Аннотация: Конкурсный вариант рассказа. Рассказ вошёл в лонг-лист конкурса "Короткое детское произведение-2012" издательства "Настя и Никита" (42 текста из 270 http://book.foma.ru/news/long-list/).
- Отдаю котят в добрые руки! - громогласно неслось по рынку.
Высокий худощавый мальчик лет десяти робко повернулся к матери и сказал тихо, просяще:
- Мам, ну давай возьмём котёночка маленького! Я сам буду за ним смотреть, менять песок в ящике, играть с ним и...
- Ты же знаешь, Данила, - строго отвечала сыну молодая темноволосая женщина, - что отец ни за что не согласится.
Видимо, разговор на эту тему начинался у них далеко не в первый раз.
Ничего не ответив, Данила, понуро свесив голову, пошёл вслед за матерью, стараясь обходить бездонные лужи, между бесконечных базарных рядов. Заморосил мелкий сливающийся в туман дождик. За несколько часов они обошли весь рынок, купили всё, что было необходимо, продрогли от сырости и сильного ветра и уже направлялись к выходу.
- Отдаю котят в добрые руки! - как назло донеслось снова.
Данила глубоко вздохнул и повернулся к матери:
- Мама, у меня послезавтра день рождения и...
- Ну, хорошо, бери котёнка! - раздражённо ответила сыну сильно уставшая от рыночной суеты и давки женщина, у которой, видимо, уже совсем не осталось сил на то, чтобы спорить. - Но с отцом будешь сам разговаривать. Ты же прекрасно знаешь, как он на это смотрит. Если что - сам будешь своего кота к кому-нибудь из друзей пристраивать, или пойдёшь вместе с ним жить в подвал!..
Мальчишка радостно подбежал к высокой сутулой пожилой женщине, хозяйке котят.
- Что, милой, котёночка захотел? - ласково обратилась она к нему, видимо, обрадовавшись, что нашёлся хозяин ещё для одного её питомца. - Тебе кого - кота или кошечку?
- Кота! - неуверенно ответил Данила.
Он подумал, что, возможно, на кота отец согласится легче, чем на кошку.
- Ну, так выбирай, - продолжала женщина. - Вон эти четверо, что покрупнее, - коты, а вон та мелочь хвостатая в углу клетки - кошечка.
Мальчик прижался носом к холодным прутьям клетки. Четверо крупных, чёрно-белых котят весело играли, а маленькая чёрная кошечка, забившись в угол клетки, смотрела испуганно и настороженно. Ему стало жаль её, захотелось взять в руки этот маленький комочек и отогреть. Устоять было невозможно.
- Я лучше кошку возьму, - передумав, сказал Данила хозяйке.
Засунув руку в клетку, женщина поймала испуганно шарахнувшуюся от неё кошечку и протянула Даниле. Тот осторожно взял чёрный пушистый комочек и сунул его за пазуху.
Подходя к дому, Данила замедлил шаг. Разговора с отцом он слегка побаивался. Именно поэтому и начал с порога:
- Папа, мы тут котёнка на базаре взяли. Мама мне разрешила... И у меня скоро день рождения...
Мальчик вытащил из-за пазухи затравленно озирающегося и оглушительно вопящего зверька. Кошка намертво вцепилась когтями в его руку.
Отец Данилы, высокий мужчина с худощавым лицом и тёмными глазами, которые то блестели необычайно ярко, то угасали, едва взглянув на кошку, резко ответил:
- Ну, так и неси своего блохастика, откуда принёс! Я же миллион раз говорил - никакого кота в этом доме не будет. Никогда.
- А это не кот, - не сдавался Данила, - а кошка. У тебя в детстве была кошка, - выдвинул он свой последний аргумент, - а мне не разрешаешь.
Он раньше никогда не решался привести этот довод в качестве аргумента, когда, в ответ на его настойчивые просьбы завести котёнка, отец говорил: "Никаких котов. И точка".
О том, что у отца в детстве была какая-то совершенно особенная кошка, Данила знал давно. В зале в тёмной деревянной рамке висела огромная фотография: отец - на снимке ему было лет девять-десять, - широко улыбаясь, прижимал к себе большую чёрную кошку. Но никаких деталей этой истории мальчик не знал, отец никогда ему ничего не рассказывал - говорил, мол, мал ещё, не поймёшь. А сам очень часто подходил к старому чёрно-белому снимку и подолгу его рассматривал.
