзения, но нельзя уронить достоинство и показать сколь презрительно это именовать 'домом'...
   ... Крыша хижины изнутри не кажется ей такой уж гадкой - ее подсвечивают золотые всполохи небольшого очага. Она только проснулась и сонно потягивается. От огня идет тепло, оно успокаивает и примиряет. К тому же мягкая шкура внизу на подстилке греет, а сверху шерстяное одеяло. Дорогое - зерен пятнадцать чоколатля, не меньше, и не колючее, а нежное, совсем как те незнакомые руки, что ласково касаются тела. Илланкуэ резко поворачивает голову, пытаясь рассмотреть человека, который позволил такую вольность. Это мужчина, она не видит лица - свет очага со спины бросает густую тень, но чувствует его запах - резкий, грубый, который сначала отталкивает, ибо непривычен, а потом возбуждает, как ласка нетерпеливых рук.
   Она скорее догадывается, чем понимает - это ее муж...
   ... Теперь ночь. Мрачную похоронную песнь отстукивают барабаны. Повсюду горят костры, дым от них мешает дышать, она кашляет.
   Неприятный привкус горечи и утраты...
   Илланкуэ расположилась под навесом, но не на циновке, а на низком сидении с высокой спинкой, как у ее отца в зале советов... Ей зябко - тянет сыростью от воды. Незнакомая женщина набрасывает на ее плечи шкуру оленя и заботливо укутывает. Но ощущение холода сменяет горечь пустоты - Илланкуэ одна в этой толпе чужих людей. Суетятся вокруг нее, чего-то ждут. К ней подходят люди, что-то говорят. Она не слышит слов, понимает только интонацию - ей сочувствуют. Но вот сквозь общий шум пробивается голос, возникает крупный мужчина с седыми волосами, перехваченными пестрой тесемкой, а сбоку в запутанных прядях несколько перьев цапли, багровые от запекшейся на них крови. Его слова пробиваются сквозь шум:
   - Мы отомстим, Илланкуэитль! - незнакомая приставка к имени 'итль' - она госпожа дикого народа?!
  
   - Илланкуэ, что с тобой? Тебя напугали мешики? - прорываются сквозь пелену видения голоса подруг. Она пытается на них смотреть, но пока видит только расплывчатые очертания. Отрицательно машет рукой. Ей не до того - сегодня впервые увидела себя, а потому и тревожно. С трудом давит желание заплакать - она не хочет жить в хижине! Хотя бы в доме, пусть не каменном, а деревянном, но пахнущим лесом... Как же так? Чем заслужила и прогневила богов?! Мысли о безрадостной судьбе повисают тяжелым грузом. Не отмахнешься, как только что от подружек. Какие уж теперь цветы и букеты! Нет, она едет домой! Вечером поговорит с отцом, он подскажет, ведь Синее Перо - нагуаль и владеет древними знаниями.
  
   ***
   Жена правителя Кулуакана присела у окна на сундук, собираясь закончить вышивание рубашки для мужа. Мелкие камни нефрита и кусочки золота играли в потоке солнечных лучей, хорошо освещая вышивку и саму Тонкую Ветку. Она аккуратно подбирала бусинки, тщательно осматривая каждую. Ловкие пальцы выхватывали очередную из глиняной миски, затем подносили к глазам - жена правителя плохо видела - и только камешек полностью без изъянов удостаивался чести стать элементом в ручной мозаике. Его нанизывали на тонкую нить и пришивали в нужном месте. Не забывала рукодельница шептать заговор-обращение к духам рода, чтобы рубашка долго носилась и защищала мужа от сглаза или иной беды.
   Закончив вышивание каймы, женщина приступила к самому важному - защитным символам огня и воды. Теперь работа пошла медленнее - молитвы были длинными. Порою она сбивалась. Тогда закрывала уставшие глаза, откладывала рубашку и, положив руки на колени, сидела молча, раскачиваясь, вспоминая внезапно забытые слова. Беззвучно шептали губы, улыбка появлялась, когда потерянные фразы вспыхивали в памяти то золотыми, то голубыми символами - цветами Матери-воды и Отца-огня.
   Так незаметно прошел день, солнцу осталось совсем мало времени, чтобы скрыться за вершинами гор. И только тогда хозяйка почувствовала беспокойство: муж задерживался на совете. Дочь вернулась с прогулки чем-то встревоженная, но отказалась поведать причину расстройства, ушла в свою комнату. Уж вечер, а все не выходит. Может, приглянулся ей кто?.. Переживает. Глупенькая - она так любима отцом, что тот ради нее и тучи руками разведет, но добудет счастье!
   Отложив рукоделие - женщина его почти закончила, пошла во внутренние помещения большого дома, проверить, готов ли ужин, который поручила служанке. Поговорив с нею, она наконец-то услышала долгожданный шум во дворе - вернулся Синее Перо.
   Мужчина вошел в дом, устало присел на циновку, расправил белую набедренную повязку на коленях, украшенную вышивкой и красной бахромой, и только тогда сообщил жене новость, которая была столь же неожиданной, сколько и неприятной:
   - Сегодня принимали послов от мешиков. Они приняли решение навсегда остаться в наших местах.
   - Эти наглые рабы посмели явиться в Кулуакан? Эти дикари, которых мы прокляли? Как только посмели?! - женщина вскрикнула и прикрыла рот руками, но они тут же бессильно упали на колени. Гнев и презрение не успели выплеснуться - потухли, уступив место печальной догадке. - Им нужна новая женщина?
   - Ты ошибаешься только в одном: они теперь наемники Тесосомока и хотят по обычаю стать равноправными жителями долины. Мешики просят Илланкуэ. Я горько сожалею, что три месяца назад не согласился выдать ее замуж в Аскопотцалько. Всему виной моя гордыня!
   - Наш род уже отдавал пожирателям змей женщину. Ты забыл, что они сделали с твоей сестрой?! Забыл крики обезумевшего Ачитометля? Хочешь такой же участи для нашей дочери: приехать и увидеть на одном из жрецов кожу Илланкуэ?! У тебя нет сердца! Ты не отдашь им нашу дочь!
   Синее Перо вздохнул, он знал, что дома услышит крики жены и увидит ее слезы. Прошло не так-то много времени, когда погибла дочь Ачитометля - предыдущего правителя Кулуакана. Мешики обманом получили девушку, якобы в жены их вождю, но на самом деле содрали с нее кожу и, одев в нее одного из жрецов, справляли дикие обряды. Так они отплатили доброму Ачитометлю, который позволил варварскому племени остановиться в их долине. Именно гибель его дочери подняла тогда всех жителей Кулуакана. Граждане загнали этих дикарей в непроходимые безжизненные заросли в западной части озера Тескоко.
   Некоторое время мешики не появлялись, отсиживались в болотах, обнаружили там остров. Разведчики доносили, что нечестивцы умудрились возвести из камыша и глины храм жуткому богу Уицилопочтли. Нашли источник с пресной водой, обжились - по ночам, над теми местами, к небу взлетали искры от многочисленных костров.
   Столкновения между мешиками и жителями города Кулуакана прекратились, и вообще все страсти успокоились, как вода в болоте, вроде и гниет, да никто муть со дна не поднимает. Тесосомок хоть и жадный был, но Кулуакан обходил стороной - боялся всеобщего возмущения племен долины. Только вот недавно дал чужакам покровительство. Значит, ждать беды.
   Вот наемники и обнаглели, вновь просят женщину, которая узаконит их жизнь здесь, поставит дикое племя вровень с народами, видевшими и слышавшими слова великого Пернатого Змея!
   - У меня есть сердце, женщина, но нет выбора. Совет решил заключить союз с мешиками. Мы отдаем Илланкуэ замуж за Уэуэ - младшего брата их военного вождя. Может, наша дочь будет счастлива? Ведь боги оказали милость другой моей сестре - Атотостли никогда не жаловалась, а муж ее Опочтли самый мешик и есть, и не из вождей!
   - Опочтли жил в Кулуакане, а не на болотах! Атотостли тоже немало горя пережила после его вероломного убийства! И ее бы зарезали с сыном, только она успела вовремя спрятаться в камышах и уплыть с Акамапичтли! До сих пор живет не в родном доме, а в Коатличане. Опасается, что сына ждет судьба отца. И кому была нужна жизнь торговца? Нет! Опасно связываться с нечестивыми поедателями змей! Не верю я в счастливые браки с мешиками, не тем они богам поклоняются! Чужими пришли в долину, чужими и остались!.. Гнать их нужно, а не скреплять союз с браком! Слепы вы!
  
   ***
   Известие о скором замужестве с вождем мешиков Илланкуэ восприняла спокойно. Она только уточнила дату свадьбы, почему-то не интересуясь остальным. Мать посчитала, что это из-за боязни повторить трагическую судьбу тетушек, а потому все свободное время посвятила молитвам и приношениям богам, вымаливая для любимицы их снисхождение. Отец же, обладая древними знаниями своего народа, тяжело вздыхал - ему был известен жизненный путь дочери. Он сожалел лишь, что не подвластно его изменить.
   День свадьбы наступил быстрее, чем хотелось невесте. С утра ее хорошо попарили в бане, причитая и жалея - отдают красавицу в далекие края. На чистое тело надели из тонкого выбеленного хлопка юбку и рубашку, вышитую камнями бирюзы и кусочками золота, где оно изображало огненные вихри, а синева полотна реки. Отделка была тяжелой, ворот плотно прилегал к телу и холодил грудь. Рукава колоколом обрамляли тонкие кисти безжизненно опущенных рук. В правой невеста держала красивый букет из пестрых цветов, который подобрал тот самый известный садовник, к которому Илланкуэ не дошла несколько дней назад.
   У входа в дом девушку ожидали крытые ярко-красной тканью носилки из сосны с красивой резьбой. Дополняли украшения многочисленные разноцветные перья. Илланкуэ вышла во двор, где кроме прислуги и членов семьи, собрались не только подруги, но и городской совет, отдельной кучкой стояли любопытные горожане и ремесленники из лавок, расположившихся по соседству. Народ восхищался богатым нарядом невесты, громко выкрикивал пожелания счастья. Синее Перо помог дочери сесть в носилки. Мать, утирая слезы, положила Илланкуэ на колени богато расшитый свадебный пояс с красной бахромой.
   Сама невеста напоминала куклу: послушно шла, куда говорили, поворачивалась и кланялась родителям, казалось мысли ее далеко, уже там, в болотах, где проживал жених из дикого племени мешиков. Колыхалась бахрома на носилках, пели птицы, только девушка неподвижно сидела на скамеечке, и лишь тонкие пальцы нервно теребили свадебный пояс, да в живых глазах проскакивали искорки, когда ее проносили мимо любимых мест в городском парке. Она волновалась. Ей было страшно. И только воспитание заставляло сдерживать слезы. С трудом Илланкуэ сцепила зубы, чтобы те не стучали в такт равномерному покачиванию носилок.
   Скорее бы отчалило каноэ, на которое внесли наследницу правителя!
   Быстрее прервать тягостное прощание с близкими!
   Мощный взмах весел и плоскодонка, украшенная гирляндами живых цветов, взяла курс на север.
  
