20. (umrn@mail.ru) 2010/05/09 14:46
[ответить]
>>19.Сфинкский
>Сегодня с супругой читали ваши стихи
>Садится Солнце...
>Бабочки жизни
>Потом был момент - я испугался возвращаться к своей прозе - боялся перемешаются образы и ваши победят:))) Но вернулся. Получилось:
>
>Более всего Монреаль отличает его атмосфера. Она обладает таким возбуждением, которое вы не найдете нигде. Женские выделения как будто сочятся из тротуаров. Здесь дело каждой шлюхи - быть рабой Божьей, а дело Бога - для некоторых случаев Бог просто забывает придумать названия...
>Я неторопливо вяжу в летнем кафе полосатые чулки, а Мануэль так же неторопливо раскуривает трубку за бокалом пахучего пива и рассматривает юбку официантки - девочка выписывает счёт. Благодаря наложению масок Мануэль притворяется одновременно Отцом, Сыном и Святым Духом и делает вид, что не замечает в юбке - ноги-невелички с синей вязью: "Oh My Goddess!". Кто бы сомневался?! Между Богом и официантками существует столь глубокая связь, что одно может быть понято только через другое. Поэтому, если где-нибудь говорят о Спасении, я говорю: " Шерше ля фам! - Ищите женщину! Или она найдёт вас, когда вы ищите как спасти душу".
>
>Полезно читать великодушные стихи!.. Я посоветовал жене забыть слово "Пушкин".
"ЛИСТЫ"
"Упорство есть необходимое качество личности в жизненных перипетиях, ибо оно позволяет отражать удары, или равно реагировать так, словно дружеской похвалы или нет, или она незаслуженна, то есть сохраняя гомеостаз, оставаться собой."
А.Умрн.
(У век.)
- Нужно говорить со своими, потом что только свои...
- Нет, не нужно говорить со своими, потому что только они...
Нужно.
Нет, не нужно.
Нужно.
Давай монетку бросим, давай, как ляжет?
А ты еще к наперсточникам сходи, там верней.
Сам иди.
Да пошщёл ты.
Сам иди, понял?
Что?? Что сказал??
...
Когда драка остановилась, он просто стоял, согнувшись, зажимая разбитый нос, ничего перед собой не видя, кроме земли, будто бы подымавшейся от его дыхания. Одновременно хотелось и выть, показывая как больно ему, и что хватит его мучить (хотя, больно, особенно не было, просто слегка оглушён, да еще это ухо), и, одновременно - показывать боеготовность - с той же, собственно, целью.
Больше ни на что сил не было, и поэтому он просто стоял, ничего не делая, ни говоря, согнувшись и зажимая нос, снизу, однако, поворочивая голову и косясь снизу: следя.
Тот, впрочем, тоже не проявлял особого рвения продолжать, хоть и стоял более прямо, храбро - прислонившись спиной к дереву. Он всегда умел устраиваться. Вот и теперь.
...Нет, подлец, а что ж у меня с ухом-то?
Оторвав руку от носа, он посмотрел на неё, и мотнув разбитой кистью, неловко стряхнул кровь. Струйки скользнули меж пальцев, окружая суставы дроблёными на пунктиры колечками. Он еще раз встряхнул её, и, поморщась (плечу все таки тоже досталось, и боль просыпалась сейчас, поятгиваясь и яснея глазами), поднял её к уху.
Осторожно-осторожно, ощериваясь в ожидании близящегося прикосновения, он мгновенно представил себе, и тут же уверился в худшем: да, точно, хрустнул там ушной хрящ и теперь розовая вспухшая полоска слома надувается, распухает, и вот сейчас он коснётся её и ...
По миллиметрику приближаясь к уху, с ужасом он чувствовал, что рука не перестаёт дрожать, и значит, он не сможет едва пркоснуться, избежав взрыва боли.
- Сесть бы? - мысль заставила его безрассудно оглянуться, теряя из виду противника, но тот стоял, как стоял, и тогда он повернул голову ещё раз, в другую уже сторону, но ничего, подобного скамейке, не замечая, только почувствовал огорчение. Тут поднятой к уху ладони его что-то коснулось. Неровное. Шершавое, и он замер.
- Ветка? Что за ветка? Значит, позади меня дерево, ... прислониться?
Он резво стал поворачивать голову, и тут ветка уже с силой стукнула его по забытой около уха ладони, отчего голова в повороте остановилась. Он еще дернулся, - толку нет. И тогда стал, оплетая пальцами эту ветку, потянул: вслед за веткой сдвинулась и его голова.
