В первый и последний раз я видел Жору на свадьбе Р. Это был моложаво выглядящий мужчина, чисто одетый, но внутренне помятый, очевидно старавшийся держать себя в руках и играть роль "такого же, как все". За ним шла слава, что у него "золотые руки", но он "закладывает", и поэтому ни на одной работе не удерживается. В настоящий момент он был в очередной раз без работы, и, стараясь не уронить достоинства, спрашивал между двумя рюмками у Дмитрия Ивановича, самодовольного работника банка, не найдётся ли у него работы электроника, на что тот, ласково-свысока-внутренне пренебрежительно отвечал, что де нет, не найдется. А про себя добавил: "Для таких".
Всё-таки, знаете ли, нужно уметь подольщаться. Нужно уметь подольщаться к людям. В особенности нужно уметь подольщаться к полезным, нужным людям. Можно называть это лицемерием, лицедейством, а, между тем, это полезнейшая общественная функция. Научишься подольщаться - будешь в обществе. Ведь подольщаться - это общественное отношение. Это умение войти в общество и удерживаться в нём. Уметь подольщаться - это значит то, что называется, чувствовать конъюнктуру, способность показать свою преданность и готовность осуществлять действия в команде. Словом, без лицемерия, без умения польстить - никуда. Общество тебя просто выкинет, ты ему станешь не интересен. В душе - то ты можешь как угодно относиться к тому, что делаешь и к людям, с которыми имеешь дело. В душе ты можешь плести свои какие угодно интриги, но общественность ты должен соблюдать, ты должен быть приятен обществу. Причем, приятен именно в той мере и т.о., как это требуется обществу. То есть быть преданным без лести. То есть чтобы твоя лесть не выглядела лестью, а лицемерие - лицемерием. Во всех этих делах требуется натура. Вот когда твои лесть и лицемерие выглядят натурально, это хорошо. А если ты и так, без лести предан, то и это тоже принимается, это еще лучше, это приветствуется. То есть приветствуется такое искреннее отношение.
Словом, от человека требуется эта гибкость, эта двойственность. И тогда ты будешь общественным человеком. А иначе никак. Иначе ты скатываешься на уровень индивидуального, отдельно взятого животного. При этом ты, конечно, будешь самотождественен, будешь искренен, но общественного существа из тебя не получится.
Но ведь та твоя часть, которая обеспечивает твоё соответствие обществу, выглядит для тебя отчужденной от тебя, забирающей у тебя жизнь. И ты говоришь себе: а когда же жить? а как же жить? Я хочу жить. Умные-то люди говорят, что не в жизни счастье, а во внутреннем удовлетворении. Ведь для того, чтобы жить, и хорошо жить, нужны условия, а эти условия создаются общественными отношениями. И, конечно, создавая для себя материальные условия, ты создаешь условия для жизни, и ты получаешь от этого удовлетворение. Сама же жизнь у тебя оказывается скрытой от общества. Там, девочки, всевозможный разврат, всё это становится тем суррогатом жизни, которым ты скрыто пользуешься. Это не воспрещается. Но всё-таки не так, чтобы уж очень на глазах. Словом, получается такая двойная жизнь. Ну, хоть вот как артист Галкин, что ли, на экране - положительные герои, а в жизни - пьянство и дебош в ресторане. Словом, здесь двойственность, здесь работа: напрягаешься на общественной ниве, а потом, конечно, разрядка нужна. Без разрядки никак.
Но всё-таки, для того, чтобы быть общественным существом, необходимо иметь определенное мужество или определенную забитость (страх), обеспечивающие доминирование общественной установки, потому что в противном случае возникает тенденция импульсного, инстинктивного, чувственного регулирования поведения. И на этом пути перед человеком также возникают сложности, поскольку этому препятствуют существующие общественные схемы в коре собственного головного мозга, которые развитие чувственной стороны тормозят. Так что без вытеснения работы коры головного мозга здесь не получается. Основным правилом чувственного отношения вообще является снятие всевозможных напряжений и получение благодаря их разрядке удовольствия. Здесь ведь две стороны: для того, чтобы получить удовольствие, нужно иметь напряжение. Ведь удовольствие - это разрядка, снятие напряжения. Но формирование напряжения требует отрицательных усилий, то есть сопровождается неудовольствием. Так что здесь такого рода регулировки, такого рода круг.
А как иначе отключишь кору головного мозга, как не посредством наркотиков или алкоголя. Вот так и получается, что человек начинает прибегать к тому или другому, и чем больше он их употребляет, тем более глубоким оказывается отключение коры головного мозга, и тем более глубокий кайф он схватывает. Словом, человек оказывается в плену своей чувственности. Это может выглядеть для него как новая, необыкновенная, внутренняя реальность, в капкане которой он оказывается.
И, конечно, Жора не первый и не последний, который оказался в подобном капкане.
