Густой туман лениво ложился на скалистую долину. Лес исчез во мраке, деревья скрылись под белым покрывалом и бездвижно, молча наблюдали за тем, как также неизбежно исчезают во власти утреннего тумана горы и морской берег. Море же, ничего не боялось, оно не знало преград и не испытывало страха ни перед чем. Сегодня на рассвете море было на удивление спокойным и почти бесшумным. Белая гладь нежно окутывала берег, не желая идти дальше, где кочует его величество ветер. Волны мелодично шумели, они, как и всегда играли одну и ту же скучную мелодию, вода играла с камнями и песком, как бы отдыхая после ночного шторма. Чайки изредка пролетали где-то вверху, над туманной завесой и весело перекрикивались друг с другом, вероятно, готовясь к завтраку. Прибрежный воздух был свеж и приятен, если не считать, что местами невыносимо пахло мертвой рыбой и птичьим пометом, исходившим от множественных скальных гнездовий птиц.
На берегу сидел монах. Он уселся прямо на песке и беспечно наблюдал, как волна с каждым разом доставала кончики его пальцев ног. Он снял сандалии и зарыл ноги поглубже в нежный песок. Волна нежно прикасалась к голени, и ощущение холодной утренней воды будоражило всё тело. Монах с улыбкой наблюдал, как тешилась природа. Давно он не был здесь. Жаль, что туман появился именно сегодня. Он посмотрел вокруг, не было видно ничего, кроме своих вытянутых ног и игривой воды. "Жаль, что природа не говорит и не ощущает" - подумал он. Монаха звали Кушкамгинэру. В своей жизни он не видел ничего путного, и только природа вдохновляла его. Когда он был один - он был свободен. Он не думал даже о боге и о смысле ВСЕГО. Он сам по себе, со своими мыслями и мечтами. Да, он любил природу. Это единственное, что он любил. Больше у него ничего не было. Был только старый кафтан, походная сумка из старой кошмы, молитвенная книга и старый сюртук. Едой он перебивался по дороге, где-то кто-то пригреет, накормит, где-то приходилось питаться лесными ягодами, а того и глядишь, и диким мёдом можно было насытиться. Жизнь кидала его в разные края, да и испытания были куда хуже, чем просто пережитые горести и переживания. Он не винил бога в своих бедах, да и не винил он себя в них, ни окружающих. "Значит, так и должно было случиться, тому и быть" всегда говорил себе он. И слезы при этом всегда выступали из глаз его. Слёзы. Их было слишком много. Они были всегда. От них не избавиться. Почему всегда он шёл по зову своего сердца? Он был во многих городах и землях, он выполнял приказания своего сердца и испытывал тяжбы долгого и коварного пути. А может сам Господь ведет его? Этого он не знал. Не знал он и того, куда ведет его путь и когда этому пути придет конец. Но он верил своему сердцу, именно оно показывало ему дорогу и придавало уверенности. Именно с ритмом своего сердца монах прибавлял шагу в трудных испытаниях. По велению своего сердца он в юношестве сбежал с монастыря и пустился в столь трудные путешествия, сдерживая слезы. Везде его приветствовали, как человека божьего, везде он помогал людям. Помогал людям! Но как? Он не знал. Оставляя за спиной какую-нибудь деревушку, он спешил всё дальше и дальше по пыльной дороге, и душа его была спокойна. Он знал, что помог людям. Но чем? Он не знал. Он верил, что душа человека приближена к делам творца, и неважно, знаешь ли ты, что творец делает, благотворя тебя на поступки, ведь чтобы он ни делал - он делает добро. В это верил монах. И сейчас он опять здесь, где был много лет назад.
Монах достал из сумки горсть пшена и закинул в рот. Еле разжевав твердые семена, он надел сандалии и медленно встал. Он наблюдал за тем, как туман медленно уходит на юг, открывая пейзаж раннего утра. Монах помолился и направился к невысокому холму, на котором возвышалась старая колокольня.
