Аннотация: Рассказ об изнасиловании. Изобилует ненормативной лексикой и откровенно неприятными сценами.
Воздух чист. Почему-то в голову не приходит ничего, кроме этого. Они идут рядом, но не вместе. Уже не вместе. Странное весьма ощущение, надо сказать. Как будто что-то вырвали изнутри. Или стоишь перед витриной, где лежит что-то очень желанное и дорогое, а денег нет. Казалось бы, протяни руку и бери. И больше ничего не надо. Делов-то куча. Здесь также. То есть ощущение похожее, а на самом-то деле все гораздо сложней. Вчера, например, он мог взять ее за руку. Остановить, притянуть к себе, поцеловать. Просто обняться с ней, прижать к себе, ощутить ее запах, почувствовать на себе ее дыхание, услышать его вблизи.
И какое-то странное ощущение обрыва. Точно - именно обрыв. Шел, и вдруг внезапно убрали почву из-под ног. Падаешь, машешь конечностями, помнишь, как только что был там - там, что сейчас удаляется от тебя с каждой секундой. И понимаешь, что маши не маши, а все бесполезно.
Безмолвные колючки звезд в иссиня-черном небе похуистично смотрят на тебя сверху. Безмолвные промышленные корпуса, зияя черными провалами окон, проплывают мимо. Им тоже насрано. Сколько таких уродов и таких мокрощелок проходило и проходит мимо них каждый день. Всем по хую - асфальту, иногда пробивающемуся сквозь темную корку льда, льду этому тоже по хуй. Безмолвный ночной город, бетонный мертвец. Какие-то ржавые конструкции блестят жутким светом. Провинциальные города ужасны. Столица живет круглые сутки, там постоянно люди, шум машин. Свет в окнах. Музыка. Маленькие же города, подобные этому, умирают на ночь. Да какое там, в пизду, умирают - они всегда мертвы, дохлые, гнилые, разлагающиеся! То, что днем по их улицам ходят людишки и катаются по разбитым дорогам дешевые рыдваны, не показатель. Жуки-трупоеды, опарыши гнилостные - вот мы все кто в этом городе.
Жутко, нагнетается странное состояние: хочется вжаться в самого себя до бесконечности. Исчезнуть. Кажется, будто давит что-то со всех сторон. Город-мертвец пугает. Ненависть ко всему. Ненависть и страх. Ненависть, потому что на тебя всему наплевать. Страх, потому что понимаешь это. И усугубляешь тем, что ничего не можешь изменить.
Вот она - рядом. Пока еще с ним. Но уже не его. Его к ней тянет. Животное чувство, желание вновь обладать. Желание быть с ней вместе как раньше. Ведь знаешь, что этого никогда больше не будет и потому страшно. Вот что убивает. Вот что превращает тебя в нервную развалину, неспособную держать себя в руках и гасить чувства. Нет! Нельзя! Что же будет потом? Надо держаться! Надо!! Думай головой, предвидь последствия. Уйди от нее. Ты можешь не провожать ее дальше. Она уже не твоя девушка. Просто возьми и уйди. Оставь ее одну и уйди один сам. Это трудно, но это единственный выход. Как хорошо было с ней. Как оказалось. Только вчера...
Теперь уже поздно. Может, конечно, оно и к лучшему...
Храповик заработал. А, как известно, повернуть назад его невозможно. Только остановить. А этого уже не хочется.
Руки схватили ее за талию. Сначала нежно. Она вырвалась, что-то предостерегающе процедив сквозь зубы. Теперь рассудок отошел на второй план и принялся просто наблюдать за развитием событий. И ни капли не вмешивался.
Не надо было сквозь зубы цедить.
Он уже не обнимал ее. Он ее хватал, держал, напирал, давил. Она попыталась вырваться. Это еще больше обозлило его. Он прижал ее к стене и грубо потянулся к губам.