   ***
   Непривычно потянуло солью, Илланкуэ догадалась, что родное озеро Шочимилько осталось позади, а они рассекают водную гладь Тескоко.
   'Вот каким теперь будет запах дома: без цветочной гаммы и сваренного с перцем шоколада... Соль. Только соль' - девушка несколько раз глубоко вдохнула, пытаясь определить: нравятся или не нравятся новые ощущения, но ничего не решила. Вода в озере начала постепенно приобретать желтоватый оттенок под лучами уходящего солнца. Чем дальше они плыли, тем больше к соленому привкусу примешивался терпкий, сладковатый запах гниения - впереди тонкой линией зачернели заросли камыша - начинались болота мешиков. Илланкуэ привыкла к другим ароматам - ее передернуло. Она закашлялась. Похоже, что плоскодонка пересекла некую границу чистоты, отрезав путников от близкого и родного мира.
   'Как же люди здесь живут?! Тут дышать нечем!'
   Неприятной очередной неожиданностью стал надоедливый писк. Он возник, едва каноэ покинуло простор озера Тескоко и ворвалось в стену камыша. Это насекомые первыми радостно приветствовали девушку. Они тучами взвились и закрутились над путниками. Илланкуэ едва успела опустить полог и отрезать дорогу незваным гостям. Чтобы прихлопнуть с десяток насекомых, пришлось забыть об обычае изображать из себя каменного идола. Под вопросом была красота. Шутка ли оказаться среди чужих людей с покусанным лицом! И это во время свадьбы! Ее снова передернуло от ужаса, стоило представить воспаленную и зудящую кожу и насмешливые женские взгляды.
   Вот они - прелести новой дикой жизни! Началось.
   Где-то в вещах, среди богатого приданого, лежал горшочек с вонючей смесью от этой напасти, но не достать, не намазаться. Остается рассчитывать на плотность полога и терпеливо ждать, когда достигнут места под названием Теночтитлан. Там можно будет спрятаться в дом и... Тут Илланкуэ вспомнила свои видения и тяжело вздохнула - стены той хижины - слабая преграда для кровососов.
   Уже стемнело. Плоскодонка заскользила быстрее - гребцы вывели судно в канал. Вода в нем была мутной. Вдали горели маяками яркие костры, мелькали фигуры, чьи высокие плюмажи отбрасывали причудливые тени на ставшую почти черной воду озера.
   Глухой стук - судно коснулось деревянного, добротно сколоченного широкого причала.
   Илланкуэ замерла. В волнении непроизвольно скрестила руки на груди, ладони ощутили быстрый, тревожный стук сердца.
   'Выйти?.. Нет, останусь здесь!.. Кто за мною придет: жених или его мать, а может старейшины?! О-о-ох, как же тяжело ждать!'
   Зашлепали по мосткам чьи-то босые ноги.
   На пологе постепенно вырастали темные фигуры, которые приближались к лодке. Напряжение Илланкуэ переросло в страх - ползущие тени принимали зловещие очертания неведомых жутких дивных животных и, казалось, что они движутся на нее и вот-вот ее проглотят.
   'Только бы не повторить судьбу тетушки! О, боги, спасите меня!' - мысли метались надоедливыми кровососами, попавшими в ловушку. Девушка позавидовала им - легкая и быстрая кончина, что может быть лучше в сравнении с долгим процессом сдирания кожи?! В панике Илланкуэ забыла - в ее видениях не было смерти.
   Поэтому, когда некто резко отбросил полог, невеста вздрогнула, но крик сдержала и осталась сидеть на скамье, сохраняя безмятежность на лице и гордую осанку. Только руки птицами взлетели и судорожно вцепились в подлокотники.
   Пришедших было четверо. Трое мужчин. Лиц не видно, вместо них густая тень - свет факелов на берегу бьет им в спину.
   Четвертую фигуру Илланкуэ сначала и не заметила, это оказалась женщина, которая бесцеремонно растолкала мужчин и бодро произнесла:
   - Приветствую тебя, Илланкуэ, дочь нашего друга Синего Пера! Надеюсь, путь был легким, как перышко, гребцы твои сильны, как молодые олени, и ты не утомилась! Меня зовут Семь Кроликов, я - сваха, буду помогать готовиться к свадьбе! Пойдем!
   Семь Кроликов говорила тихо, немного пришепетывая, отчего речь ее невольно успокоила девушку, вызвала доверие. Она взяла протянутую руку, оперлась и встала рядом. Илланкуэ помогли забраться на пирс, который возмущенно скрипнул и закачался под тяжестью стольких путников.
   Мелкими шажками, гуськом, процессия наконец-то сошла с мостков и остановилась. Невеста осторожно подняла голову и, бросив быстрый взгляд, осмотрелась: казалось, собралось все племя - горящие факелы позволили разглядеть большую темную толпу за спинами группы, к которой они подошли.
   Впереди всех стоял вождь мешиков.
   'Это не он!' - мужчина оказался не похож на того, из ее видений, и девушка готова была вновь испугаться, а то и броситься бежать: к воде, в лес! Утопиться, затеряться! Но к вождю подошел другой. С таким же крючковатым носом, гордой осанкой, богато и нарядно одетый. Что-то неуловимое мелькнуло в его облике, и Илланкуэ успокоилась:
   'Он!'
   И сразу куда-то ушло напряжение, улетучился страх. Слезы, готовые слететь с ресниц, высохли; девушка пришла в себя и услышала конец фразы, где Семь Кроликов, представляла невесту жениху и его семье. Сваха умело расхвалила достоинства девушки и заставила ее смутиться.
   - Приветствую тебя, Илланкуэ, дочь нашего друга Синего Пера! - произнес вождь, когда женщина закончила. Он сделал шаг вперед, положил руку на плечо гостьи и продолжил:
   - Мы рады породниться с твоим народом, Илланкуэ, буду молить богов, чтобы они даровали счастье моему брату и тебе! Готовься к свадебному обряду!
   После знакомства, Семь Кроликов повела девушку к себе домой, вглубь деревни.
   Хижина свахи сияла чистотой. Простая обстановка: лежанка из душистой соломы, накрытая шкурой, очаг из трех камней, прикрытый большим глиняным кругом для выпекания маисовых лепешек, низенький деревянный столик, пара факелов на стенах, несколько тюков - очевидно с одеждой. Вот и все. В помещении было светло и тепло. Приятно пахло травами, кровососов не наблюдалось. Это обрадовало невесту, потому как по пути ей пришлось тяжело - они тучами кружились над процессией.
   Наконец-то Илланкуэ смогла рассмотреть хозяйку, когда та скинула с головы покрывало и села напротив гостьи, которую расположила на лежанке. Невеста вдохнула - аромат трав оказался знакомым, дома их тоже использовали для сна, спокойного и лечебного.
   Семь Кроликов была женщиной в возрасте, с живой мимикой, отчего на лице, покрытом желтой пудрой из глины, постоянно возле уголков карих глаз возникали лучики-морщинки. Она вертела головой, и веселые глаза то прятались в тени причудливой прически с рожками из уложенных кос, то озорно поблескивали в свете огня.
   - Не бойся, Илланкуэ, тебя взяли для союза! Расслабься, девочка! Жених из хорошей семьи, приличный юноша... - шепелявила, не умолкая, говорливая сваха, наливая в глиняные плошки отвар.
   Напряжение пропало после забавной ситуации. Залетел кровосос. Уж как он пробился сквозь стену из различных окуривающих смесей, которые Семь Кролик зажгла, едва переступила порог... Насекомое крутилось вокруг рожек на голове у свахи и, спрятавшись на миг, нагло впилось женщине в щеку. Сваха не растерялась. Шлеп! Тельце кровососа полетело в очаг, а на желтой щеке расплылось пятно. Женщины рассмеялись.
   - Ну вот, теперь и румянец рисовать не нужно.
   Пока не легли спать, сваха обстоятельно просветила невесту, из чего будет состоять обряд, и Илланкуэ внутри содрогнулась, но внешне вида не показала, что ее смущают испытания для молодоженов.
   Под мирное бормотание - сваха продолжала просвещать невесту - Илланкуэ уснула. Ее заботливо укрыли в шкуру, и она проспала до самого утра.
  