С другой стороны, женщина - это ведь тоже своего рода наркотик. Но женщина - это наркотик особого рода, поскольку обладает двумя противоположными полюсами: наслаждения и раздражения, так как в отношениях между мужчиной и женщиной существуют две противоположные фазы: взаимного притяжения и отталкивания. Фаза сексуальной разрядки сменяется фазой взаимного поедания, фаза наслаждения - фазой раздражения и умеривания этого взаимного раздражения путем взаимного мучительства.
И однажды Жора, уже вкусивший удовольствия от употребления алкоголя попался на иглу женской прелести, причем, настолько, что это обстоятельство заставило вести себя его "благородно, но "глупо". Словом, он женился на женщине с тремя маленькими детьми. У этой женщины была какая-то история с квартирой, и получалось так, что если на суде Жора заявит, что не пропишет её на своей площади, то квартира останется за женщиной. Но Жора, несмотря на все убеждения, адресованные его коре головного мозга, на суде сказал, что пропишет. А иначе он поступить и не мог, поскольку кора его была отключена, руководствовался же он инстинктом, инстинкт же его находился в состоянии любовного экстаза, так что не мог же он позволить себе выглядеть в глазах окружающих "подлым", поскольку именно в эту минуту был "благороден". Конечно, это его выступление в суде было поставлено ему в вину на всю оставшуюся жизнь. А когда всё это было сделано, когда в одной комнатушке оказалось пять человек, из которых трое маленькие орущие дети, любовное отношение дополнилось раздражением, которое умерялось тем, что Жора систематически стал избивать свою супругу, сам между тем всё больше спиваясь и приворовывая деньги у жены, которая постоянно работала на нескольких работах, чтобы прокормить детей.
И вот это и была вся жизнь.
Битие было сначала умерено, а потом и прекращено подросшими детьми, ставшими на защиту матери. К этому времени Жора уже окончательно забомжевал, спал где придется и имел подобных ему приятелей.
Как-то умер один из близких приятелей бомжей Жоры, и это настолько его потрясло, что он ворвался в комнату, и обратился к висевшей в углу иконе Христа с такими словами: "Бог, как ты посмел забрать к себе моего лучшего друга, ты, последняя скотина и сволочь..." и дальше всё в этом духе. И это был третий его поступок после его выступления на суде и его колотья, который был поставлен ему в непрощаемую вину. Ибо Жора оскорбил того, кого следует чтить.
Между тем в семье спонтанно зародилась идея, которая, конечно, не могла принести результатов, на которые была рассчитана, в силу того, что регуляторами в семье были чувства, развитой же коре головного мозга при такой жизни просто не было откуда взяться. Идея заключалась в том, чтобы продать Жорыну комнату, самим перейти жить в развалюху, в которой жила мать женщины, и на полученные деньги построить дом. Дети женщины выловили Жору, отмыли, побрили, сводили к фотографу, и Жора, которому обещали угол в развалюхе, дал согласие на продажу комнаты. Семья же, получив деньги за комнату, переехала к бабке, купила громадный телевизор, купила стиральную машину, купила... словом, скоро оказалось, что от денег ничего не осталось. Впрочем, в настоящей истории речь не об этом.
Между тем наступила зима. Жора вел свой образ жизни бомжа, и однажды в случившиеся морозы обморозился. Его кто-то обнаружил, отвезли его в больницу, и врачи сказали, что во избежание гангрены ему необходимо ампутировать ноги, но это де ничего, его поместят в заведение, где ему будет хорошо. За ним будут ухаживать и пр. Ночью Жора сбежал из больницы. Говорят, что он якобы направлялся в развалюху. Так ли это было на самом деле, теперь уже установить невозможно, да это и не имеет значения, потому что на этот раз Жора замерз окончательно. Его городские власти обнаружили и похоронили за свой счет, и на его холмике у самой дороги на табличке написано: "Н.М.(неизвестный мужчина) 40-45 лет". Через сколько то месяцев до семьи дошло известие, что Жора пропал. Пошли на кладбище и там по описанным в книге признакам опознали Жору.
С тех пор прошло лет шесть. В течение всех этих шести лет в семье речь идет о том, что надо бы поставить Жоре памятник. Женщина каждый раз говорит:"Вот бабушка получит пенсию, и я поставлю памятник". Когда бабушка получает пенсию, о намерении поставить памятник женщина благополучно забывает. Ей говорят: "Поставь хотя бы табличку, что там Жора лежит, а не "неизвестный мужчина". Табличка всего триста рублей стоит". "Нет, я поставлю памятник"- говорит женщина.
Когда семья приезжает на кладбище, машина останавливается у Жорыной могилы, и семья выходит из машины. Женщина подходит к могиле и говрит:"Лежишь, падла". А дети молча смотрят на холмик. И потом едут к родным могилам, за которыми ухаживают.
Мы живы, пока о нас помнят. Можно помнить и так. Я понимаю эту женщину. Я думаю, что на её месте вёл бы себя также.
Как-то семья ходила к попу. Поп сказал: "Конечно, он не в раю. И своим отношением вы могли бы облегчить его состояние там. Но это - ваше личное дело. Что касается памятника, то ему там это всё равно. Это нужно или не нужно вам. Так что поставите вы памятник или не поставите, это ваше дело."