Он подошел к входу и внимательно всмотрелся в темноту перед собой. Входом служила большая дыра, вырубленная, вероятно тяжелыми топорами. Старый вход был уже давно завален камнями из-за ненадобности. Колокольня стоит здесь уже несколько веков. Сегодня она должна сыграть важную роль в жизни монаха, и, прежде всего в жизни людей близ лежавшей провинции. Монах знал это, и всё-таки, не решался войти. Он молча стоял перед входом и смотрел внутрь затхлой пустоты. И вот он сделал шаг. Шаг в пустоту. Ещё шаг. Его окутал туман. Это был совсем другой туман, он не пах свежестью утренней росы и морским приливом. Это был черный туман, пахший гарью и мертвечиной.
Монах еле слышно наступал на каменный пол. Было слышно лишь легкий скрежет старых кленовых сандалий. Сделав несколько шагов, он остановился. Туман рассеялся и перед глазами возник небольшой зал, в центре которого висел огромный колокол. Он неподвижно смотрел на величие этого искусства. Слегка доносился шум моря, вероятно, поднялся ветер, и мощные волны опять стали испытывать на прочность скальные утесы. Это приободрило ёго, теперь он знает, что мир вокруг него продолжает жить и не покинет его. А это проклятое место, всего лишь очередное его путешествие, о котором он будет вспоминать всю свою жизнь, как и обо всех других.
Монах достал из сумки молитвенную книгу. Сейчас самое время обратиться к господу, пусть он даже видит все, но надо, чтобы он знал, как мы чтим его и просим о помощи, ибо без него мы не в силах противостоять соперникам, плодящим несчастья.
Монах шепотом читал молитвы, поднимал голову, обращаясь к господу. Вдруг он от неожиданности уронил книгу и содрогнулся, его сумка упала с плеча, остатки пшена высыпались на грязный пол. С его глаз потекли слёзы. Руки тряслись, и тело от ужаса сковал жуткий холод.
- Ты не ожидал увидеть здесь МЕНЯ? - произнес некто. Голос пронесся как ураган по всему залу. Ты слишком самоуверен, монах. Ты не боишься?
- Ах, да. Я вижу. Ты боишься, ...Ты сильно боишься, - мерзкий голос раздавался всё громче.
- Я не боюсь тебя. Мне не привычно бояться тебя, - ответил монах. Слезы текли из глаз, но он этого не скрывал.
- Почему же плачешь ты? И сердце твоё не нравиться мне. Слишком быстро бьётся оно, видать, знает, что смерть близка, или, ....знает секреты твои, монах?
- Слёзы мои не из-за страха перед тобой, а от радости, что встретил тебя - великого и неукротимого, а сердце моё служит только мне и тебе не должно быть дела до него! - крикнул монах.
- Ты хорошо подготовился к встречи со мной. Как ты узнал, что Я буду ждать тебя здесь, хотя можешь не рассказывать, я всё равно всё знаю о тебе ...
- Ты ничего не знаешь обо мне! - Крикнул монах в темноту. Он вытер слезы грязным рукавом кафтана и собрался силами.
- Что ты делаешь здесь, когда у тебя итак великое множество дел и развлечений всяческих? Неужели я могу быть достоин, наблюдать личное посещение твоё? И зачем ты мешаешь моим мелким добрым делам, которые в мести твоей не нуждаются? - шепотом произнес монах.
На мгновение тишина сохранила покой в старой колокольне. Лишь легкий ветерок гулял по жуткому каменному залу, изредка срывая паутину со старого колокола.
- Теперь я вижу, что ты готов вести со мной разговор. - Голос, пробив тишину, стал ещё более жутким. Казалось, сама Смерть бы испугалась и сбежала без оглядки.
- Какой же разговор предстоит вести мне? Быть может, ты покажешь мне обличие своё и силу свою?
- Ты слишком самоуверен, монах. Обличие моё - неизвестность, а о силе ты узнаешь позже. Ответь мне на вопрос, монах. Откуда ты черпаешь энергию и уверенность для столь непреодолимых препятствий своих?
- Меня ведет вера моя! - Ответил монах.
- Во что же ты веришь?
- В Творца своего!
- И помогает он тебе в бедах и делах твоих?
- Да. Бог всемогущ!
- А где же он теперь? В момент наступающей смерти твоей.
Монах молчал. Он со страхом смотрел в пустоту зала. Ему предстояло раскачать колокол за толстые поводья. "Господи, хоть бы веревки не сгнили" подумал он про себя.
- Что ты знаешь о смерти моей?- спросил монах.
По залу громко раскатился отвратительный хохот.