В квартире повисла долгая пауза. Данила испугался. Он ждал окрика, взрыва, но его не последовало.
- То была совершенно особая кошка, - очень тихо сказал отец. - Да выпусти ты котёнка, пусть пока побегает, - кивнул он в сторону по-прежнему отчаянно мяукающей и озирающейся кошки, которую Данила всё ещё не выпускал из рук, - ... потом решим... а ты садись, сын, расскажу я тебе о Кити.
Данила, с трудом высвободив руку от маленьких острых коготков, осторожно опустил котёнка на пол и, сняв наконец обувь, сел на кухне на ближайшую табуретку. В семье было так заведено - все важные разговоры велись именно здесь. А мальчик интуитивно понимал, что сейчас он услышит нечто очень важное. И, наверняка, интересное.
Как только кошку опустили на пол, та перестала мяукать и стала осторожно обнюхивать ножку стола.
- Ишь ты, чёрная! - сказал отец Данилы, внимательно разглядывая кошечку. - А "носочка" на лапке нет, конечно, нет, откуда же ему взяться?..
Он подошёл к стоящему в углу холодильнику, вынул оттуда пакет молока, отлил немного в кастрюлю и поставил на огонь - подогреть.
Данила молчал. Пока что всё шло даже лучше, чем он предполагал. Отец снял с огня чуть тёплое молоко и налил его в маленькую тарелочку. Затем подтолкнул котёнка поближе к ней. Не сразу, но всё же котёнок понял, что к чему, и начал пить молоко, торопливо, жадно, захлёбываясь.
- Голодная, - тихо сказал отец Данилы.
Он подошёл к висевшему на стене небольшому шкафчику, вытащил оттуда пластырь и подал сыну:
- На, вымой руки с мылом и заклей царапины, а то здорово разукрасила она тебя. Прямо как индеец - весь в боевой раскраске.
Данила быстро вымыл руки, торопливо отрезал пластырь и кое-как заклеил царапины - ему не терпелось поскорее услышать рассказ.
Сев рядом с сыном, отец несколько минут смотрел на жадно лакающего молоко котёнка и молчал, как будто собираясь с мыслями.
- Кошка эта, Кити, сын, не совсем моя, - тихим голосом начал рассказывать отец. - Она моего отца, твоего, Данила, деда. Ты знаешь, Данила, что твой дед отсидел пять лет в лагерях "за антисоветчину". И это было ещё по-божески - других сажали лет на пятнадцать-двадцать. Так вот, именно там Кити у него и появилась. В самом начале третьего года отсидки. Это загадка - как и откуда поздней осенью мог появиться в лагере маленький чёрный котёнок с белым "носочком" на правой передней лапке. Дед твой его подобрал. Котёнок оказался кошечкой. В тех страшных условиях в людях обострялась потребность любить. Хоть кого-нибудь. Хоть маленький чёрный комочек. Надзиратели разрешили оставить кошку - видимо, и среди них были люди. Дед твой назвал кошку Кити...
- А почему? - тихо спросил Данила.
- Да без какой-либо особой причины, как он сам рассказывал, - также негромко ответил отец. - Просто красивое сочетание звуков.
Мать вошла в кухню, мягко притворила за собой дверь, заварила всем крепкого чаю и тоже подсела к столу. Данила подумал, что эту историю, она, видимо, уже слышала, но была не прочь послушать ещё раз.
- Мой отец вместе с другими заключёнными валил лес в сибирской тайге. Это был адский труд. Кити ежедневно встречала его на выходе из барака - она всегда точно знала время его возвращения. Через два года котёнок превратился в кошку-красавицу. Кити нашла где-то себе "жениха", и поздней осенью у неё должны были появиться котята. Тут часть заключённых - и твоего деда в их числе - решено было перевести в другой лагерь. За пятьдесят восемь километров. Своим ходом. По осеннему бездорожью. Кити, конечно же, отец взял с собой. Всю дорогу он нёс её на руках - кошка вот-вот должна была окотиться.
