Чем-то намекает на "преступление и наказание". Дело в том, что романе Федора Михайлыча описан классический вариант страдания человеческого. Многие современные художники приходят именно к этому, как будто в голове у них что-то там замкнуло (зациклило именно на раскольникове и убитой оным старушке). Кароче! Я считаю, что это не по-нашему, не по-графомански. Что за чушь - заморачиваться на страданиях (на душевной боли) и писать об этом литературу (долгую и бесконечную "письменно-говорливость"). Графоман тем и отличается от старых хмырь-писателей, что он рассказывает не о болезни, а о радости. О счастье, веселухе какой-нибудь! Пусть что-нибудь даже ничтожное: как они с корешами вчера набухались, блевали, а наутро их в армию "сбрили", так как приходил участковый и сетовал на то, что чью-то девку (дочку чью-то) изнасиловала банда каких-то пьяных придурков, но эти же ребята трусливые: они на улицу выходить боятся, да и алиби у них: соседи всю ночь не спали (вот соседи на них и настучали). Так что не поверил автор данного рассказа менту и, пока ехал в поезде (на службу), лежал под нижней полкой (или под стулом –под столом), писал рассказ о том, как они с приятелями набухались и блевали (больше ничего иного не писал). И он был совершенно прав. Именно благодаря этому (мысле: незачем нудеть) рассказ, попавший в Сеть, прошедший под видом "письма мамке", перешедший через младшего братишку (компьютерного крысёнка), ПОБЕДИЛ. А какой-то хмурый (чмо) дурак недоумевает: "какого хрена все пестуют рассказ о том, как группа придурков сидела дома, бухала и блевала?! Что за чушь? Все с ума что ли посходили?!" Но в том-то проблема, что он лошок. Нет у него чутья (элементарного, человеческого); привык он к педантичности, к тупому формализму, что всё должно быть однозначно разжёвано в рот положено.