  ***
   Разбудили девушку гости. Женщины вошли шумно, с пением и смехом. Нарядные, напудренные желтой смесью, у каждой прическа из рожек, венчаемых кисточками. В руках у всех были подарки, не такие роскошные, как Илланкуэ привезла в приданом, но нужные для будущей семейной жизни. Кувшины и миски, несколько кусков белой ткани, веник, украшенный синей ленточкой, связка перьев цапли и еще некоторые мелочи аккуратно сложили под стену. Невеста вежливо поблагодарила и послушно отправилась с женщинами к очагу - жарить тамале, его, конечно же, для всей свадьбы уже приготовили, но для жениха Илланкуэ должна была приготовить своими руками.
   Невеста занялась свадебным блюдом со сноровкой, ее не сбивали шутки и внимательные, немного придирчивые, взгляды женщин. Она ловко и быстро растерла зерна золотого маиса между двух небольших камней, заботливо пододвинутых Семь Кролик. Получилась воздушная мука, и гости довольно закивали головами. В это время уже прокипели мелко нарезанные зеленые томаты с перцем и кусочками индюшачьего мяса. Птицу Илланкуэ привезла с собою.
   'Ох! Я же вчера забыла замочить листья маиса. Что же теперь делать?! Какой позор' - невеста растерянно осмотрела все предметы возле очага, но нигде не было видно плоского блюда с таким важными для нее составляющими. Как по волшебству, перед нею возникли недостающие ингредиенты, их подала сваха, озорно подмигнув, дескать:
   'Держись, девочка, ты в надежных руках!'
   - Ты ищешь листья маиса, Илланкуэ? Так вот же они, забыла, куда поставила с вечера размокать? - добавила Семь Кролик, усаживаясь поудобнее рядом с невестой.
   Облегченно вздохнув, девушка опустила голову, скрыв румянец смущения, и принялась раскладывать тесто на листики, а поверх него начинку. Тонкие пальчики весело порхали, ловко сворачивая в кулечки еще сырое тамале, оставляя внутри немного свободного места, чтобы тесто смогло подняться.
   Кисточки в прическах женщин вновь довольно закачались - определенно им начинала нравиться горожанка из Кулуакана, так хорошо обученная матерью. Честь той и хвала!
   Когда закончили, невесту повели к озеру купаться. Илланкуэ коснулась поверхности кончиками пальцев и обрадовалась - вода теплая, с легкой пеной набегает. Погода хорошая - нет ветра - камыш стоит далеко и не шевелится. Перед берегом, где собрались купать невесту, мешики расчистили озеро. Красота! Даже сладковатый запах гнили едва доносится. А может быть, она к нему уже привыкла?..
   Подобрав юбку, чтобы не намочить в воде, Семь Кроликов подала корешки мыльного дерева Илланкуэ, которая с интересом рассматривала окрестности:
   - Возьми, волосы тоже нужно хорошо вымыть!
   - Они чистые, а здесь вода соленая! - изумилась девушка.
   - Сделай так, как я сказала, - улыбка слетела с лица свахи.
   - Да зачем?! Не буду! - насупилась невеста.
   - Не нарушай обычая, Илланкуэ! - спокойно, но с хорошо ощутимыми жесткими нотами в голосе, произнесла Семь Кроликов.
   'Что делать?.. Нужно покориться' - девушка послушно подставила голову, позволила намылить ее и смыть солеными водами Тескоко. Она покорно разрешила выкупать себя и затем обрядить в одежды женщин мешиков - обычную белую юбку из куска материи и рубашку. Ее привели в дом свахи, усадили рядом с огнем на небольшое возвышение, которое сделали пока они ходили на озеро.
   До прихода родственников жениха оставалось совсем мало времени, а невесту нужно было еще украсить. Осторожно кисточками из кроличьих хвостиков модницы покрыли смуглое лицо девушки желтой пудрой. Заставили высоко задрать юбку и занялись выкладывать узоры на ногах красными перышками, прикрепляя пчелиным воском и красивыми лентами с орнаментом. Не забыли и о руках - украсили так же, только перышки скрепили золотыми браслетами. Илланкуэ вновь была покорна и послушна. И в самом деле, это другой народ, она в чужой семье, значит, все должно происходить по их обычаям.
   'Хорошо, что не отдали кровожадному богу!' - скрывала радость Илланкуэ, пытаясь подавить последние капли страха.
   - Успели! - воскликнула Семь Кроликов, когда снаружи раздался громкий, протяжный гул раковин, которые извещали, что вот-вот пожалуют родственники жениха, чтобы забрать невесту и продолжить праздник в другом месте.
   Пожилые люди - дяди и тети жениха Илланкуэ произнесли много поздравительных речей, они откровенно восхищались девушкой и радовались, что им удалось породниться со столь важной семьей.
   Семь Кроликов и ее подруги считались гостями со стороны невесты, они и потчевали представителей жениха - пиршество продолжалось до самого захода солнца.
   Илланкуэ уже начала волноваться - что происходит, где жених? Может быть, она ошиблась, успокоившись, и ее готовят богу - кто их знает, какие обычаи у милых, но все же дикарей?! Такой насыщенный день давал знать - невеста устала и тайком позевывала, прикрываясь ладонью.
   В положенное время Семь Кроликов подала знак, и первыми к выходу потянулись родственники жениха, затем остальные гости. Невеста встрепенулась, как птичка - опять страх пробудился, и замерла - в хижине никого не осталось, кроме нее, Семь Кроликов и невысокого коренастого мужчины.
   - Ну, в добрый путь, Илланкуэ! Это сват, - представила его женщина, невеста попыталась успокоиться, с интересом ожидая, что же последует дальше.
   Мужчина подошел к возвышению, присел на корточки и застыл.
   - Острая Стрела понесет тебя в дом к жениху, забирайся к нему на спину!
   Илланкуэ встала, и растерянно посмотрела на сваху, не сдвинувшись с места:
   - Как?
   Семь Кроликов возмущенно покачала головой, приподняла юбку и взгромоздилась на свата, который невольно крякнул под ее тяжестью:
   - Не усердствуй, уважаемая! Слазь, такую ношу одному и до порога не дотянуть!
   - Да ладно, уж не так и тяжела! - рассмеялась сваха, подтолкнула бестолковую невесту к носильщику. Илланкуэ села, скрестив ноги на бедрах носильщика, тот, видно в радостях, что эта ноша легче предыдущей, чуть не загарцевал под нею. Вовремя остановила Семь Кроликов:
   - Постой! Вот закреплю, тогда и побежишь! - сваха заботливо привязала полотнищами белой ткани драгоценный груз, затем расправила одежду и проверила все ли в порядке с красными перышками - не слетели, не помялись? Невеста должна прибыть к жениху красивой и безупречной - доказательство хлопот свахи.
   - Готово! Ну... В добрый путь, Илланкуэ! - выдохнула Семь Кроликов, и все направились к выходу.
   О том, что праздник касается всего селения, говорили ярко горящие костры и факелы. Множество народа встречало невесту, выходя из хижин. От выкрикиваемых приветствий и пожеланий шум стоял неимоверный.
   Илланкуэ вертела головой, стараясь рассмотреть деревню - любопытство пересиливало! Не мешала и тряска - тропа была неровной, Острая Стрела только поначалу резво взял, а теперь шел медленно, переваливаясь и обходя камни, которые буквально росли из земли.
   Ее принесли и поставили на ноги с помощью Семь Кроликов - она шустро распутала и отцепила невесту от свата, перед той самой хижиной, что привиделась ей когда-то на канале. У входа ожидало много людей. И, вот чудо!
   Мелькнуло знакомое лицо - да, это же тетушка Атотостли!
   Атотостли подошла и обняла племянницу:
   - Надеюсь, путь был добрым, Илланкуэ? Ты позволишь, я заменю твою мать в свадебном обряде? - невеста немного растерялась от неожиданной встречи и радости - среди чужих людей она не одна. Сил хватило лишь кивнуть. К ним присоединился юноша, невеста догадалась - это ее брат Акамапичтли, настолько чертами лица он был похож на мать. Правда, одет мешиком, но теплая улыбка сглаживала воинственный вид. В руках он держал сверток, протянул его Атотостли, которая взяла племянницу за руку и повела к хижине жениха, где ожидала будущая родня.
   - Послушай меня, Илланкуэ! Родители дали тебе мужа - вождя Уэуэ. Почитай и слушайся его и с радостью делай то, что тебе сказано. Не отворачивай от него лица своего, а если он обидит тебя, забудь об этом. Если он живет только твоим трудом, не презирай его за это, не будь сварлива или не любезна с ним, ибо тогда ты погрешишь против бога, а твой муж будет сердиться на тебя. Скажи ему кротко о том, что, по-твоему, ему следует сделать. Не обижай его и не говори обидных слов ему перед чужими людьми и даже наедине с ним, потому что тогда ты навредишь и себе, и вина в этом будет только твоя. Ступай к жениху, Илланкуэ!
   Атотостли подтолкнула племянницу к входу в хижину. С сердцем, которое то замирало, что у нее перехватывало дыхание и темнело в глазах, то начинало стучать в ритм барабанов и казалось оно выскочит и улетит, как маленький колибри... Куда? Домой, конечно же домой! Илланкуэ переступила порог хижины.
   Помещение ярко освещали сосновые факелы. На возвышении сидел ее будущий муж Уэуэ. Он внимательно слушал наставления старшего брата.
   - Не бросай свою ношу, не позволяй себе лениться. Ибо, если ты будешь нерадив и ленив, ты не сможешь обеспечить себя и жену, и детей... Люби и будь милосерден. Не будь гордецом и не делай зла другим!
   Атотостли оставила Илланкуэ у порога, а сама подошла к вождям.
   - Позвольте преподнести подарок нашему родственнику? Эта набедренная повязка расшита невестой, она скроет наготу жениха. А эта накидка согреет его в прохладную пору.
   Уэуэ поднялся, Илланкуэ увидела, что жених наг, только грудь прикрывают ожерелья из перьев и золота. Атотостли с сыном протянули юноше кусок ткани, который он обмотал вокруг тела и накинул короткий плащ вышитый синими рыбками.
   Перед невестой возникла Семь Кроликов. В руках она держала рубашку, юбку и покрывало. Щеки Илланкуэ невольно ярко вспыхнули, и немного резко, но только бы споро, она скинула одежду. Еще быстрее обрядилась в новую, подаренную родней мужа.
   Атотостли вернулась к племяннице и помогла свахе расправить свадебные перышки. Женщины взяли невесту под руки и подвели к жениху, который поднялся на возвышение, где перед этим сидел.
   Илланкуэ ощутила легкий толчок в спину - это тетя приказывала ей занять место рядом.
   Опустилась, не глядя, чуть дыша. А вокруг, насколько позволяло пространство хижины, закрутилась Семь Кроликов, что-то бормоча и шепелявя себе под нос. Остановилась за спинами молодых. Илланкуэ ощутила, как сваха цепко ухватила ее рубашку за плечо. Интуитивно попыталась отодвинуться, но не получилось - женщина ловко связала их одежды: ее рубашку и плащ жениха.
   Поплыл запах странного сочетания трав, Илланкуэ попыталась определить, из чего он состоит, но не смогла. Это четверо пожилых людей - ее полуденные гости, стали окуривать жениха с невестой, ходя по кругу и произнося пожелания в счастливой жизни, долголетии и богатстве.
   Атотостли возникла перед молодыми из туманной дымки и протянула красивую глиняную чашу с жидкостью, пахнущую довольно приятно, но достаточно резко и сильно, чтобы перебить общий запах, заполонивший комнату.
   - Обрызгайте священной водой друг друга!
   Жених и невеста, окропили пальцы и брызнули. Илланкуэ постеснялась посмотреть на жениха и не подняла глаз. А вождь замешкался, но не упустил возможность увидеть девушку поближе.
   Атотостли кашлянула, скрыв улыбку.
   - Великая Чиконауи соединила этого мужчину и эту женщину! Радуйтесь, люди! Празднуйте! - провозгласила окончание церемонии Семь Кроликов.
   Илланкуэ ощутила, как жених облегченно вздохнул.
   Их опять пригласили подняться и выйти на улицу.
   Там под навесом было устроено еще одно возвышение, куда их усадили. А гостям, которые начали веселиться вынесли на больших блюдах индюшек, рыбу, маисовые лепешки, тамале. Мешики тут же разделились: молодежь едва притронулась к еде, убежав к музыкантам танцевать и петь, а вот старшее поколение, посмаковав угощение, принялась за октли.
   Уэуэ, как только внимание гостей сосредоточилось на еде, быстро взял с блюда пару лепешек из маиса, одну, не глядя, протянул невесте.
   Илланкуэ есть не хотела, но приняла.
   - Ешь. Обряд еще не закончился. Тебе будут нужны силы, - услышала она жениха. Он говорил тихо, голос был низким, немного хриплым.
   'Волнуется' - поняла невеста. - 'Обряд еще не завершен?! А уже середина ночи'
   - Вы подкрепили свои силы? - возникли перед молодыми Атотостли и Семь Кроликов, спустя некоторое время.
   Молодые кивнули. Невеста замерла - сейчас их отведут в хижину и оставят одних... Не сказать, что она боялась или не знала, что происходит между мужем и женой. Знала. И мужчина, который сидел рядом, не был ей неприятен. Он молчал. От него исходило тепло и какая-то неуловимая, притягательная сила.
   - Тогда пойдемте!
   Их отвели в хижину, где теперь горело не так много факелов, усадили у очага и оставили одних.
   - Что теперь? - спросила Илланкуэ.
   - Теперь? Теперь мы проведем в молитвах четыре дня и четыре ночи!..
  
  
  Глава II. Проникновение
  
  Хроника исторических событий: С 1325 г. ацтеки находятся в услужении (в основном в качестве военных наемников) у самого сильного города-государства того периода в долине Мехико - Аскопотсалько.
  
   Селение Теночтитлан мешики построили в центре болота, обнаружив достаточно большой каменистый остров. Это удача - дар бога Уицилопочтли гонимому племени. Глиняные хижины, покрытые камышом, навесы, жалкие кусочки огородов, засаженных маисом и фасолью - все, как в видении Илланкуэ. Для строительства мешики группами отправлялись на берега озера, чтобы добыть дерево, нагрузить каноэ землей. Опасное дело - местным жителям тоже нужен лес.
   Здесь было роскошью все, даже лишняя лепешка или кусок ткани. Истинной благодатью и удачей оказался источник с пресной водой, что само по себе было чудом - вокруг острова растекалось гладью огромное соленое озеро.
   Везде горели и дымились костры. Мелкие, но злобно кусающие, насекомые тучами носились над расчищенным пространством - люди лишили их дома, вот они и мстили, с жадностью высасывая кровь.
   В первый же день после свадьбы Илланкуэ увидела небольшой храм Уицилопочтли - единственное сооружение в деревне, сложенное из камня и крытое деревом. Рядом с ним лежал больших размеров плоский валун, его обработали по краям, чтобы могла поместиться жертва для приношения. Каждый день оттуда доносились крики пленников. Илланкуэ старалась обходить это место стороной - там несметными облаками чернели многочисленные кровососы.
   Удивительно - везде было чисто, мусор сжигали на окраине Теночтитлана, внимательно следя за направлением ветра, чтобы смрад не накрыл деревню. А еще ее удивило соблюдение гигиены - в любую погоду мешики купались в озере, постоянно носили свежую одежду, сияющую белизной.
   Уэуэ имел свою хижину с пристроенным навесом, где располагался очаг для выпечки лепешек и камни, которыми растирали зерна маиса. Холостому мужчине помогала соседка Рыбка Зимой - женщина пожилая, молчаливая и строгая. А также то ли раб, то ли пленник, а может быть преступник или должник, отрабатывающий повинность - худой старик, который ухаживал за оружием вождя и приносил дрова для хозяйства.
   Взглянув на Илланкуэ, Ветер, как его представил Уэуэ, добровольно взял на себя еще и доставку воды. Теперь ее нужно было значительно больше, чем раньше - молодая хозяйка сразу занялась благоустройством нового жилища. Приданое за девушкой дали хорошее, и она незамедлительно этим воспользовалась.
   Когда Уэуэ пришел вечером домой, на его лице читались удивление и уважение к молодой жене. Он не скрывал радости и удовольствия - Илланкуэ угодила.
   Хозяйка заменила лежанку для отдыха из соломы на настил, который сколачивал, после того как полдня искал и носил деревья, Ветер. Он не спрашивал, а только удовлетворенно хмыкал и украдкой улыбался, оставляя шутливые замечания при себе. Ему определенно нравилась чужачка, которая жалкие стены хижины закрыла ширмами - диковинными перегородками - выдумкой тольтеков. На одной были изображены играющие в солнечных лучах серебристые с красными плавниками рыбки, по другой расцвел дивный букет незнакомых Ветру растений. Единственный элемент, что он сразу узнал - животное с крыльями, выложенными сине-зелеными перьями - древний символ всех тольтеков. Добрый бог кулуаканцев - Пернатый Змей.
   Ветер даже задержался у ширмы, наблюдая, как Илланкуэ бережно распрямляет заломившиеся при переезде перышки на вышивке.
   - Кетцалькоатль? - решил убедиться работник, осмелившись задать вопрос госпоже. Он бы промолчал, соблюдая почтение, но таким дивным был рисунок, что не сдержался - слова вырвались сами.
   Молодая хозяйка улыбнулась и кивнула:
   - Да, наш добрый, справедливый бог-помощник!
   - А какие вы приносите ему дары? - Ветер переминался с ноги на ногу, ему нестерпимо хотелось дотронуться до блестящих крыльев бога. Они излучали не только мощь зверя, спустившегося с небес, но и странную теплоту, которая притягивала работника. Ветру казалось, что, чем ближе он подходил к ширме, тем больше оживал пернатый змей. Так и тянуло притронуться! Для себя решил - хозяйка куда-нибудь отойдет, обязательно это сделает!
   - Кетцалькоатль принимает только цветы. Ты тоже можешь принести ему подарок, если найдешь... - Илланкуэ хотела сказать 'цветок', подразумевая, что в диком краю удастся обнаружить только водяные лилии, но осеклась, и поправила, - Если захочешь. Он будет рад.
   - Хочу, - потупился в смущении Ветер, ему показалось, что крылья у змея встрепенулись, а по перьям пробежали искры неведомого свечения, - Я буду приносить тебе цветы каждое утро, госпожа, и, если позволишь, подарю сам.
   - Спасибо! А я уж и не знала, как мне быть! - обрадовалась Илланкуэ, неожиданно решив самую важную проблему ежедневных жертвоприношений.
   Ветер продолжал топтаться у ширмы, и молодая хозяйка отложила обратно в тюк шкуру оленя, которой собиралась застелить ложе. Она внимательно смотрела на работника, не задавая вопроса.
   Тот смутился, в очередной раз, но решился:
   - А можно мне дотронуться? Ты позволишь, госпожа? Мои руки так и тянутся к его волшебным крыльям. Я бы ушел, да вот ноги не идут... Прости, я не хочу никого оскорбить, не гневайся на меня!
   - Можно, - улыбнулась Илланкуэ, хорошо знавшая магию этого рисунка, - А потом возьмешь все старые шкуры с одеялами Уэуэ и аккуратно вытрусишь их от пыли, очистишь грязь!
   Ветер кивнул, соглашаясь, ведь ему разрешили удовлетворить любопытство! Сейчас он прикоснется к святыне тольтеков, о которой так много слышал. Человек задержал дыхание и поднял руку, дрожавшую и окаменевшую от напряжения. Ощутил тепло, хотя пальцы еще не притронулись к вышивке. Появилось и постепенно усилилось сияние. Магическая сила потянула его к себе. Но тут возник страх, затем ужас, напомнившие ему о вере в великого и могущественного бога Уицилопочтли, известного своим суровым, порой жестоким нравом.
   Как же не обидеть покровителя своего рода-племени?
   Как не оскорбить?
   Но манит, тянет, зовет чужая святыня!
   Нет уж никакой мочи противится этому, доброму, ласковому теплу от простого изображения на ширме. Постепенно оживают от бегущего тепла мышцы руки... Едва мысль, что он не в храме иноверцев, а перед ним обычное домашнее украшение (но какой же силы!), Ветер решился. Исчезла оттягивающая тяжесть в руках, улетучился страх, в сердце пришла радость и легкость. Кончики пальцев Ветра обдала прохлада гладких плотно уложенных перьев на крыльях. Может, фантазия разыгралась у него, наивного темного простого человека, но он ощутил, как шевельнулось, затрепетало волшебное изображение. Мужчина затаил дыхание, с восхищением ощущая бархатистость и жизненную силу рисунка. Полотно, словно под невидимым дуновением воздуха, ожило. А пальцы, осмелев, ожив, побежали дальше по изогнутой шее и ребристой груди, прошитой кусочками золота и бусинками из нефрита. И тут колдовство - Ветер услышал, ну точно услышал, как несколько раз под пальцами стукнуло сердце пернатого змея. Мужчина вздрогнул от неожиданности, но не отнял руку, поймав взгляд зверя, такой добрый, осмысленный и доверчивый.
   - Кхе-кхе, - закашлял Ветер, и чудеса исчезли.
   - Познакомился? - Илланкуэ стояла посреди небольшой кучи шкур и одеял. Ее раздражал их кисловато-тошнотворный запах, но она мужественно и терпеливо ждала, пока Ветер завершит знакомство с Кетцалькоатлем и займется своими обязанностями.
  