Уже понимая, но не смея, не давая себе понять, он ещё раз, словно бы и с некоей внутренней улыбкой знания, что называется: "Ну, попробуй, дурачок, ладно уж." - потянул и - стал: ветка была намертво вбита ему в ухо.
Госсподи! - он сказал это, не потому что хотел, а потому что полагается, верно, что-то такое, а иного в голову не приходило. Он понимал, что сейчса вот самое и начнётся, и следовало успевать, пока это еще только пробуждалось. Верно, будет не только боль,а возможно, и что-то иное, много важней, но величина важности не проходила в его понимание. Будто бы оказался у подножия невероятной скала, уходившей за облака, грудь в грудь, и эта скала оживала, чтобы пойти на него, а он всё стоял, не мог никуда.
- Сон? Это не было сном, рука его прочно держала ветку, вот только тянуть за неё боялся. Но боль всё не шла.
- Ты! - обратился к тому, стоявшему спиной у дерева. - Ты воткнул, ты?...
Молчание.
- Ты! Ты, - с неожиданным удовольствием, происходившем из быстро обретаемой уверенности, выговорил он,- убил меня.
Молчавший до этого противник его, теперь уже точно его враг, открыл глаза. Но молчал. А он, ощущая эту растущую уверенность и наслаждаясь ею, стал распрямляться, не обращая внимания на кровоточащий нос.
Забыв обо всём, слушал, как уверенность заполняет его внутри, все те углы и местечки, которые прежде были пустыми, и которые, оказывается, истосковались без неё. Стеклянный муравейник, заполняемый тёмной водой половодий, вот что был он. И муравейник этот двигался, говорил, уже с удовольствием веря, что умрёт. Ведь наконец можно было делать окончательное. Навсегда.
В нём с детства жило желание походить на всех этих больших, из фильмов, мужчин, и сейчас он точно знал, что они бы сделали, и поэтому поднял камень и двинулся к врагу, негодуя, с силою говоря, грозя. Уже совсем близко подойдя к нему, всё так же недвижно стоявшему, словно бы ожидая обязательной после соделанного, кары, и наблюдая расширяющиеся глаза его, он понял, что тот боится и, из-за этого, стал делаться больше. Он раздувался, пока не понял, что сейчас он почти тот, из фильмов мужчина, и от последнего перехода отделяется одно лишь желанное действие, которому руки уже готовы, поднимая тяжёлый камень, закидывая его за затылок, и вот сейчас, ну...
Сцепленные камнем руки его описали длинный полукруг и, с наслаждением и удивлением от обретённой свободы, стремительно опустили камень на темя не отводившего от него расширенных глаз, противника.
... Раздался глухой стук, но кость не поддалась.
Тогда он еще раз отвёл камень назад, за затылок и, с силой, которой, кажется, никогда не испытывал в себе, обрушил вторично.
Последовал тот же глухой стук, вместо ожидаемого хруста просевших костей.
- Да что там, шлем у тебя... - последовавшие слова вылились изо рта, как выливает прачка грязынй ушат, но он их не заметил, ибо всё стронулось с мест, как сходят с фундаментов машины накренившегося, чтобы потонуть корабля.
- Ах ты! - он вновь поднял камень, закидывая его на обычное место, за спину, и только тут поняол, что уже трижды задел ветку, и что боли ни грамма нету, и, наконец, что каким бы прочным ни был череп у избиваемого им человека, тот давно должен был свалиться или, хотя бы, прикрыть глаза.
...Но, несмотря на мгновенное понимание, в воздухе вновь прозвучало напряжённое, другого не находилось, "Ах ты!" - и камень в третий раз метнулся, врезался в темя.
...Еще.
...Потом руки его разжались, роняя оружие и, одною рукою трогая ветку с тем же чувством своего, с каким, видимо, носороги трогают рог, а лоси чешут рога, он взялся за плечо перед ним стоявшего человека и толкнул.
ВЕрней, попытался.
Ни с места. И тогда отпустил ветку, и, уже обеими руками, толкнул еще, еще...
Безрезультатность действий остановила его. Тогда, поражаясь чудовищной догадке, он подвёл свою, испчканную глиной от оружия руку к лицу врага своего и колупнул ногтём.
Легко, узкою ленточкой кожица содралась, скользнула, зецепившись за ноготь, вниз, обнаруживая под собой мокрую волокнистую плоть.