- Я знаю лишь то, что тебе придется умереть в этой старой колокольне - это твое последнее путешествие. Ты скитался по свету с юных лет и творил добрые дела, тем самым, создавая помеху мне и делая бесполезными некоторые свершения мои. Ты, как старый грязный пёс, шел по следам моим, заставляя людей быть счастливыми. Ты необразован и несчастлив, немыт и не брит, у тебя нет семьи, и душа твоя витает в облаках, что же ты ищешь в мире этом, в мире, где правлю только Я. Далеко в небе, где не бывает птиц, где только облака напоминают нам о мире земном тебе найдется место в царстве моем. Я сделаю тебя правителем душ людских, ты будешь помогать мне в делах моих земных, ты будешь решать, кого кормить хлебом, а кого овсом, ты будешь в праве лишать жизни всех врагов твоих, да и друзей, поскольку они тебе больше не понадобятся, хотя у тебя, их и нет. Прими моё предложение и унаследуешь кусочек власти, даже у ветра и солнца нет такой власти, нет такой власти ни у ночи и дня, власть есть только у МЕНЯ. Что же ты молчишь, монах?
Кушкамгинэру смотрел в темноту. Ему на секунду захотелось просто убежать из этого жуткого места, убежать далеко в лес, где пахнет сосной и веет прохладой. Ему захотелось снова идти и идти, он представил перед глазами пыльную дорогу, покрытую сухой растительностью. Через дорогу перебегают зайчата и ежи, и он с любовью наблюдает за ними, он идет, вдыхая всей грудью воздух свободы. Вокруг слышно пение птиц и шум качающихся веток столетних великанов - дубов, которые угрюмо провожали его взглядом.
- Монах! - голос раздался так громко, что монаху пришлось, чуть ли не подпрыгнуть от неожиданности.
- Ты не слушаешь меня, монах?
- Я всё слышал, что хочешь ты. Но я не хочу совершать какие - либо сделки с Дьяволом! - ответил монах.
- Оооо, как давно меня так не называли. Я даже соскучился по своему имени. Но лучше зови меня - Сумрак.
- Так, что же ты хочешь от меня Сумрак?
- А то, что тебе всё- таки предстоит заключить сделку со мной, поскольку я хочу медленной смерти твоей. И как ты умрешь, зависит только от тебя. Напомни мне, зачем ты здесь?
- Мне нужно раззвонить колокол и разбудить жителей к утру. Беспощадный правитель ведет свои войска в близлежащий город. Правитель этот не знает ни пощады, ни умиления. Слишком много зла в душе его, а в городе живут хорошие люди. Они должны подготовиться к отпору, защитники города умелые и бесстрашны, в их душе есть добро, и они будут защищать свой город, детей и жен, чего бы это им не стоило. Чем раньше я предупрежу город, тем меньше будет жертв и насилия.
Раздался всё тот же ехидный смех.
- Неужели ты на самом деле так глуп, монах? Неужели тебе рассчитываешь помочь всем тем людям, которых ты ни разу не видел и не знаешь? Люди всегда жестоко обращались с тобой, но ты терпел и плакал. По их вине ты не познал счастья, а преследуют тебя лишь горькие воспоминания. Ты бежишь от своих воспоминаний, как от огня, но в итоге ты находишь новые истязания, которые всё больше испытывают и слепят тебя. Не испытав счастья, ты познаешь лишь несчастья. И так будет всегда, не только с тобой, но и с другими, как ты. Зачем тебе сейчас истязать себя? Ты мог пройти мимо этой колокольни, и держать путь дальше. Но ты смел и напорист. Ты заставил меня обратить на себя внимание и лично посетить тебя, и вера и сердце твое для меня ничего не значат. Лишь твои добрые дела возмущают меня.
- Какой бы ты властью не обладал, знай, что я сильнее тебя, - крикнул Кушкамгинэру. После этих слов ему стало не по себе. Дьявол мог убить его сразу же. Монах сделал шаг вперед. До колокола оставалось всего несколько шагов.
- Не смей приближаться к колоколу, монах! - заорал Сумрак. Монах стоял, как вкопанный. Страх уже покинул его, осталась только злость и сильное чувство голода.