  ***
   Аскапоцалько... Столица тепанеков на западном берегу озера Тескоко. Когда-то, почти двести лет назад, никто и не слышал о таком племени. Ведь город основали тольтеки из Отомпана, решив возродить древнюю культуру, начавшую чахнуть. Земли были плодородны, богаты дичью и рыбой, что позволяло народу надеяться на успешную борьбу с главной напастью - голодом. Каменные дома, белоснежный дворец владыки Тесосомока, сады, которые чуть-чуть уступают размерами и разнообразием видов древнему Кулуакану. Богатый рынок, где лотки и циновки торговцев завалены товарами, добытыми в долине. Высокие храмы с вечно горящими кострами. Город был красив и ухожен. Жители сыты и довольны. Воины умелые и богатые - успешные походы и взимаемая дань позволяла вести жизнь беззаботную, мирную и веселую.
   И только правителю тепанеков Тесосомоку не нравился покой и процветание. Он правил всего пару лет, а его уже называли - Двойной Язык или Лис - любил интриги и заговоры.
   Чем уж прогневил вождь отоми Цонпантек нового правителя, оставалось только догадываться, но военные отряды тепанеков и их наемников мешиков отправились на север к городу Шальтокан. Этот поход взбудоражил города, подвластные Тесосомоку. Уэуэ остался дома с молодой женой - так решил его старший брат - следить за порядком в селении.
   Вместе с победой мешики принесли и тело своего храброго вождя - он погиб в битве под столицей отоми, подарив Аскопотцалько еще один покоренный район. Правда, народ, населявший эти земли, разбежался кто куда, в основном в Тескоко к правителю по имени Течотлала.
   Задымились погребальные костры по селению. Илланкуэ оглушили вопли женщин, оплакивающих погибших воинов.
   Крики. Рыдания. Слезы. Похороны.
   Уэуэ осунулся. Стал раздражительным. Чужим. Она обидела мужа, когда вышла на улицу с чистым лицом. Он посчитал это оскорблением - все женщины мешиков с расцарапанными лицами рвали волосы из распущенных кос, мазали себя пеплом, а его молодая жена сияла чистотой и опрятностью, словно не было горя в их семье.
   Заплакав, Илланкуэ убежала в дом. Она подошла к полотну на ширме с пернатым змеем и постаралась успокоиться. От вышитой фигурки веяло теплом, только глаза животного были грустны. Женщина попыталась вступить с ним в разговор, но не получилось.
   И тут ее прорвало. Илланкуэ, распустила прическу, погрузив пальцы, расплела косы. Затем, решительно дернула себя за волосы. Вырвав первый клок, ощутила резкую боль, но та не отрезвила, а наоборот усилила отчаяние, которое охватило ее. Умом она понимала горечь и важность утраты опытного вождя гонимого и отверженного племени. Он проявил дальновидность, породнившись с ее семьей, был добр к ней, но за столь короткое время Илланкуэ не успела принять деверя в сердце. Ей искренне хотелось испытывать сочувствие и сожаление. Слезы застлали глаза, а она продолжала ожесточенно дергать черные пряди, в попытке ощутить не физическую боль, а горечь утраты. Лишь при мелькнувшей мысли о муже, насколько ему сейчас тяжело и как же безвозвратно может измениться их спокойная жизнь, ей наконец-то овладело чувство горя. Женщина, чтобы приглушить рыдания, прижала ладони к лицу и, резко вонзив ногти в высокий чистый лоб, прочертила кровавые полосы, опустив, обессиленно, руки вниз.
   Кап...
   Кап...
   Кап...
   Мокрыми дорожками наперегонки побежала кровь, смешиваясь со слезами. Илланкуэ судорожно вздохнула, подошла к очагу, зачерпнула горсть пепла и измазала мокрое лицо. Но смелости и сил выйти за порог хижины не хватило. Так и застыла у очага.
   А за стенами бесновался народ, который действительно испытывал горе и страдал, провожая родных и любимых в чертоги мертвых. Ей вновь стало стыдно. Но тут на пороге возник Уэуэ - нашел в себе силы вернуться за женой. Мужчина убедил себя в невиновности Илланкуэ - мало времени прожила в Теночтитлане, ей не известны многие обычаи мешиков. Чужая она еще... С нею нужно быть помягче, терпеливо разъяснить, а потом вместе придумать, как сделать ее внешность более соответствующей траурной церемонии.
   Жуткий вид истерзанной Илланкуэ поверг вождя в ступор. Без сомнений, женщина рыдала - рот до сих пор кривила судорога, а нижняя губа закушена. Размазанные кровавые потеки по лицу смешались с пеплом от очага, нарисовав узор памяти по ушедшим в иной мир.
   Да! Она страдала вместе с ним, вместе с его народом! И эта мысль породила в Уэуэ чувство признательности. Теперь он не воспринимал ее как тольтечку - перед ним стояла женщина, родившаяся в племени мешиков. Мужчина протянул руку, и они вместе вышли наружу.
   Посреди селения высилась пирамида из больших бревен, привезенных с материка. Этим занимались весь день и воины, и выполняющие повинности работники. Деревья сложили высокой, мощной горой со ступенями, совсем как храмовые теокалли в Кулуакане. На самой ее вершине покоилось тело брата Уэуэ, которое женщины из его семьи омыли и обрядили в лучшие одежды. Рядом положили оружие вождя: щит и копье. На нижних ступенях отвели место для простых воинов. Возле их тел рыдали и бились в истерике жены и матери. Вокруг стояли отряды по двадцать человек - боевые группы мешиков. Между ними плакали те жители, кто пришел проводить воинов в последний путь и оказать уважение семьям храбрецов. Уэуэ отпустил руку жены, и она потерялась в толпе, слившись с нею. Сам он отправился возглавить отряд, которым командовал.
   Прежде чем зажгли костер, жрецы бога Уицилопочтли принесли в жертву десятка два пленных, захваченных в землях Шальтокана. Кто-то из них взмахнул кулаком, выкрикнул, очевидно, ругательство, перед тем, как был распят на жертвеннике. Некоторые молча отдавались в руки палачей, перепачканных в крови. Илланкуэ без эмоций смотрела на ритуал. Происходящее воспринималось ею отстраненно.
   Из храма Уицилопочтли старший жрец вынес горящий факел и передал его Уэуэ, чтобы он поджег деревянное сооружение. Вождь подошел поочередно к углам, где лежал заготовленным сухой хворост с соломой, и пирамида вспыхнула. С гулом, переходящим в рев, занялось пламя. Высоко к небу потянулся черный дым, разогнав облака кровососов.
   Воинам отряда Уэуэ пришлось оттаскивать некоторых вдов. Женщины брыкались, дрались, кусались, пытаясь вырваться из крепких мужских рук. Одной из них это удалось. Умело лавируя между воинами-ягуарами, оттаскивающих подальше от огня рыдающих, она с разбегу прыгнула на тело мужа, которое только-только начал лизать огонь. С криками отчаяния к ней бросились два ребенка - девочка и мальчик.
   Их едва успел подхватить Уэуэ, кинувшийся наперерез. Потом было долгое пение молитв и гимнов, продлившееся до рассвета. Когда муж потянул ее, чтобы увести домой, Илланкуэ не ощущала ни себя, ни тела, настолько была эмоционально опустошена. Не заметила и того, что Уэуэ ушел, едва она переступила порог их темного и холодного жилища - очаг погас, лишь тлела смоляная лучина для розжига - видно Ветер позаботился... Всхлипывая, подбросила веток и протянула дрожащие руки, чтобы согреться. Да так и застыла на коленях.
   Вскоре послышались шаги у входа, робкие, несмелые. Илланкуэ посмотрела через плечо. На пороге стоял муж, держа за руки двух детей: мальчика лет шести и девочку постарше. Они были в грязной, разорванной одежде и испуганно жались к ногам мужчины.
   - Это Акольна, - Уэуэ сначала подтолкнул младшего к поднявшейся Илланкуэ, потом девочку, - А это Шочи. Они теперь наши дети. Мы очень голодны, накорми нас, обогрей.
   Уэуэ прошел к очагу, а приемыши боязливо и робко продолжали мяться у порога. Илланкуэ переводила изумленный взгляд с одного ребенка на другого и не знала с чего начать. Дети то опускали в смущении косматые грязные головы, то испуганно косились в сторону чужой женщины.
   'Что же я?! Эти малыши потеряли родителей. Чего я медлю?! Это теперь мои дети, мои!'
   - Идите ко мне, - Илланкуэ протянула к сиротам руки, те мелкими шажками приблизились к ней. Акольна, по причине малого роста, обхватил ноги женщины, а Шочи прижалась к животу Илланкуэ. Все трое тяжело вздохнули. Но тепло от уже согревшейся приемной матери передалось детям. И они прильнули к ней. Через мгновение семья пила горячий отвар с медом диких пчел. В эту ночь спать легли, закутавшись в шкуры, обнявшись, чтобы сохранить тепло.
  