Она плевалась ему в лицо, оскорбляла, дергалась, пытаясь вырваться, и норовила ударить. Он прикоснулся к ее плотно сжатым губам, целовал, вылизывал их. Она морщилась, жмурилась, мотала головой и рычала от отвращения. Он придавил ее телом к стене красного кирпича, а руками полез расстегивать куртку. Она принялась колотить его по рукам и плечам. Била сильно, стараясь сделать больнее. Затем догадалась бить по голове. Он терпел боль, задирая ей кофту и хватая за груди. Бюстгальтер мешался, он сделал попытку расстегнуть его. Она отчаянно и бешено сопротивлялась, извиваясь всем телом. Он просто сорвал мешающий лифчик и впился губами в затвердевший на холоде сосок. Она еще сильнее задергалась и с надрывом принялась орать на всю улицу. Она звала на помощь, кричала, что ее насилуют, обзывала его ублюдком, уебком, подонком, гадиной, тварью, скотиной, животным. Он мял губами и языком соски, тяжело дыша и еле сдерживая ее попытки ударить и вырваться. В штанах уже стало ощутимо мокро, желание подавляло волю и страх. Он не боялся, что кто-нибудь придет ей на помощь. Город пуст, город мертв. Он глух к ее мольбам. Хоть здесь город на время стал его союзником.
Безмолвный каменный соучастник.
Она изловчилась и ударила его коленкой по гениталиям. Он охнул и согнулся пополам, выпустив ее из объятий. Она судорожно рылась в сумочке в поисках телефона, пока он корчился от резкой боли. Не найдя мобильник, она наконец-то сообразила попытаться убежать. Это взбесило его, и он помчался за ней, превозмогая боль. В несколько прыжков он настиг ее и грубо повалил в снег. Она продолжала орать, но уже не звала на помощь. Просто орала. Жутко, хрипло, пуча глаза и захлебываясь собственным криком. Он вытащил ее из сугроба на дорогу и лег на нее сверху. Она была обессилена, но все еще продолжала бороться, крик перешел в хрип - она сорвала голос.
Он дрожащими руками принялся стягивать с нее брюки. В этот момент она потеряла сознание, а под руками у него растекалось что-то горячее. Обоссалась, гнида! Ему удалось, наконец, снять с нее брюки. Колготки и трусы все были зассаны. Он стянул их вниз, до самых голенищ сапог, и задрал ей ноги. Нагнувшись, потянулся к воняющей мочой пизде и принялся ее вылизывать. Причмокивал, зарываясь носом в мокрые лобковые волосы. Колготки мешались. Оторвавшись от своего занятия, он разорвал их, чтобы освободить ей ноги. Послышался хриплый стон - она медленно приходила в себя. Вдруг она резко ударила его каблуком сапога по плечу. Он автоматически схватил ее за ноги и с силой подтащил к себе. Она принялась дергать ногами, вырвалась, перевернулась на четвереньки и поползла от него, сдирая об острые кромки льда кожу с колен. Он схватил ее за бедра и потянулся языком к анусу. Она всхлипнула и зарыдала, хрипя и закашливаясь.
Ну, что же ты, сука? Тебе же нравилось раньше, когда я лизал тебе жопу! Стонала вся, извивалась. Шлюха, мразь, какая же ты вкусная! Почему ты больше не моя? Хочу!..
Он судорожно расстегнул ширинку и выудил наружу пульсирующий мокрый хуй. Перевернул ее на спину. Она уже не сопротивлялась. Только всхлипывала и икала. Он раздвинул ей ноги и со стоном ввел свой половой инструмент ей в пизду. Кончил, совершив только несколько движений. В пизде было тепло, член вынимать не хотелось. Тяжело дыша, он повалился на нее и прижался, обхватив руками. Она закатила глаза и странно хихикала, поминутно икая. Он зарылся лицом в ее волосы и закрыл глаза.
Мертвый город молчал. Ему было похуй на двух опарышей, копошащихся на его теле. Ему было на все по хуй, этому городу.