- Мои войска уже близко, они идут, сметая всё на своём пути, и тебе не помешать мне. Ну а пока у нас есть время, я буду потешаться над тобой. Я буду задавать тебе загадки, ты должен будешь разгадать их, но шансов у тебя не много. После того, как я убью тебя, я уйду отсюда. Уйду с твоей душой и душами всех тех людишек, которых ты пытался спасти.
Монах молча смотрел в темноту, ожидая своей скорой кончины. Когда Дьявол начинает задавать загадки, значит смерть будет неминуемой и, что самое страшное - медленной. Об этом ему рассказывал один старый монах еще в монастыре. "Не вздумай попадаться на глаза Дьяволу и тем более говорить и спорить с ним. Твори свои добрые дела так, чтобы он не видел, если же ты попался в руки Дьяволу, то будь мужественным и будь верен сердцу своему, т.к. вера тебе уже не поможет. И самое главное, знай, что и Дьявола можно обмануть, ибо человеческое сердце всегда может противостоять козням его. Будь осторожен на своем пути, Кушкамгинэру! Иди по миру и твори добрые дела". С этими словами старый монах благословил юношу на путь жизненный, дал ему молитвенную книгу и новые сандалии.
- А что если я найду ответ на твои загадки? - спросил монах.
- Ничего! - Сумрак опять рассмеялся.
- Но в чем же смысл твоей потехи? Что я должен буду сделать, чтобы ты позволил мне потянуть за поводья колокол?
В зале стояла тишина. "Вероятно, он думает. Значит, возможно, у меня появиться шанс выйти отсюда" думал монах. Вдруг в зале сверкнула молния и огненная плеть лязгнула по груди монаха. Он опустился на колени, смотря на окровавленную грудь.
- Это для того, чтобы ты не сомневался в силе моей.
- Что мне надо сделать, чтобы зазвонил колокол? - Закричал монах. Боль в груди была невыносимой. Кафтан на груди был порван и кровь из пореза начала стекать по телу словно кисель. Монах уперся руками об пол и пытался сдержать слезы.
- Ты должен будешь задать мне вопрос, на который я не смогу ответить! - сказал Сумрак.
Плеть снова лязгнула по телу монаха, теперь уже по спине. Содрав куски кожи и мяса, она снова исчезла в темноте. Монах закричал от боли.
- А теперь слушай меня, ты, облезлый пёс. Не разгадаешь загадку - лишишься руки! - орал Сумрак.
- Лишится жизни, не имея рассудка, убивая и грабя, не имея злости надобной, гнить и разлагаться, не имея памяти и почестей?
- Я не знаю, что это, - ответил монах. Плеть отсекла левую руку по предплечье. Боль скорчила всё тело. Он понял, что ему не обмануть и не победить дьявола. Даже если его оставят в покое, он умрет от потери крови.
- Это смерть твоего отца. Он все свою жизнь был незадачливым грабителем и неудачником, он сдох, сойдя с ума. Убив себя в безрассудстве, он не оставил своим близким ничего, кроме жутких воспоминаний о себе. Ведь поэтому ты ничего не знаешь о своем отце - ты его просто-напросто не видел.
- Лгать и искушать, не зная свободы и притязанья. Ненавидеть и бояться себя, не зная совести человеческой и добра. Убить и истязать себя, лишив тем самым любви потомство?
- Я не знаю, что это, - прошептал монах, готовясь к смерти.
- Это смерть твоей матери. Она была несчастной всю свою жизнь, отдавая свою честь многим покусившимся на красоту её. Оставив новорожденного тебя у дверей монастыря, он вскрыла себе вены и утонула в собственной крови.
Монах увидел, как огненная плеть начала витать в воздухе.
- Стой, - закричал он. Ты должен оставить мне правую руку - как же мне молиться перед смертью.
Сверкнула плеть и монах рухнул на пол всем телом. Правая нога лежала отдельно. Монах чувствовал, что скоро уже не сможет говорить, он лежал в луже крови и смотрел на грязный пол, на котором валялись просыпанные им зерна пшеницы. Он уже не чувствовал боли, его разум безразлично ожидал следующего взмаха плетью и, . . . потом всё. Он так и останется лежать здесь в своем грязном, рваном кафтане, без достойного прошлого. "И всё таки люди будут помнить обо мне, ибо не зря я проделал столько пути. Я не могу просто умереть здесь. Пусть я больше не услышу пение птиц и не смогу наслаждаться прохладой морских волн, но я оставлю память о себе". Монах попробовал подняться. Опершись правой рукой, он вывернул тело и сел на пол. Кровь неумолимо сочилась из ран, казалось, она не кончится никогда. Монах собрался с последними силами - терять было уже нечего.