  ***
   На следующий день собирался совет племени мешиков. Старейшины и вожди избирали нового главного вождя. Решение удивило весь народ. Им стал Уэуэ, потому что его женой была она, Илланкуэ из Кулуакана - залог мира с тольтекским племенем.
   А сама женщина занималась важным делом, еще не зная изменений, которые произошли в их с мужем судьбе. Дети поглотили все ее внимание. Их появление заставило убыстрить строительство бани, такой необходимой в повседневной жизни там, в родном Кулуакане. Ей пришлось долго объяснять Ветру, что нужно добыть. Еще дольше убеждать - это не прихоть чужеземки, и потом многие, испытав на себе чудодейственные силы, пожелают иметь 'тольтекское чудачество', как обозвал затею Ветер. Когда же работник сообразил, что, освоив премудрости построения, окажется вторым человеком, кому известны секреты, то дело пошло быстрее - Ветер смекнул - станет богат!
   Сам бы Ветер долго строил, поэтому Илланкуэ решительно рассталась с куском ткани, выбеленным и расшитым чудесным орнаментом из синих птичек колибри по краю и, безжалостно разрезав на четыре куска (ровно столько юношей вызвалось им помогать) протянула их в качестве оплаты за труд. Ткань была дорогой, и мешики сначала опешили, потом посовещались и бросились к плоскодонкам у причала, чтобы привезти с берега материалы.
   До поздней ночи звоном раздавались удары топоров. Баню пристроили к задней стене хижины, полностью заменив глину и камыш на камень. Самым сложным было рыть большую яму. Но работники только радовались, натыкаясь обнаруженным камням, которые потом шли в фундамент и стены. Первым попариться Илланкуэ предложила строителям. Те переминались, пока Ветер не прикрикнул:
   - Чего топчитесь? Не видели темаскаль - Дом-горячих-камней?! Теперь он есть! Мы его построили! Бегом мойтесь в озере и несите воду! - когда юноши побежали, Ветер, выгнув грудь колесом, заложив руки за спину, в очередной раз любовно осмотрел строение. Илланкуэ, идущую от дома с детьми, он встретил вопросом:
   - А какую ты траву нам предложишь, хозяйка? Я слышал, что вы, тольтеки, всегда паритесь лечебным воздухом...
   - Положи пока листья кукурузы, и вот эту пару веточек - они прогонят усталость! Возьмите с собою Акольну! - подтолкнула к Ветру приемного сына Илланкуэ. Вокруг начали собираться соседи. Весь день, занятые делами, они незаметно поглядывали в сторону стройки, но, проявив терпение, предпочли обождать конца работы. На лицах были улыбки. Мешики не скрывали радости - темаскаль - дело хорошее, нужное. Это не большая яма, которую наспех рыли, накрывали ветками, если кто заболевал или перед торжественными днями. Это был настоящий Дом-горящих-камней, который построили для семьи!
   Растет Теночтитлан, обустраивается!
   Везде успевающий Ветер успел сообщить, что молодая жена Уэуэ строит 'храм, который излечит все болезни'. Появился и ах-ток - местный врачеватель. С опаской, потом с огромным интересом он обошел баню, опустился на четвереньки, чтобы проникнуть вовнутрь. Недолго побыл там и вылез, удовлетворив любопытство. Местные женщины наперебой стали дергать его и выспрашивать что, да как, а не повредит ли тольтекская придумка здоровью. Ах-ток отмахнулся от них и ответил, обращаясь к Илланкуэ:
   - Женщина, ты сотворила чудо! Будет ли позволено болящим пользоваться твоим темаскалем?
   - Конечно, уважаемый ах-ток! Все могут! И, если совет позволит, то можно построить его всем желающим!
   Уэуэ возвращался довольный, но слегка растерянный. Избрание главным военным вождем льстило, вот только много обязанностей сразу упало на плечи, а опыта мало. Большая толпа возле дома и шум, который создавали соседи, заставили вождя убыстрить шаг. К хижине он почти подбежал, и с изумлением увидел новую пристройку. Сначала решил, что молодая хозяйка увеличила жилье - четверым в нем тесно. Обрывки фраз и постоянно звучавшее 'темаскаль' сразу отмели предположение.
   Уэуэ подошел к жене и так же уважительно подтвердил ах-току предложение Илланкуэ о строительстве бань в селении всем желающим. Народ не расходился, ожидая первых посетителей Дома-горячих-камней. Кто-то желал непременно сегодня же договориться о строительстве, другие хотели увидеть и подробно расспросить у 'первопроходцев' их ощущения. Словом, соседей настолько взволновало появление бани, что забыли поздравить Уэуэ с его избранием. Но он не обиделся, а предложил устроить праздник. Сейчас и здесь. Разожгли костры, чтобы согреться и отогнать насекомых. Принесли несколько тушек кроликов, пойманную рыбу, в горшочках сваренную фасоль и стали пировать. Разошлись за полночь.
   - Спасибо тебе, Илланкуэ! - прошептал Уэуэ, обнимая ласково жену, когда дети уснули, чистые и на лежанке рядом с теплой стенкой.
  
  ***
   Тесосомок - правитель Аскопотцалько изволил обедать. Он с удовольствием отведал жареной индюшки, вырезав золотым ножом кусок грудки и обмакнул его в растертую до порошка смесь острых перцев. Смачно крякнул - повар угодил, мясо для правителя всегда слегка не дожаривали. Ему нравилось ощущать вкус теплой крови - дополнительную приправу к любимому блюду. Подтер тыльной стороной ладони залитый жиром подбородок. Облизался, одновременно покручивая перед собою золотой поднос с тортильями, наполненными фасолевым пюре и рыбой. Не впечатлило. Толстые губы с блеском жира недовольно надулись, нижняя разочарованно отвисла. Отрыгнул, сытно, лениво. Фыркнул. Не то чтобы Тесосомок хотел рыбы или фасоли - прошло время, когда он радовался ей, но все же - могли бы предложить что и получше. Раб, принесший очередное блюдо с фруктами, испуганно застыл, едва заметил, как брови господина поползли к переносице и там сомкнулись, выразив степень крайней неудовлетворенности. Повар далеко. Его еще позвать нужно, а он - несчастный раб, будет первым, кто получит, в лучшем случае, нагоняй, в худшем - как всегда - веревок в хранилище много, для него и пожертвуют одну. Задушат.
   - Почему фрукты? - прошелестел вопрос. Тесосомок никогда не повышал голос.
   Прислуге и близким постоянно приходилось напрягать слух. Но никто не переспрашивал правителя, выкручивались, как могли.
   - А что господин желает? - раб склонился, пытаясь тем самым выразить услужливость. Он уже оторвал ногу от пола и был готов в то же мгновение развернуться и бежать, чтобы исполнить приказание хозяина. Но тот медлил, и мужчина замер, балансируя подносом, который ему удалось переместить из правой руки в левую.
   Неловкость раба и его желание удержаться в неудобной позе, Тесосомок заметил и усмехнулся - решил понаблюдать, чем закончится развлечение во время обеда:
   'А он - не глуп, ишь, как изворачивается! Жить хочет...'
   Повторить вопрос раб не смел. Тяжелый поднос начал оттягивать руку вниз. Под пристальным взглядом Тесосомока, ловкач удержал ношу, подтянул ногу и прекратил балансировать. Повелителю стало скучно.
   - Рыбу. Жаренную. И это... оставь.
   Робкий шаг вперед. Раб осторожно, на самый краешек низкого столика из серебра пристроил фрукты. Быстро покинул правителя, причем так, что ноги почти бежали впереди туловища.
   Тесосомок придвинул поднос и потянул воздух, ловя острый приятный аромат гуавы. Рука потянулась к плоду, а пальцы бесцеремонно начали мять плод, чтобы определить достаточно ли он созрел. Нет. Жестковат. Фрукт полетел на пол, а правитель тяжело вздохнул. Он любил ощущать, как его пальцы погружаются в мягкую плоть гуавы, только таким его ел Тесосомок. Следующим была гуанабана с белой вязкой мякотью. Правитель, невольно сглотнув, вспомнив ее сладко-кисловатый вкус. И готов был есть, но тут память услужливо напомнила о несъедобных и безвкусных семенах, коих неисчислимое множество.
   'Да что ж такое?! Где, то, что я хочу?!' - разозлился Тесосомок, готовый сбросить поднос на пол. Но тут золотой нож воткнулся в очередную сочную мякоть, и правитель уже приготовился ощутить приятный с кислинкой вкус, как перед ним возник его советник.
   Фрукт и нож полетели на стол - аппетит перебили.
   'Нужно запретить заходить, когда я ем! Издам указ!'
   - Срочные новости, тепанекатль текутли! - обратился к правителю Почотль, состоящий с Тесосомоком в дальнем родстве.
   Повелитель кивнул, приглашая к докладу.
   - Мешики избрали нового военного вождя - Уэуэ, младшего брата погибшего.
   - И что? - Тесосомок вновь ощутил голод и высматривал подходящий фрукт. Нашел. Но нож лежал далеко, а тянуться за ним не хотелось.
   - Вождь молод, только женился, - осторожно продолжил Почотль.
   - Ты думаешь, что это снизит его боевой дух, и он будет плохо собирать нам дань? - усмехнулся Тесосомок, глаза превратились в узкие щелочки от наплывших на них жирных щек. Еще совсем не так давно правитель мог похвастать стройностью, а теперь: оплывшее тело и круглые щеки, а вместо мускул... Одно неудобство!
   - Мешики - голодные собаки, они настолько бедны, что любой поход - шанс прожить еще неделю, или месяц. Мы же их полностью содержим. Женился - хорошо, женам нужна сытная пища, а не похлебка из рыбы! Кстати, а почему мы до сих пор не получаем от них лягушек - мясо вкусное, я его люблю. Напомни мне, чтобы я сказал об этом на совете! - продолжил Тесосомок.
   - Уэуэ женился на Илланкуэ из Кулуакана... - выдохнул Почотль.
   - Дочери Синего Пера? Той самой? Которую мы просили за нашего наследника?! - Тесосомок был крайне удивлен, точнее, потрясен, - Они отдали девчонку какому-то Уэуэ из болот?! Дикарю! А отвергли моего сына?!
   Почотль только кивал. Правитель постепенно переходил из состояния удивления к гневу. Вот-вот забушует.
   - Это нельзя так оставить. Кулуаканцы нанесли оскорбление всему Аскопотцалько! О чем они думали, эти фанатики - мудрецы?!
   - Я вижу в этом далеко идущие планы, господин! - наконец решился Почотль. Пара спелых фруктов уже полетела в оконный проем, до ножа Тесосомок так и не дотянулся, и советник мог рассчитывать, что он в относительной безопасности.
   - Я тоже... один - мешики заключили союз с тольтеками против нас! Мы накажем их за измену! - перебил его Тесосомок.
  