На новом месте их поселили в сырых промозглых бараках. Котята Кити, к огромному огорчению деда, появились на свет мёртвыми. Да и сама кошка после окота тяжело заболела. Она почти умирала, лежала всё время не поднимаясь и отказывалась есть, но неотрывно следила глазами за хозяином, когда тот был рядом.
Через три месяца, в конце зимы, в самый разгар болезни Кити, заключённых снова решено было перевести в другой лагерь, за сорок шесть километров от этого. Опять же своим ходом.
Отец понимал - кошке не пережить дорогу. Он вообще не надеялся, что она выживет. И поэтому попросил одного из надзирателей, из тех, что был почеловечнее, присмотреть за Кити до её смерти. Как ни странно, тот согласился.
На новом месте твоему деду оставалось отсидеть всего полгода. Всё это время он очень тосковал по кошке, о судьбе которой ничего не знал. Освободившись в конце лета, дед первым делом поехал в тот лагерь, где он оставил Кити. Ни на что не надеясь. Нашёл надзирателя, которому оставил кошку. Тот рассказал ему, что кошка выжила - говорят, у котов семь жизней - но за месяц до его приезда исчезла неизвестно куда. Возможно, ушла в тайгу и потерялась.
Мать встала, разлила чай по чашкам и поставила на стол старую надтреснутую сахарницу.
- Погоревав, дед уехал ни с чем, - медленно отхлёбывая горячий чай, продолжал рассказывать отец. - Приехал сюда, в этот город. Устроился на какую-то работу - куда взяли. Нужно было по кусочкам собирать разбитую жизнь. Нашёл женщину, которая не испугалась его прошлого и не побоялась выйти за него замуж. Через два года появился я. Так день за днём пролетело четыре года.
Сырым осенним вечером отец вышел в магазин. У дома, в спускающихся сумерках, с криком "Мяу!" под ноги к нему бросилось что-то чёрное и страшно худое. "Кити"? - автоматически произнёс отец...
...Прыжок с земли прямо на грудь. Кошка вцепилась всеми четырьмя лапами в старую куртку отца, прижалась к нему и затихла. Кити!.. Взъерошенная. Страшно худая. Грязная. Но - живая. И - несомненно - она.
- Но где она была эти четыре года? - удивлённо спросил Данила. - Как прошла столько километров? Как нашла деда в городе, где она никогда не была? Как нашла нужный дом?
- Это, несомненно, была Кити, сын, - ответил отец Данилы, - у неё был белый "носочек" на правой передней лапке. Кроме того, была ещё одна особая примета - когда Кити была ещё совсем котенком, один из заключённых - всяких там выродков хватало - сломал ей хвост. Отца в то время в бараке не было. И, хоть хвост и сросся, но он на всю жизнь остался кривым. А на изверга того, отец рассказывал, через неделю упало дерево при валке леса. Так что есть Бог на свете... На остальные твои вопросы ответить сложнее... Знаешь, в Древнем Египте кошек считали священными и обожествляли. Видимо, не случайно. А ещё есть мнение, что кошки только наполовину принадлежат этому миру, а наполовину - высшему, горнему...
Так вот, после своего возвращения Кити прожила у нас семь с половиной лет. Еду никогда не выпрашивала. Когда мы садились завтракать, обедать или ужинать, кошка входила на кухню и молча усаживалась у стола, говоря всем своим видом: "Я - член семьи. Так что уважьте".
Отец промочил горло и продолжал:
- Однажды - мне было тогда лет восемь - у меня сильно заболело горло. Даже дышать было тяжело, а глотать я вообще не мог. Дело было за четыре дня до Нового года. Поднялась высокая температура, пришлось лечь в постель. Было совсем не до праздника. И тут появилась Кити. Она прыгнула на постель и улеглась прямо на моё больное горло. Дышать стало так тяжело, что я хотел уже было прогнать любимицу, но отец не позволил. И, хотя кошке было очень неудобно лежать, она не отходила от меня весь вечер и всю ночь. На следующее утро мне было уже намного лучше, а к Новому году я вообще забыл о том, что у меня болело горло. И снимок, что висит на стене, сделан в ту новогоднюю ночь, после того, как Кити меня вылечила.