- Ответь же ты мне на вопрос, мерзкий правитель ада.
- В тебе остались ещё силы монах? Ну, так давай, я слушаю тебя!
- Сначала поклянись выполнить свое обещание. Поклянись, что уйдешь, если окажешься, бессилен перед ответом.
Сумрак рассмеялся.
- Я клянусь, монах. Но знай, нет чего-то, что я не знаю! И если же я найду ответ, то голова твоя окажется в печи моей адской.
Монах вытер рукавом рот от крови и посмотрел в темноту.
- Когда держишь на руках дитя новорожденное, когда видишь шаги его первые. Когда смотришь на людей искалеченных и одариваешь их последним, что у тебя есть. Когда смотришь на женщину, красоты изысканной, когда ощущаешь нежность кожи её и наслаждаешься губами и грудью её. Когда волосы её пахнут розами, а глаза глубоки, как самые широкие зеленые долины, тех мест, где я бывал. Когда прохлада утренней росы пробирает дрожью всё тело и пропитывает свежестью и бодростью тебя на весь день. Когда берешь в руки зеленый лист, только что упавший со старого дуба и чувствуешь запах его и наслаждаешься красотой его. Когда стоя на высоком утесе у моря, не терпится стать птицей, чтобы улететь дальше и дальше, рассматривая эту красоту сверху. Когда же стремишься достичь своей цели и осуществить мечту свою, какая бы она ни была несбыточная. Когда же стремишься прожить свою жизнь не зря и быть счастливым только за то, что уже слишком много сделал из того, что желал? - монах, обессилив, снова повалился на бок. Казалось, это последнее, что ему довелось сказать.
- Ответь мне, что же это? - Шептал монах. Он ждал ответа Сумрака. Вокруг царила мертвая тишина.
- Ответь же мне! - Изо всех сил крикнул Кушкамгинэру. Ответь мне! - Кричал он.
В ответ слышна была только тишина. Только негромкое эхо от его крика прокатилось по залу.
- Это сердце. Человеческое сердце! - Прошептал монах. Все тело онемело, он попробовал ползти. Ещё немного и он дотянется до веревок. "Господи, чтобы только они не сгнили за столько лет" говорил он себе.
Он полз, кое - как, упираясь единственной рукой о пол, измазанная в крови рука скользила по гладким камням. И вот он достиг колокола. Он был прямо под ним.
Монах в последний раз насладился всем величием искусства и красотой древнего колокола. Он схватил рукой толстый канат и что есть мочи потянул его. Колокол слегка качнулся и привел в движение весь механизм, состоявший из толстых канатов и мелких веревок. Монах потянул ещё, потом ещё. И вот через мгновение раздался громкий гул, разразивший мертвую тишину, и вся дряхлая вековая колокольня содрогнулась от неожиданного грохота. Колокол звонил, приветствуя восход солнца. Он тяжело раскачивался и распевал свою грустную песню, однотонные ритмы которой в миг разнеслись далеко за пределы. Море успокоилось, казалось, оно прислушивается к столь незнакомому шуму, который уже сотни лет был похоронен в древнем изваянии. Звон колокола услышали все, не слышал звона только Кушкамгинэру. Он лежал в старой колокольне, недалеко от него лежала его старая сумка и растрепанная молитвенная книга.
На закате воины города собрались у колокольни. Они дали достойный отпор врагу, пожелавшему захватить их в рабство. Они растерзали вражеские войска и остались в живых. Теперь они хотели знать, кто же все-таки потревожил старый колокол - предвестник войны. Кто же все-таки предупредил их на рассвете о надвигающейся кровопролитной битве. Зайдя в колокольню, воины увидели останки монаха. Люди склонили головы и мечи. На рассвете люди города похоронили Кушкамгинэру на высоком утесе у моря, ему поставили большой крест, на котором было выжжено слово "Сердце". Именно это написал монах кровью на полу в колокольне перед смертью. Вскоре на его могиле вырос огромный дуб, который охраняет могилу от ветров и ненастий. Древние колдуны поговаривают, что на его могилу иногда является сам Дъявол.