  ***
   Илланкуэ закончила печь маисовые лепешки и позвала детей кушать.
   Акольна сначала жадно набросился на жалкую порцию. Потом сообразил - нужно растягивать удовольствие, а значит отламывать маленькие кусочки, долго и тщательно жевать. Мальчик хотел было и крошки смести со стола и отправить в рот, но не успел. Шочи остановила:
   - Не жадничай! Забыл о младших братьях?
   Акольна остановился, стряхнул обратно остатки лепешки и потянулся к кувшину с водой. В желудке не было приятной тяжести, сытым он себя не ощущал. Слова сестры напомнили о долге и мальчик огорченно вздохнул.
   - Возьмите еще! - протянула Илланкуэ свою долю.
   - Спасибо! - вежливо поблагодарил Акольна, но лепешку не взял, а удивленно посмотрел на приемную мать, - Нам не положено больше!
   - Что значит не положено?! Вы такие худые!
   - Старейшины говорят. Ты, наверное, не знаешь, но детям нельзя есть больше одной лепешки, ты можешь съесть полторы, отец две - он воин и мужчина, - просветила Шочи. Девочка говорила, низко опустив голову, чтобы не показать, как слезы готовы закапать на руки, сложенные на коленях.
   - Кто установил эти правила, почему?! - Илланкуэ отложила еду - в рот не лезла.
   Акольна заерзал. Мальчик рассердился, едва сдерживался, чтобы не обозвать сестру дурочкой - был шанс наесться до отвала, а она не дала! Приемная мать - чужачка, не скоро бы узнала правду, а они бы несколько дней сытно жили. А теперь придется идти лягушек и пиявок ловить... Искать пищу все равно нужно, но на полный желудок веселее, да и вода в озере не кажется такой холодной.
   - Уже давно, старейшины, кто ж еще... Иначе маиса может не хватить. Не всегда походы удачные. Зато, когда набег хороший, знаешь, как мы наедаемся?! И мясо едим, и рыбу - до отвала! Последний раз мы с ним, - Шочи кивнула в сторону брата, - Так объелись - животы превратились в барабаны! Вот счастье было!.. Только мама отвела нас к ах-току, пришлось горькую траву пить! Так что ешь сама, нельзя нарушать закон!
   - Ладно, а кроме маиса Вы можете другую пищу есть, закон разрешает?
   - Если добудем, да, но половину должны отдать в семью, там старейшина распределит между всеми. Ты не волнуйся, Акольна сегодня пойдет на озеро, что-нибудь поймает. Хорошо бы рыбу... много-много рыбы... да? - Шочи повернулась к грустному брату, который никак не мог оторвать взгляд от лепешки. Ну, ни как не мог! Желудок недовольно урчал - ему ключевая вода не по вкусу!
   - Да, я пошел! - прощальный голодный взгляд на лепешку и приемный сын убежал за угол дома в сторону озера.
   Илланкуэ передернула плечами - в Кулуакане она не знала, что такое пустой желудок. Лепешки? Ела, если хотелось, а так - полно в огороде томатов, фасоли, перца, тыквы. Фрукты, цветы, рыба! Здесь этого нет. Доля с набега, что уплачивает наемникам Тесосомок, позволяет едва-едва поддерживать силы. Вот почему у них дома маленький мешочек с маисом и нет привычных запасов!
   С этим нужно что-то делать!
   - Я пойду на озеро, договорилась с девочками, сегодня мы будем ловить пиявок! Ты отпустишь? - привлекла внимание Шочи.
   - Да-да, иди, дорогая! - кивнула Илланкуэ, продолжая думать, как поступить.
   Ругая себя за легкомыслие - настоящая хозяйка в первую очередь об этом бы позаботилась, она вошла в хижину и направилась к тюкам с приданым. Заботливая мать не могла отправить дочь в дикий край без драгоценных семян! Распаковав и перерыв тюки и сундук, Илланкуэ наконец-то открыла объемный заветный плетеный ящик.
   Так и есть! Нашла! Бережно завернутое в тряпицы, всего по чуть-чуть, но это - самое большое богатство! Илланкуэ разворачивала и с нежностью высыпала содержимое на ладонь, гладила, ласкала, перебирала и осматривала каждую семечку. А как же иначе? Ведь из нее вырастет еда! А собрав урожай, они отберут лучшие для следующего. Семян станет больше, и огород, и цветник с каждым разом подарит все больше плодов. Голода не будет! Румянец заиграет на серых щечках детей! А болезни?! Она не думала о них - пока все живы и здоровы... Как и чем лечить раны, царапины и порезы?! Каждый раз бежать за ах-током? Но и ему нужно платить! Только чем?!
   Статус Уэуэ не давал семье привилегий, только обязанности. Сам вождь пропадал в деревне и не появлялся, пока солнце не садилось, да и жене прибавилось хлопот - Илланкуэ приняли в совет матерей племени. Она оказалась самой молодой из уважаемых женщин, но к ней обращались по разным вопросам, ее слово имело вес. И вот теперь найденные семена помогут не только роду мужа. Но и всему Теночтитлану!
   Илланкуэ вышла во двор и обошла хижину, прикидывая, где и что можно посадить. За домом был небольшой кусочек, там выглядывала между лысых камней редкая зеленая фасоль, и кучками золотился маис. Места для новых посадок явно не хватало. Да и для этого участка Ветер шесть дней возил землю с берега.
   'А если выжечь камыш?' - Илланкуэ прошла чуть дальше, пока ноги по щиколотки не утонули в вонючей жиже.
   Хлюп... Чвак... Хлюп... Чвак...
   Вместе с шелестом тонких листьев и колыханием стройных стеблей поднялась и зазвенела туча кровососов, в нос ударила вонь. Они-то и прогнали ее на берег - Илланкуэ никак не могла привыкнуть к жутким запахам.
   'Ну, ничего, скоро здесь будет все по-другому! Завтра же и займемся!'
   Поутру она приготовила положенное количество лепешек. Накормила детей и сообщила им, что они не пойдут добывать еду, а будут ей помогать делать огород.
   Шочи отнеслась к новости спокойно, а вот Акольна возмутился:
   - Огород?! Это женское занятие! Мужчина добывает еду! Я пойду на озеро!
   - Нет. Сегодня ты будешь нам помогать, работа тяжелая, - возразила Илланкуэ.
   - Да надо мною все будут смеяться!
   - Акольна, это сегодня, когда они еще не понимают для чего! Пожалуйста, ты нам нужен.
   Мальчик поразмышлял и уступил.
   К маленькой семье присоединился и Ветер. Правда, ему пришлось объяснять подробно, но он - взрослый мужчина, и его сила была им нужна.
   Для начала срезали камыш, разложили его для сушки, а затем увязали в снопы и положили рядом с домом - еще пригодится. Подожгли торчащие черенки и только потом приступили к рытью канавок, чтобы немного осушить почву.
   Расчищенный участок оказался не таким большим, как хотелось Илланкуэ, но она решила, что сможет на нем поместить часть задуманного.
   - Ну, вскопаем мы завтра этот клаптик, хозяйка, дальше посадишь ты семена, а земля-то плохая - урожая хорошего не будет! Возить с берега, что ли? Так не навозишься! Нанимать опять, кого будешь? - вечером спросил Ветер, с удовольствием попивая отвар.
   - Нет, с берега землю возить не будем. Здесь есть все, что нам нужно, ну разве что деревья, да доски.
   - Вот как... - усмехнулся Ветер, - Может, расскажешь хитрость свою? И что завтра делать будем. Сил-то хватит? Гляди, дети утомились.
   - Завтра на участок, что расчистили, ил со дна будем поднимать и насыпать - лучшей почвы не найти. Вот и вся хитрость, - улыбнулась Илланкуэ.
   - Кхе-кхе. Тольтекская премудрость. Да?
   - Да, а как закончим и высадим, так и чинампе начнем возводить!
   - Я вот что подумал, большое дело ты затеяла, хозяйка, оно ж всего селения касается, обсудить бы со старейшинами, а?
   - Зачем? Наша семья решила сажать огород...
   - Так все вокруг принадлежит роду, почему ты одна с детьми должна надрываться? И другие семьи помогут!
   - Но урожая будет мало на всех, Ветер! Нам нужны семена, много семян!
   - Что обсуждаете? - на пороге стоял Уэуэ, услышавший последние слова жены.
   Илланкуэ, едва муж присел за низкий столик, подала ему жареную рыбу, приправленную щепоткой острого перца, налила в глиняную плошку отвара и положила утренние лепешки маиса - Уэуэ ушел на рассвете и не успел поесть.
   - Огород, который за домом слишком мал для нашей семьи. Я хочу его увеличить.
   - Остальная почва непригодна для сева маиса. Возить - долго и некому: я занят, а Ветер один не справится.
   - Ты не понял меня, - Илланкуэ улыбалась, наблюдая, как спокойное выражение на лице мужа сменяет удивление. - Это касается не только нашей семьи и соседей, это касается всех. Не сразу, у меня нет столько семян, но через три-четыре урожая все поселение сможет иметь томаты, перец и много других овощей на завтрак, обед и ужин, Уэуэ! Сейчас сделаем высадку под семена, они взойдут, и очень-очень скоро будут расти целебные цветы, я съезжу к родителям и привезу черенки фруктовых деревьев - Теночтитлан изменится, дети перестанут болеть, станут сильными!
   Уэуэ понял идею жены. В какой-то миг в его глазах зажглась радость, но такая мимолетная и быстро исчезнувшая, что Илланкуэ растерялась.
   'Что не так? Почему он смотрит сурово и недовольно?'
   - Нет.
   Столь короткий и отрицательный ответ, ошеломил женщину. Она попыталась поспорить.
   - Но почему?
   - Мешики не будут тольтеками.
   - Но, Уэуэ, почему ты против? То, что платит Тесосомок - капля, ее едва хватает до следующего сбора дани! Посмотри на наших детей: они худы и истощены. Эти нормы на еду - ужасны!
   - Воины не возьмут в руки мотыги!
   - Уэуэ...
   - Я все сказал, женщина, - на мгновение вождь запнулся, решая, стоит ли ей объяснять, что своим предложением она пытается вторгнуться и разрушить основы жизни народа, к которому теперь принадлежит. Меньше всего ему хотелось обидеть жену - значит нужно растолковать - чужачка многого не знает, но Илланкуэ член племени. Кто, как не он - вождь объяснит?
   - Мешики - особый народ, Илланкуэ. Мы выжили в тяжелейших условиях только потому, что всегда были лучшими воинами, приучили себя к лишениям и голоду, привыкли спать на земле или камнях под песни кровососов и струями дождя. Мы - воины и приносим семьям добычу, которую захватываем в бою. Если вдруг, все будет, как ты хочешь, мы превратимся в жалких и рабов. Мужчины согнут спины на полях и им останется только надеть юбки! Нас тут же сметут с этого острова! Твои слова направлены на разрушение основ племени! Мы - племя воинов, а не крестьян! У нас нет в достатке плодородной земли, и мы все, что нам нужно, берем с оружием в руках, женщина!
   - Муж мой, я не разрушаю и не хочу нарушать законы племени, лишь хочу помочь! Нет плодородной земли - ее заменит ил, нет места - построим чинампе, как в Кулуакане! Что плохого в том, если в семьях будет больше еды?!
   - Жадный Тесосомок увеличит мешикам размер дани!
   - Но богатые урожаи помогут нам! Ведь детям нужны фрукты - они станут только сильнее, ах-токам нужны целебные травы для лечения больных и раненых... И только сильные смогут построить город! Набеги и сбор дани, ваша служба Тесосомоку-Лису - это удел слабых!
   Уэуэ молчал. Последняя фраза оскорбила, задела его, но точно выразила мнения некоторых воинов, недовольных положением племени в долине. Что ж получается - уже и женщины так думают?
   Дети, укрывшись одеялами, затихли на лежанке. Ветер попыхивал трубкой и не вмешивался. Он не знал, чью сторону принять: хозяйка желала добра; муж тоже был прав, причем, во всем.
   - Для нашей семьи ты можешь делать, что сочтешь нужным, но своими силами - мужчина не вмешивается в женские дела. Но привлекать к этому членов рода, вести разговоры с соседями - запрещаю. И обсуждать на Совете матерей племени - запрещаю. Половину урожая ты отдашь главе рода, он поделит между семьями.
   - Но я хотела все пустить на семена... - робко возразила расстроенная Илланкуэ.
   - Половину отдашь главе рода, - отрезал Уэуэ, поднялся и пошел к лежанке. Сбросил обувь. Лег и накрылся с головой шкурой оленя - приданым жены. Она же застыла у очага. Женщина пыталась сообразить, сколько ей теперь ждать урожаев, чтобы семян хватило на все племя. И решила ни с кем не спорить и никому не доказывать, а делать то, что считает нужным. Вон и Кетцалькоатль ласково машет ей крыльями на панно - она права, добрый бог поддерживает ее в тяжелых начинаниях. Время покажет, может быть, и новая семья примет дар, поймет его необходимость.
   Теперь весь день Илланкуэ проводила за домом на болоте. Она резала и связывала тугой камыш в снопы. Пальцы и ладони уже не ощущали порезов от тугих и сочных листьев. Главное - собралась уже большая куча. Женщина рыла канавы, в которые стекала мутная болотная вода. Потом по ним будет бежать ручеек серебристым звоном и чистой водой для полива нежных ростков, но для этого предстояло провести канаву от огородного участка, что за домом. Взяв плоскодонку у соседа, она загружала ее илом по самый борт так, чтоб только не утопить лодку, и разбрасывала по небольшим кусочкам уже осушенного участка. От тяжелого труда к вечеру ломило и выкручивало суставы, тянуло мышцы рук и ног, которые постоянно мокли в вязкой почве. 'Чвак-чвак. Хлюп-хлюп' стали постоянными спутниками. Она привыкла и к тому, что над головой жужжат кровососы, лицо измазано желтой глиной, а к вечеру все равно опухает от укусов.
   На мужа она не сердилась и не обижалась, да вскоре он ушел с отрядом за данью для Аскопотцалько, и женщина осталась предоставленной самой себе. Только мужчины покинули остров, как у нее появились помощники: Шочи, которая взяла на себя домашнюю работу, освободив полностью приемную мать; Ветер, постояв в задумчивости с букетом водяных цветов перед панно с пернатым змеем тольтеков; малыш Акольна, который вместо мягкой и нежной руки Илланкуэ ощутил шероховатую грубость ее ладоней.
   Просто утром Илланкуэ увидела на тропинке не только свою, а еще три тени. Вот так безмолвно к ней присоединились члены семьи. Когда же зазеленели, а потом распустились дивные цветы, и поплыло благоухание, невиданное в здешних краях, к участкам, разделенным на ровные квадратики, подтянулись и соседи. Люди поражались и гадали - зачем кулуаканка так надрывается - огород огромный, по местным меркам, а она все дальше и дальше уходит в камыши все ближе к озеру... Но вот и плоды созрели, а малыши, что дружили с приемными детьми Илланкуэ, бегают со счастливыми и вымазанными в чем-то рожицами и их не загнать домой - они заняты. Сбором урожая. Сами сыты и домой принесли невиданные овощи и сладкие ягоды. Пусть хозяйки и поделили маленькие плоды на крохотные кусочки для каждого члена семьи, но попробовать досталось всем!
   И потянулись вечно озабоченные пропитанием теночтитланки к упрямой кулуаканке, отмахнулись от насупившихся мужей, глядя на счастливые лица детей, и поклонились Илланкуэ - научи, покажи, поделись чудесными семенами, прими нашу помощь, ибо до смерти надоели лягушки и пиявки!
   И поделилась с женщинами счастливая Илланкуэ.
   Уже с огромным отрядом помощников жена вождя начала строить чинампе. Видя такое, оставшиеся в селении мужчины присоединились - помогали строить плоты, везли с Большой Земли деревья, высаживали их в ил на границе болота и озера, переплетали прутьями и укладывали снопы из камыша, чтобы потом засыпать все илом. А дальше женщины и дети высаживали драгоценные семена. Тяжелее всего давалось ожидание первых всходов - прорастут ли золотые, драгоценные семечки? Они казались людям такими хрупкими и беззащитными, что в прохладные ночи легко находились желающие жечь костры, чтобы дым укутывал теплым покрывалом молодые всходы на новых огородах.
   Уэуэ отсутствовал долго, достаточно, чтобы вернувшись, не узнать Теночтитлан: у каждой хижины кусты с цветами, по улицам не стелется едкий белесый дым, чтобы прогнать кровососов, во дворах висят на веревках разноцветные нитки, переливаются разноцветные перья - сушатся и проветриваются - новое занятие неугомонной Илланкуэ. Она показала и научила женщин вышивать не только камешками и ракушками, а и нитями, вплетая и укладывая перья, так как на волшебном панно с пернатым змеем Кетцалькоатлем...
  
