Аннотация: . ...Но если я все-таки встречу черного лабрадора?..
Вечернее солнце согревает гладь беленых колонн. Читают Акафист. Вот коричневая бабочка с фиолетовыми пятнышками на крыльях впорхнула под своды и закружила перед Царскими вратами, царёк. Букеты желтых и красных роз, белые лилии наполняют храм ароматом. Бабочка не стремится к душистым лепесткам и тычинкам. Присела на колонну у Царских Врат и сложила крылья.
Женщина у свечного ящика неторопливо беседует с монахиней. Монахиня подсказывает, как подать записки.
- Как ваше имя, я забыла?- спрашивает женщина, наклоняясь поближе. На женщине выцветшие капри и футболка.
- Матушка Иоанна, - отвечает молодая монахиня в очках, с тихой улыбкой на простом открытом лице.
- Вы такая добрая, - говорит женщина.- Спасибо вам.
Теперь я тоже знаю, что это - матушка Иоанна, и смогу отличить ее среди других сестер. На них черные шлепанцы или войлочные ботинки, хотя на улице июль и жара двадцать восемь. Входят дети, и юная монахиня у иконы говорит строго:
- Креститесь заранее.
Девочки от семи до двенадцати в кружевных белых шапочках прикладываются к иконе. Тех, которые не дотягиваются, монахини поднимают на руки. Наверное, шапочки эти они сами им связали крючком. Вот и самая маленькая, худенькая и бледная, отходит от иконы и крестится прозрачными пальчиками.
- А вот здесь классы! - радостно тянет за руку женщину и показывает двухэтажное здание девочка постарше.
- Будут? - переспрашивает женщина.
- Не будут, а уже есть! - говорит девочка и улыбается довольно.
Мне предстоит проделать долгий путь. Сейчас поеду на автобусе, а потом пойду пешком в гору по песчаной дороге.
Пока он стоит. Ждет пассажиров электрички. Девушка на переднем сиденье к нам лицом начинает разговор с невидимкой. В ее ушах пластиковые штучки, она не слышит окружающих, а невидимка страшно недоволен, что она задерживается.
Она ругает его за тупость. Тетки в маршрутке подсказывают, что сказать. Зря, потому что в данный момент являются для нее безмолвными рыбами коммунального аквариума.
- Какая гадкая молодежь стала! - говорит дама справа. - Работают у нас такие. Все им - отстой и несовременно. Что ни слово - мат. Я ей говорю: "Почему ты мне тыкаешь? Я тебе в матери гожусь! Ты с матерью своей так разговариваешь?"
Девушка с переднего сиденья уже приехала. Она резко захлопывает дверцу и уходит по дороге в лес в камуфляже, пребывая в виртуальном мире и сообщая невидимке свои координаты.
Женщина справа не очень довольна. Ей хотелось контакта с девушкой. Ей хотелось вылить на нее ушат грязи в ответ на возражения. Ей нехорошо, что ушат грязи остался в душе. Не облегчившись, она выходит на следующей остановке, в модных штанишках не по возрасту. Она работает бухгалтером, или сидит в отделе кадров. Сидит и переживает, что молодое поколение пришло на смену, и скоро ей придется уступить место. Ей тоже станут уступать место - в транспорте, но это совсем не то.
- Вам до Новинок?- спрашивает водитель опустевшей маршрутки.
- Ага.
- До остановки?
- Вроде.
- До остановки или дальше? - не унимается водитель. - А то я до Васильевского не поеду.
- До озера.
- До поворота на Лазарево?
- Точно! - вспомнила, как это называется.
Он спускается с горки, тормозит и уточняет:
- Тут? Может, дальше?
Водитель на удивленье заботливый. У меня что-то не в порядке с лицом?
А вот и песчаная дорога, уходящая в деревья к горизонту. По песку скачут крошечные лягушата величиной с семечку. Крошки торопятся к большому водоему - озеру. Наверное, всего несколько дней назад это были чудные головастики - толстенькие запятые в маленькой теплой лесной луже. Теперь у них отросли лапки, и они стремятся расширить горизонты.
Обгоняют автомобили, поднимая ленты песчаной пыли. Прикрываю нос платком. В песчаных азиатских странах женщины носят паранджу, и им не надо нос платком прикрывать.
Вдоль дороги цветет высокий белый донник, светлые и темные лиловые колокольчики и бархатные колючки. Однажды спускаясь по дороге на велосипеде, я затормозила и полетела вниз, сдирая о песок коленки.
Петля влево - ко мне подъезжает машина. Не трудитесь спрашивать, где тут Мышкино или Вышкино - я не местная. Мужчина за рулем отворачивает лицо влево. Девушка в розовых очках высовывает голову из переднего окна и спрашивает:
- Вы не видели черного лабрадора?
Не видела черного лабрадора, пока шла по песчаной дороге. И если встречу его по пути, не буду знать, кому его вернуть, потому что машина уже развернулась и скрылась в облаке песчаной пыли. Но если я все-таки встречу черного лабрадора? Что тогда?
