Машина дернулась в последний раз и остановилась у поворота.
-Тормоза какие, а?
-Спасибо, браток.
-Счастливо, друг.
Едва брезжил рассвет. Полутьма растворила все предметы. Тишина. Войны нет. Совсем недавно он зарывался в землю. И вдруг непривычная тишина. Словно смерти никогда не было. Ни траншей, ни окопов - чудо. Бывает же такое?!
В окружении, перед атакой, во сне, наяву - всюду солдат думал о доме. Он не погибнет, должен жить - ведь его ждут, ждут дома.
Письма приходили редко, но...
Она любит, ждет.
Дочь пишет: "Бей гадов, и возвращайся скорее домой. Без тебя мы извелись". Слово-то какое: "извелись!".
Грязь хлюпала под ногами. Поворот, еще поворот. А вот и дом.
Сквозь марлевую занавеску едва пробивался тусклый свет керосиновой лампы. Видимо, уже встали. Время остановилось. Все было позади. Все было впереди. Целые сутки мира и жизни.
Тихо взвизгнула калитка. Осторожно, словно боясь вспугнуть тишину, солдат постучался в окно.
Не слышат.
Детская рука отдернула занавеску.
-Па-а-пка!
Голос внезапно оборвался.
-Мам!
Что-то жуткое было в интонации этого "мам".
Солдат рванулся к двери. Долго не открывали. Потом послышались неуверенные шаги.
Девочка с плачем бросилась к отцу на шею.
-Папка! Мы...
-Девочка моя!... Почему так долго? Не плачь. Зачем так рано встала? Да что это я? Идем скорее, дочурка.
Девочка своим худым тельцем, в коротком старом платьице преградила вход в комнату.
-Пап, не надо туда. Не входи, побудь здесь...
-Что случилось?! Ну, говори же! Что там?
Девочка всхлипнула...
В комнате стоял смрад плоти, водки и табака. За столом сидели двое солдат и какая-то женщина. В кроватке спал его сын.
Солдат резко отдернул полог.
- Даша!
Женщина лежала на кровати и рыдала.
-Дашенька!
-Саша! Прости!
Солдат обернулся. В трех шагах от него, глядя в пол, сидел свой, чужой солдат.
Мальчик перестал плакать и с любопытством и страхом смотрел на приближающегося к нему бородатого дядю.
-Сынок!
Мальчонка отшатнулся.
-Сын!
-Я вернусь! Будь проклята эта война! Они за все ответят, за все!
"Все, все, все", - навязчиво преследовал будильник.
Все было позади. Все было впереди...
СМЕРТЬ
Он умирал, он уже не в первый раз умирал, но теперь знал, что умрет очень скоро и не сможет больше умирать.
Он был молод, еще очень молод, но безнадежно стар и ничего не знал, кроме своей молодой старости.
Смерть? Избавление от жизни, прекрасной и невыносимой, от всего того, что хмелило и замораживало кровь, вызывало приятные до жути воспоминания и мысли о будущем, вселяло исступленную надежду и тоску. Смерть - спасение от смертельной тоски, от которой нет иного спасения, кроме смерти.
Смерть - избавление от той тоски, которой вызываешь смерть, молишь о смерти и которую одновременно предпочитаешь смерти.
Он умрет очень скоро. Ему про это никто не говорил, знает только он сам.
Кому хочется умирать? Он хотел жить, жить даже умирая. Но знает, что умрет очень скоро.
Привык думать о прошлом, столь незавидном, которое все же ни за что на свете не променял бы ни на какое другое. Желал быть сильным, умным, красивым, нравиться женщинам, любить и быть любимым - но не пожертвовал бы ради всего этого своей больной молодостью, не знающей утешений и наслаждений.
Теперь, когда должен умереть, пожелал неизведанного, непрожитого, непознанного.
В тот же день с решимостью и мужеством смертника он оказался в объятьях какой-то шлюхи. Она нашла его сносным любовником и решила сохранить на неделю - другую.
Утром она проснулась от ужаса: ее обнимал мертвец.
Никто не узнал его последней мысли: "Я не хочу умирать и вообще неловко умирать здесь".
И она не хотела, чтобы он умер, да еще так некстати.
После всего этого ей несколько дней было неприятно ее ремесло.