   ***
   Благоухали и разрастались цветники у хижин Теночтитлана, дымились темаскали, зеленели всходы и радовали яркими спелыми плодами огороды на плавучих островах, с лиц детей сошел серый цвет голода, навсегда изгнанный румянцем. Дети продолжали помогать взрослым: ловили и рыбу и пиявок с лягушками - Тесосомок-Лис ввел дополнительный налог, но это уже не печалило мешиков.
   Илланкуэ улыбалась - ее радовал каждый солнечный день. Поступь женщины изменилась, теперь она ходила осторожно - она наконец-то ждала ребенка. Без сомнений - после добрых дел Кетцалькоатль наградил ее счастьем материнства.
   Но и еще одна радость поднимала настроение, дарила, внезапно выросшие орлиные крылья за спиной - ей позволили навестить родителей, съездить в Кулуакан!
   Она тщательно собирала подарки и наряжала детей, долго выбирала, что надеть самой - изменился ее статус. Когда-то юной девушкой она покинула родной дом. Изменился ли дорогой Кулуакан? Как там родители? Илланкуэ всегда вспоминала их, ежедневно стоя перед панно с Кетцалькоатлем, и возносила молитвы о здоровье и благополучии. Иногда, в тусклом свете затухающего очага глаза доброго бога оживали. Тогда ей казалось, что она видит мудрый взгляд отца. Синее Перо, несмотря на возраст, имел необычайно живые глаза, которые часто поблескивали, подогреваемые смешинкой или радостью.
   Скоро! Совсем скоро закончится соленая вода Тескоко...
   Как же долго, словно ползет лодка! До чего неспешно гребцы погружают в золотистую воду весла...
   Но вот оно! Илланкуэ прикрыла глаза, сделала глубокий вздох, и, почти забытый, аромат благоухающего великолепия садов и цветников Кулуакана мгновенно опьянил вихрем запахов. Закружило и одурманило голову. Пришлось присесть. Слезы радости застлали глаза, но она все равно узнавала очертания знакомых мостиков и домов. Сердце готово было выскочить от нетерпения. Хотелось выпрыгнуть из лодки на берег от какой-то радостной, но щемящей боли и бежать-бежать скорее к отчему дому в центре Кулуакана...
   Наконец причал! Илланкуэ птицей взлетела, забыв о своем положении, и быстро, срываясь на бег, поспешила к дому родителей, который едва проглядывал сквозь стену цветущего кустарника. Площадь, выложенная замысловатым рисунком из змей и рыб красными и серыми с золотыми прожилками камнями, пружинила бугорками, словно подталкивала, поторапливала: 'Беги! Скорее! Там они!'
   И она увидела их, таких дорогих сердцу людей - мать и отца...
  Синее Перо щурился от солнечных лучей, наконец, видно почувствовал далекое биение сердца дочери, приложил ладонь и подался немного вперед, чтобы увидеть процессию мешиков. Мать, растерянно теребила красный пояс и клонилась к мужу, ища опору. Женщина не пыталась всматриваться вдаль - зрение почти покинуло ее - унесли каждодневные слезы... Но на губах блуждала робкая улыбка, которую она не могла сдержать.
   - Илланкуэ!
   - Девочка моя!
   Наконец-то Илланкуэ добежала и обняла родных. Вот они - теплые и дарящие силу объятия отца. Нежный аромат чили и чоколатля - мама... кожа на щеке нежная и такая мягкая, что кажется пушистой. Слезы радости наконец-то вытерты - но не насмотреться... не выпустить рук, не оторваться. Как же она соскучилась, как же заждались они!
   - А это мои дети: Акольна и Шочи! - представила Илланкуэ скромно замерших приемных детей, подтолкнула их к родителям. Те сделали робкие шаги и протянули подарки, испуганно поглядывая на мать - все ли так сделали? И через мгновение забыли, что они в гостях. Да какие гости? Они дома у бабушки и дедушки, где их тут же заласкали!
   Нашлось на празднике время и для серьезного разговора. Пока бабушка занималась внучкой, напомнившей ей маленькую Илланкуэ, Синее Перо уединился с дочерью в тайной комнате, где превращался в орла и хранил ценные свитки.
   - Мы дадим мешикам саженцы деревьев, а семена ты сможешь взять у матери, уверен, она с радостью поделится своими запасами, и нет нужды покупать их на рынке, - закончил вождь тему, начатую дочерью еще при всех.
   - Как живешь, Илланкуэ? Добр ли к тебе муж, хороши ли соседи?
   - Да, отец, Уэуэ хороший муж, соседи добры. Сначала было тяжело принять их жизнь, да и сейчас я сталкиваюсь с их законами и обычаями, которые не могу ни принять, ни понять. Но ведь ничего не изменишь!
   - Когда ждешь сына, Илланкуэ? - Синее Перо внимательно слушал ответ дочери, изредка кивая головой. Женщина удивленно распахнула глаза, резко запахнула теплую накидку на груди, прикрыв живот.
   - Ты знаешь?
   - Вижу.
   - Ах, да! - облегченно рассмеялась Илланкуэ, - И что ты видишь, отец? Расскажи?
   - Нет, я же и тебе не рассказывал твою дорогу жизни.
   - Сделай исключение, я хочу знать, что ждет моего малыша, не переживай за меня. Пойми, мне так хочется его уберечь - мешики очень воинственны. Боюсь, не раз буду спорить с мужем по поводу воспитания! - продолжая беззаботно улыбаться, Илланкуэ присела на корточки у ног отца, заглядывая ему в глаза, - Пожалуйста, сделай мне подарок, отец!
   - Я огорчу тебя, а сегодня праздничный день.
   - Вот как? - весёлость моментально слетела с Илланкуэ, она резко поднялась и прошла к окну, обернулась:
   - Не лучше ли предупредить меня о бедах?
   - Бедах? Да, Илланкуэ, их на твоей дороге жизни выпадет немало. Когда я уйду в Мир Духов, ты унаследуешь мой дар и знания, а пока поживи в неведении...
   Погостив несколько дней, посетив подруги любимые места, Илланкуэ отправилась домой. Отец так и не открыл ей будущего, и когда лодка уже отчалила, а женщина всхлипывая пообещала:
   - Мы навестим вас через год, после второго урожая!
   - Мы увидимся раньше, мое несчастное дитя... - тихо прошептал Синее Перо, ловя каждое безмятежное движение дочери, чтобы сохранить в памяти.
  
  ***
   - Приветствую тебя, вождь мешиков! Твой брат никогда не находил времени посетить меня. Благодарю, что прибыл! - Тесосомок через низкий серебряный стол протянул Уэуэ инкрустированную нефритом и кусочками золота раскуренную трубку. Официальная часть церемонии уже закончилась, и правитель Аскопотцалько пригласил вождя уединиться для серьезного разговора. Передавая трубку, прищурив правый глаз, Тесосомок в очередной раз внимательно присмотрелся к гостю: красивые, немного строгие черты лица, крупный нос, скорее украшает и подчеркивает мужественность мужчины, губы тонкие, сурово сомкнуты. Глаза немного портят общее впечатление - они несколько мягки, бархатисто-темные, но проскакивает и в них какая-то жестковатая искорка. Именно она подсказала Тесосомоку, что молодого вождя ацтеков не так-то просто обхитрить или заставить выполнить то, что ему не понравится. Но Лиса это не остановило. Он дождался, пока Уэуэ сделает несколько глубоких затяжек. Посмакует вкус табака и будет готов внимательно выслушать правителя Аскопотцалько - по сути, своего господина.
   - Я призвал тебя, чтобы сделать подарок. Дань с покоренных городов твои воины собирают исправно, но, как мне известно, вам мало вашей доли.
   - Мы не ропщем, Тесосомок. Эта плата за нашу службу.
   - Да. Замечу, что вы нашли достойный выход - паутинная сеть чинампе окутывает Теночтитлан! Много мужчин поменяло дубинки на мотыги?.. Не злись, вождь, я не хотел оскорбить воинов, так, дружеская шутка.
   - Мешики - прежде всего воины, Тесосомок. Были, есть и будут. Мы служим тебе, а чинампе удел женщин и детей.
   - Хорошо, раз мои воины по-прежнему сильны и готовы мне служить, я объявлю свое решение. Но, хочу предупредить, я ценю вас, а потому награда не будет куском дани, - правитель сделал паузу, он сощурился, вдыхая и выдыхая дым. Все это лишь для того, чтобы поймать на лице собеседника истинные эмоции, которые тот должен был показать. Новость-то какая!
   - Мои уши открыты, Тесосомок!
   - Я хочу навсегда покончить с одним городом: слишком утомительны и затянуты старые отношения. Я решил отдать его полностью вам. Что воины возьмут, все будет принадлежать им! Хватит твоему народу бедствовать! Как ты считаешь? Я прав, что хочу наградить вас дорогой добычей? А?
   - Ты полностью отдашь нам город? Какой? Кто прогневил тебя, Тесосомок?
   - Ты спрашиваешь, кто прогневил? Мешикам не все равно, куда направят их мои глаза?
   - Мы служим тебе, правитель Аскопотцалько! - выдавил Уэуэ.
   - Вот и хорошо, вождь. Готовь воинов, пусть отложат мотыги и огороды! - усмехнулся Тесосомок, - Там есть, чем поживится - урожай будет собран! В конце этого славного месяца вы нападете и захватите Кулуакан!
   Уэуэ не вскочил, не переспросил, не изменился в лице. Он равнодушно пускал кольца дыма, попыхивая трубкой.
   Тесосомоку понравилась выдержка вождя мешиков.
   - Хороший я приготовил вам подарок?
   - Старики учат, что нет большего оскорбления, чем коснуться воина или не принять подарка. Тебя удачно прозвали Лисом - ты грамотно преподнес мешикам новую задачу.
   По лицу правителя Аскопотцалько расплылась довольная улыбка, которая слетела после слов Уэуэ.
   - Но ты ошибся, Тесосомок, да, мешики - воины и служат тебе, но никогда не ответят неблагодарностью на доброту соседа! Мы не пойдем на Кулуакан!
   - Ты смеешь мне отказать, вождь? Твой брат клялся мне в верности за всех!
   - От него не требовали напасть на Кулуакан! И времена были другими!
   - Не виляй, как хвост змеи, вождь! Клятвы нельзя нарушать.
   - Мешики их и не нарушают. Нельзя разрушать святыни, в коих живут духи древних богов!
   - Ха-ха-ха! Не смеши и не зли меня, вождь, у нас и мешиков другие боги! Или твоя жена-кулуаканка переманила моих храбрых воинов в новую веру? Точно! Вот почему мужчины бросили палицы и взялись сажать огороды! Так слушай меня внимательно. Или вы пойдете на Кулуакан, или я прогоню вас со службы, а потом с этого змеиного острова! Можешь плыть домой, Уэуэ-из-болот! И не забудь сказать старейшинам, что отказался от большого и щедрого дара Тесосомока, который мог бы прокормить их семьи! Пусть совет племени примет решение о походе.
   В отведенных мешикам комнатах Уэуэ рассказал младшим вождям о разговоре с Тесосомоком. Мужчины прекрасно понимали, чем грозит их отказ правителю. Мешики не смогли принять никакого решения и легли спать. Утром их не выпустили из комнат, передав, что Тесосомок оставляет погостить еще на день.
   - Мы в западне, Лис не отпустит нас, пока не дадим согласия напасть на кулуаканцев.
   - Объясните мне, чем этот поход отличается от остальных? - разозлился один из младших вождей, - Тем, что у некоторых жены-тольтечки?! Так у некоторых они из других городов, которые мы захватили! Почему ты, Уэуэ, отказался?
   - Кулуакан не просто один из городов, Семь Стрел! Это нечто большее для всех народов долины. Это святое место!
   - Можно подумать, что нога мешиков мало их топтала!
   - Вопрос не в том! И не потому, что они помогают каждому! Туда, где витает дух доброго Кетцалькоатля, я не поведу воинов!
   - Ты хочешь сказать, что нас испугают чужие боги?!
   - Ты не веришь в силу наших дубин?! - рассердились остальные вожди.
   - Поймите, Кулуакан - единственный город, который не покоряется и не подчиняется Лису. Тескоко и другие города не в счет! Уничтожат древнюю твердыню тольтеков, и никто не сможет ослушаться воли Аскопотцалько. Мы станем вечными рабами Лиса! А сейчас Лис понимает - не устроит плата, мешики уйдут, и, возможно, в Кулуакан. Тогда это будет сила против него! Он стремится навеки нас привязать!
   Вожди замолчали, удрученно переглядываясь между собой - вождь был прав.
   В дверной проем вошли слуги, которые принесли на завтрак фрукты и маисовую кашу. Никто из мешиков не обратил внимания, что еду принесли не в обычной общей большой глиняной миске, а на отдельных, богатых тарелках из серебра.
   - Наш правитель Тесосомок не хотел, чтобы уважаемые вожди ушли домой с тяжелыми сердцами да еще в ночь. Он дарит вам эти красивые блюда, теплые одеяла и надеется услышать ответ через десять дней, - произнес распорядитель, который вошел за слугами, постоянно кланяясь.
   Мешики переглянулись. Уэуэ покрутил дорогое блюдо. Поднялся с корточек из-за стола и с достоинством ответил за всех:
   - Передай правителю Аскопотцалько, что мы благодарим его за подарки и дадим ответ после Совета.
  