И маме моей - твоей бабушке Кити тоже часто помогала. Бывает, придёт мама с работы с головной болью, только ляжет на диван - а кошка тут как тут. Устроится у самой головы - у виска, что взрывается болью, и громко мурлычет. А через полчаса-час голова глядишь - и прояснилась.
Кити всегда чувствовала, когда отец должен прийти домой. Где-то минут за пять до его прихода она подходила к входной двери, садилась и терпеливо ждала. А когда твой дед садился на стул в прихожей, чтобы снять обувь, кошка прыгала к нему на колени, вскидывала на плечи лапы и обнюхивала лицо, словно желая узнать, в каком же он настроении. И как бы отец ни устал, он никогда не прогонял Кити, пока та не обнюхает его лицо и не потрётся головой о его щёку - такой у них был ритуал.
Случалось, у деда твоего пошаливало сердце - после всего пережитого-то. И тогда Кити устраивалась у него на груди и лежала часами: самое удивительное - кошка всегда знала, что именно болит и куда именно надо лечь. А отец говорил, что Кити для него лучше всякой таблетки.
А вот мышей эта удивительная кошка ловить не хотела. Когда у нас как-то завелась мышь, то на неё пришлось поставить мышеловку, потому что сразу стало ясно, что охотой Кити заниматься не будет. Твоя бабушка тогда долго журила и стыдила Кити, называла её лентяйкой - а та обиделась, и больше недели к ней не подходила.
А однажды твой дед поставил на огонь полный чайник воды, прилёг на диван и сам не заметил как уснул. Когда чайник вскипел, вода залила огонь, и квартира начала наполняться газом. Твой дед проснулся от оглушительных воплей Кити - кошка сидела рядом с ним на диване, громко мяукала, и, похоже, уже собиралась пускать в ход когти. Вот так Кити спасла моему отцу жизнь. После этого случая иначе, чем спасительницей, твой дед Кити не называл.
О Кити, конечно, знали друзья отца, а от них узнавали друзья и знакомые друзей. Вот и стали приносить к нам "женихов" в надежде получить котёнка от Кити. Однажды принесли даже какого-то огромного кота-чемпиона с длиннющей шерстью такого ярко-рыжего окраса, что слепило глаза. Кити всех привечала, но котят, к огромному нашему сожалению, у неё не было ни разу...
Кити умерла, когда мне было почти десять лет. Кошка, видимо, чувствовала, что умирает, и очень ластилась ко всем, прощалась. Она никогда ни разу не выходила из дома за все семь с половиной лет, что прожила у нас, а умирать ушла в лес, что за дорогой. Выскользнула из дома так, что никто и не заметил.
Отец сразу всё понял, заперся на кухне и весь вечер курил. Мама плакала навзрыд, я - тоже. А через два дня к отцу пришёл сосед и сказал, что видел мёртвую Кити в лесу. Мы взяли лопату, и пошли в лес. Я не смог подойти и ждал на опушке поодаль. Отец закопал Кити под той самой сосной, под которой она и умерла. Он говорил, что кошка лежала, свернувшись в клубочек, будто спала.
Отец умер через восемь лет после смерти Кити. Он и слышать не хотел о том, чтобы взять в дом какую-нибудь другую кошку. Он говорил, что такой, как Кити, всё равно никогда больше не будет.
Отец замолчал. Данила тоже сидел молча и, очевидно, пытался осмыслить услышанное. Остывшая чашка чая стояла нетронутой.
Маленький чёрный комочек тем временем осторожно обнюхивал кухню.
- Ну, так что, сын, будем делать с этим твоим блохастым сокровищем? - спросил наконец отец.
- Папа, ну неужели ты скажешь, что мы её на улицу выбросим? - вопросом на вопрос ответил сын. - И давай назовём её Кити, - продолжал Данила, - в память о той, первой...
- Нет, сын, твой дед был прав - такой, как Кити, больше не будет никогда, - отставляя пустую чашку, ответил отец. - Назовём мы её Катей. Имя созвучное, но всё же другое. И пусть она будет для тебя хотя бы наполовину тем, кем была Кити для твоего деда, - тихо добавил он.