Ты - стал - дерево? - спросил он, поражаясь своему спокойствию.
Глаза врага согласно прикрылись.
...- А я?
Ответа не было, тогда, чтобы быть поустойчивей, он оперся на плечо врага и, подняв голову, замер, слушая щебет уже вьющих гнезда птиц.
Умрн
19. *2010/05/06 06:22
[ответить]
Сегодня с супругой читали ваши стихи
Садится Солнце...
Бабочки жизни
Потом был момент - я испугался возвращаться к своей прозе - боялся перемешаются образы и ваши победят:))) Но вернулся. Получилось:
Более всего Монреаль отличает его атмосфера. Она обладает таким возбуждением, которое вы не найдете нигде. Женские выделения как будто сочятся из тротуаров. Здесь дело каждой шлюхи - быть рабой Божьей, а дело Бога - для некоторых случаев Бог просто забывает придумать названия...
Я неторопливо вяжу в летнем кафе полосатые чулки, а Мануэль так же неторопливо раскуривает трубку за бокалом пахучего пива и рассматривает юбку официантки - девочка выписывает счёт. Благодаря наложению масок Мануэль притворяется одновременно Отцом, Сыном и Святым Духом и делает вид, что не замечает в юбке - ноги-невелички с синей вязью: "Oh My Goddess!". Кто бы сомневался?! Между Богом и официантками существует столь глубокая связь, что одно может быть понято только через другое. Поэтому, если где-нибудь говорят о Спасении, я говорю: " Шерше ля фам! - Ищите женщину! Или она найдёт вас, когда вы ищите как спасти душу".
Полезно читать великодушные стихи!.. Я посоветовал жене забыть слово "Пушкин".
18. * (umrn@mail.ru) 2009/06/04 03:44
[ответить]
>>17.Саша Сэй
>>>16.Уморин Алексей Виленович
>>>>15.Саша Сэй
>Кузнечики - они друзья
>
>
>>Саша, вы абсолютно правы.
>>Спасибо.
>
>У вас чувство природы очень сильное. Верное.
Польщён.
Это вы правильно сказали.
ТОлько у меня есть недостаток,
я вам потом в майле напишу.
17. Саша Сэй2009/06/04 02:02
[ответить]
>>16.Уморин Алексей Виленович
>>>15.Саша Сэй
Кузнечики - они друзья
>Саша, вы абсолютно правы.
>Спасибо.
У вас чувство природы очень сильное. Верное.
16. * (umrn@mail.ru) 2009/06/04 02:01
[ответить]
>>15.Саша Сэй
>Кузнечики - они друзья
Саша, вы абсолютно правы.
Спасибо.
15. Саша Сэй2009/06/04 01:58
[ответить]
Кузнечики - они друзья
14. * (umrn@mail.ru) 2009/06/04 02:00
[ответить]
>>13.Бойку Владислав
>И каждое последующее слово - естественное продолжение предыдущего...
>Очень понравилось стихотворение...
>
>"от свечки не прикурит" - посмотри, Лёша.
>
>Влад
Влад, очень тебе рад!
Ты где пропадаешь?
Я тут много без тебя написал,
а твоей санкции всё нет.
Здравствуй, дорогой.
ДО КОСТИ!
Нет, не гнуться, не гнуться,
долу глаз не пускать,
к сроку стеблю настурции
начинать зацветать,
утром площади литься
под каблук башмака,
к вёснам - девушек принцам
уносить в далека.
Ветрам к облаку виться,
волнам течь, как волам,
выходить и молиться
к черной плахе вдовАм,
выбегать за ворота,
почтальону крича
"Мне?"
И - время к рассчёту
приводить палача
есть. И
- сроки скитальцу,
возвращаться к себе,
разгибаться и драться
и, по ржавой резьбе
гайку остервенело
задыхась вести,
чтобы следом блестела
сталь, чиста до кости!
Умрн
13. * (boiku.vladislav@mail.ru) 2009/06/03 19:25
[ответить]
И каждое последующее слово - естественное продолжение предыдущего...
Очень понравилось стихотворение...
"от свечки не прикурит" - посмотри, Лёша.
Влад
12. * (iden25@yandex.ru) 2009/06/03 19:21
[ответить]
>>10.Уморин Алексей Виленович
>>>9.Фогель Лидия
>>Классика!
>>Совершенно волшебное стихо! 10 плюс и столько же.
>
>
>Лида, спасибо тебе.
>Спасибо, что не забываешь меня.
>
>Уморин