С левой стороны дороги, где поле пересекает высоковольтная линия, растянулись вдоль дороги гигантские зонтики борщевика. Трубчатые стволы походят на флейты. Тонкий аромат французских духов источает ядовитый сок листьев. Тропинка сужается, здесь уже давно не ходили. Еще немного пути. Вот и лестница вниз, а внизу - зеленая крыша у самого леса. Под тонкими перилами лестницы краснеют мухоморы и редкие ягоды лесной земляники.
Соседей по даче не видно. Свет зажигается в окнах. Бренчит танец феи Дроже, это звонит психолог Квакина. Она не может закрыть входную дверь офиса. Не могу помочь, потому что вдали за сотни километров. Квакина способна говорить без умолку рекордное время. Я уже в курсе всех ее семейных дел. И знаю истории ее дальних родственников. Больше всех меня поразила история Квакинской троюродной сестры Прасковьи. Про Прасковью речь зашла при разговоре об алкоголиках. Наш начальник спивался на глазах, и совершенно нечем было заняться в рабочее время. На столе оказалась газета бесплатных объявлений, где мужчина с пронзительным взглядом предлагал закодировать от алкоголизма и курения.
- Кодирование некоторым помогает сохранить семью, - сказала Квакина, с готовностью обсудить тему. - Но не всегда. Пример - моя троюродная сестра Прасковья. Или, как она себя называет, Полина. Полина заведовала ателье. Муж Полины занимал должность главного инженера завода. В семье был достаток, шикарная сталинка в центре. Но пил Василий беспробудно. Полина не сразу уговорила его закодироваться. Он долго не хотел верить жене, что самый настоящий алкоголик. Что, впрочем, вполне типично.
- Я - пьяница! - пояснял важно, подняв кверху указательный палец - Пьяница хочет и пьет, а алкоголик не хочет, но пьет!
Но после списания долгов африканскому государству в пьяном угаре, в результате чего пролетариат завода остался без зарплаты и забастовал, Василий сник и, смирившись, признал факт своего алкоголизма.
- Вот и хорошо, Вася, - сказала Полина, - завтра отведу тебя к Белкину.
Портретами Белкина были забиты все почтовые ящики промышленного центра.
К Белкину сидела длинная очередь. Но кодирование не заняло много времени.
- Мужу вашему больше приходить не надо, - сказал Белкин, - а вот вам самой нужно будет обязательно пройти курс реабилитации. Как вас зовут?
Белкин был сухонький мужчина с острым носом в пиджаке при старомодном портфеле, говорил уверенным голосом, не терпящим возражений. Ради семейного покоя Полина была готова на все.
После сеансов психоанализа Полина ушла из семьи. Она поселилась у Белкина и вела здоровый образ жизни, кушала только то, что советовал Белкин, выкинула всю косметику и заплела волосы в косу. Она больше не ходила на работу, потому что это стало бессмысленной тратой времени. Она жила ради Белкина и его матери: варила ей каши и делала теплые ванны, растирая впалые бока широким мягким полотенцем. Собственные дети ей стали не нужны, потому что постоянно заставляли тревожиться за успеваемость и здоровье.
- Самое вредное для состояния человека - это чувство тревоги - говорил Белкин.
Белкин занимался колоссальным трудом - он проводил вечера, переписывая Библию. Именно переписывая, а не копируя, потому что, как он говорил, только он знал, как правильно она должна выглядеть, и только ему открыты порталы.
- А что Вася? - помнится, спросила я, возвращаясь к началу истории.
- Вася превратился в кобеля, - сказала Квакина, недовольная тем, что ее перебивают.
- Конец?
- Не надейтесь, - продолжила Квакина.
- Белкин морил Полину голодом самым настоящим образом, запрещал кушать мясные и молочные продукты. Она ела только сырые овощи, и, в конце концов, стала выглядеть как приведение. С родными она не могла общаться - считала их своими врагами, которые заставляют вести нездоровую жизнь.
- А дети?
- Жили у бабушки с дедушкой.
- Как долго это продолжалось?
- Несколько лет. Пока в один прекрасный день Белкин не привел домой свою последовательницу-студентку и не заявил, что теперь они будут жить втроем в целях здорового образа жизни.
- Полина прозрела?
- Полина не прозрела, а попала в сумасшедший дом, что ее частично и спасло.
- А где она сейчас?
-Уехала в монастырь какой-то. Сначала там одежду шила для священства как послушница, а теперь - монахиня. Приезжает и рассказывает байки, как ей там хорошо. В келье жить!
Вижу мысленно сегодняшнюю солнечную всенощную. И бабочку. И монахиню в очках за свечным ящиком, матушку Иоанну. И машину, остановившую меня на дороге. За окном в ночи раскаты грома и шуршание дождя. За дверью скрип и непонятные звуки. На ступенях крыльца под дождем стоит со стекающими по спине струями черный лабрадор.