  
  Глава III. Гибель Кулуакана
  
  Хроника исторических событий: 1363 - 1364 (1-Акатль) год брака Илланкуэитль и Акамапичтли - первым монархом ацтеков (провозглашен приблизительно в 1370 году). Ибо в 1370 правитель Аскопотцалько разрешил ацтекам официально избрать себе правителя-тлатоани, и в период между 1375 г. и 1376 г. ацтеки избирают себе первого верховного вождя, которым становится Акамапичтли (1376-1395).Во время своего правления он достаточно сильно укрепил политическое положение ацтеков как внешнее, так и внутреннее. Постепенно кочевое племя превращается в оседлый земледельческий народ с зачатками государственной структуры. Возможно в 1390 году заложен Великий Храм, посвящённый Уицилопочтли.
  
   Теночтитлан радостно приветствовал мешиков. Совет назначили на следующее утро - верховный вождь плохо выглядел: серый цвет лица, устало опущенные плечи. Илланкуэ, обеспокоенная здоровьем мужа, растопила темаскаль и пригласила ах-тока. Но, вопреки ожиданиям, живительной силы белый пар не дал, и Уэуэ стало еще хуже. Ветер и лекарь вынесли больного из бани и укутали в одеяла. Приготовленные врачевателем отвары временно попустили внутреннюю боль, но было видно, как Уэуэ мужественно сдерживает ее и пытается не показать, насколько он вымотан.
   На Совет Уэуэ принесли на носилках и позволили быть рядом ах-току и Илланкуэ. За двенадцать часов вождь ослабел настолько, что не смог пересесть на низкий плетеный стул, а, оставшись лежать, попросил приподнять его, чтобы видеть присутствующих.
   Слабым голосом, который постоянно срывался, вождь поведал о 'подарке' Тесосомока и объявил, что не поведет воинов на Кулуакан. Сообщение восприняли шумно, но, отдавая дань уважения больному, быстро прекратили крики, а вскоре и совсем затихли.
   - Как всегда Лис хочешь за счет крови мешиков получить выгоду. Давайте, братья, подумаем, нужно ли это нам?
   - Я бы сказал по-другому. Мы уже не гонимое племя, что не имеет земли и корней! Нас признали в долине. А брак с досточтимой Илланкуэ - главное доказательство! - поднялся молодой, недавно выбранный в вожди Акамапичтли - двоюродный брат Илланкуэ. Со времени ее свадьбы юноша возмужал, окреп. Статный, он был очень красив в высоком головном уборе из перьев цапли. Женщина поначалу и не признала его, настолько брат изменился внешне, теперь в нем не было ничего от тольтека, - Не посмеет Тесосомок заявить права на остров и Теночтитлан - мы заняли ничейную землю! Теперь она наша. Допустим, пришлет Лис армию. И что? Сколько уже раз мы доказывали - наши дубинки тяжелее, а воины убивают быстрее. Пусть спит и просыпается в страхе, что мы в любой день уйдем с его службы! В случае войны Кулуакан поддержит нас.
   - С чего ты взял, Акамапичтли, что вожди тольтеков поддержат нас против Тесосомока? Откуда такая уверенность?
   - Хитрый и жадный Лис - Тесосомок надоел не только нам! Как вы не понимаете? Только мешики реальная военная сила в долине! Только мы - настоящие воины! Но мы на службе у Лиса. Мы - домашние собаки Тесосомока! А наш бог - бог войны Уицилопочтли. Или я не прав? - ответил Акамапичтли.
   - Вы вообще-то понимаете последствия разрыва с Тесосомоком, вожди? Пусть он жаден и хитер, пусть гоняет наших воинов по всей долине, пусть тепанеки стоят за нашими спинами, но мы имеем постоянный доход - дань! Наши дети сыты и женщины носят нефритовые бусы. Что будет, если мы проиграем Тесосомоку, а он все планы просчитывает далеко вперед.
   - Я вижу: здесь собрались трусливые собаки, а не воины... Ау! Мешики, где вы?! Что за женские разговоры: что будет? А вдруг? Эй, проснитесь! В том ли племени я родился?! Вы забыли, куда положили свои палицы? Отрастили животы сытой едой? Пришла пора показать Тесосомоку, что мешики сила! - вскочил со своего места Акамапичтли. Вожди терпеливо выслушали его, но не стали отвечать. В каждом бушевали страсти - да, Тесосомок надоел, да, трусами никто не был - война смысл их жизни. Но пугала угроза нового скитания. К тому же, здесь на скалистом острове сбылись древние предсказания, и отсюда нельзя уходить!
   - Братья, вот что я подумал, войны нам не избежать, и она для нас привычна. Так зачем мы будем ссориться между собою? Есть лишь разница, куда направится. Если против Кулуакана, то это к другу, соседу, а если против Лиса, то, что ж, видно пришло время. Мы пойдем не на юго-восток, а на запад, всего-то. Мешики не только воины, но и защитники!
   - Острие Копья, ты правильно сказал! Поддержу!
   - Акамапичтли верно говорит! Хватит трусливо сидеть на берегу и бежать к Лису по первому свисту! Мы не собаки - мы свободное племя!
   - Уэуэ, ты правильно ответил Лису, мешики не пойдут на Кулуакан!
  
  ***
   После совета Илланкуэ задержалась, хотя и стремилась быстрее вернуться домой. Вежливость и родственные связи требовали пригласить брата на обед. Акамапичтли не заставил себя упрашивать, он сам подошел к ней и принял приглашение.
   Уэуэ выпил очередную порцию отвара, который на время заглушил режущую боль внутри и попытался сесть. Укутанный одеялами и шкурами, вождь наблюдал за мягкими, плавными движениями гостя. Акамапичтли первым делом подошел к панно с Кетцалькоатлем и долго всматривался в изображение.
   - Реликвия нашей семьи, забавно: добрейший тольтекский бог-помощник, который не смог защитить себя, соседствует с храбрым и неугомонным богом войны! - Акамапичтли резко отвернулся от панно и присел напротив вождя.
   - Ты не уважаешь вашего бога? - удивился Уэуэ.
   - Не совсем. По крови я наполовину тольтек, с этим ничего нельзя поделать, но по нраву, по духу, по жизни я - мешик, как мой отец! А потому поклоняюсь Уицилопочтли - вот настоящий воин и бог! Что могут дать нам тольтеки? Только древние знания, но нагуали их так тщательно хранят, что не каждому позволено приблизиться к ним, не то чтобы обучиться. Верно, сестра? Мой дядя даже тебя не посвятил во все премудрости древних наук?
   - Да, не совсем, но ты прав, и всему свое время! Мудрый бог всегда поддерживает меня в начинаниях. Я подхожу и спрашиваю, если идет тепло к моим ладоням, сияет золотое оперение - я понимаю, что поступаю правильно. Если же глаза Пернатого Змея заливает обсидиановый блеск, то что-то не так.
   - Смешно! Кулуаканцы могли бы давно уже править долиной, обучи они воинов премудростям и силе древних, но нет же! Таят знания, дрожат, чтобы непосвященные не прознали! Где ж тут разумность?! Скольких бы бед можно было избежать!
   - Значит не время, брат!
   - Не время? Когда Лис не спит и строит планы по разрушению города? Нет, это просчет вождей Кулуакана, трусость нагуалей! Они, как будто бояться, что их лишат силы! А ведь она нужна, ой, как же нужна! Иначе будет тоже, что и с добрым богом Кетцалькоатлем! Такое поведение - преступление перед народом Кулуакана!
  
  ***
  
   Утром Илланкуэ проснулась от легкого прикосновения, она быстро очнулась, скинув последние путы сна, и посмотрела на мужа. Уэуэ был необычайно бледен и тяжело дышал.
   - Как ты себя чувствуешь? Я сейчас подам тебе отвар! - женщина резво вскочила с постели и прошла к очагу, что едва тлел. Рядом стояло несколько горшков с разными напитками. Илланкуэ взяла тот, который приготовил ах-ток. Аккуратно приподняв голову мужу, она напоила его и вытерла тряпицей уголки губ.
   - Пригласи ах-тока и Тугого Лука, пошли за ними детей, - прошептал вождь.
   Илланкуэ кивнула, старательно скрывая беспокойство. Она разбудила детей и отправила их выполнять просьбу мужа. Собралась было заняться приготовлением завтрака: растолочь маис для лепешек, но муж позвал к себе.
   - Оставь. Посиди со мною...
   Илланкуэ присела на край настила, взяла руку мужа.
   - Я ухожу, жена. Сегодня, завтра, но бог смерти приходил ко мне ночью. Я хочу многое успеть. Шочи и Акольна помогут тебе с родившимся ребенком. Если будет сын, назови его Уитцилиу, если дочь, нареки именем моей матери - Maтлaлкхуа. Совет племени проследит - вы не будете ни в чем нуждаться. Не возвращайся к родителям! Там опасно для детей. Ты молода, красива, когда пройдет траур выходи замуж - женщина не должна жить без защиты воина, - Уэуэ замолчал. Ему было тяжело говорить. Временами он морщился, не скрывая, что терпит сильную боль. - Спасибо тебе, жена, я был счастлив с тобою! Спасибо тебе за наш народ и счастливых детей! Прости меня, если обидел тебя когда...
   Илланкуэ не успела ответить. Шкура на входе качнулась и с прохладным воздухом в хижину вошел ах-ток, через мгновение и Тугой Лук - член совета племени, старейшина рода. Женщина встала, чтобы приветствовать гостей. Рука Уэуэ выскользнула из ее ладони, Илланкуэ повернулась к мужу и успела поймать его прощальный взгляд.

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"