- Графоманство! Бред! Бессмысленная порча бумаги! Ни капли таланта! Хуже просто быть не может! Нет! Может, в следующий раз будет еще хуже! Не пиши больше! Не пиши! Не пиши я тебе говорю! Ах ты! Ах ты, длинный, гадкий, тонкий! А ну прекращая писать! Я тебе говорю, прекращай! Да когда-же ты меня послушаешь! Проклятый графоман, гореть тебе в камине! Вот тебе, вот тебе! Получай, получай, бумагомаратель, ни строчки не сохраню! Все под корень!
Ластик рвал и метал. Фигурально выражаясь, конечно. Если бы Ластик мог рвать и метать на самом деле, то он был бы совсем другим существом, рвуном и метуном, но никак не ластиком, каковым он и являлся с того самого момента как был изготовлен на заводе канцелярских принадлежностей номер три в городе Сыктывкар. Так вот, если бы Ластик умел рвать и метать, то он бы сейчас это делал, но за неимением столь ценных навыков он как сумасшедший метался по листу бумаги, безжалостно уничтожая жалкие писательские потуги Карандаша. Карандашу, впрочем, было все равно. С не меньшим остервенением он метался по многострадальному листку бумаги, пытаясь написать что-то осмысленное. Карандаш писал и был счастлив. Ластик сердился, гневался, бесился, стирал все дочиста и тоже был счастлив. Все были при деле, каждый занимался своей любимой работой. К недовольным тут можно отнести разве что бумажный листок, ставший полем брани созидателя и разрушителя, но бумага, как известно, способна стерпеть все что угодно. Вот Листок и терпел, ничуть не возмущаясь когда остро отточенный грифель Карандаша процарапывал его слишком глубоко или излишне усердный Ластик приближался к тому чтобы протереть в листке дырку. Листок даже научился испытывать от всего этого удовольствие, хоть и болел втайне за Карандаш, желая однажды присоединиться к своим скомканным собратьям, отдыхающим в мусорной корзине в компании с яблочным огрызком. Огрызок уже немного подсох, пожух и отрастил себе бороду из зеленой плесени. Бородатый огрызок травил в корзине бородатые анекдоты, однако Листок так ни одного и не услышал. Слишком громко скрипел карандаш, слишком громко матерился Ластик. Но Листок тоже был счастлив.
- Насилие это не выход! - Начертал Карандаш
- Еще какой выход! - Пропыхтел Ластик, стерев частицу "не", и оставив красоваться надпись "Насилие это выход". Ее он правда тоже довольно быстро стер. Конечно, Ластик не разочаровался в насилии, просто он очень любил стирать. Ведь стирание это также по сути своей насилие. Насилие над трудом Карандаша, насилие над бумагой, насилие над самим собой, Ластиком, вынужденным стирать за этим тощим бумагомарателем. Вот бы его самого стереть. Стереть саму сущность Карандаша Ластик уже пытался и не раз, но максимум что у него получилось, это оставить на ребристом шестигранном боку своего антагониста светлую отметину.
Однажды Ластик задумался над тем что было бы с ним, не будь рядом Карандаша. Сначала картина окружающей действительности показалась Ластику просто прелестной. Он, чистый и новый Ластик, с совершенно нетронутой белой рабочей поверхностью (Сейчас она был уже далеко не новой, вся шелушилась и обладала грязно-серым цветом), лежал на листке бумаги, который был совершенно чистым и белым, нетронутым и девственным...
- А вот тогда груша мне и говорит, что может я и наливное яблоко на червивое! Аххахаха! Ухаххах! Ха! - Совершенно некстати заржал в корзине огрызок над бородатым анекдотом из жизни фруктов, разрушив всю идилию, представленную Ластиком. И ладно бы еще анекдот смешной был, так нет, никто окромя самого огрызка эти анекдоты не понимал. Огрызок, впрочем, плевал на общественное мнение, продолжал рассказывать совершено не смешные байки про случаи на ветке дерева, в корзине для фруктов, случаи из жизни овощного прилавка, былину про внутренности холодильника и страшную сказку о том как его почти сожрали, но сметливый Огрызок, только что бывший яблоком вывернулся из лап поедателя фруктов, покатился по грязному полу и был отправлен в уютную корзину для мусора.
Ластик так задумался, размышляя сначала об идеальном мире, а потом о странностях бывшего яблока, что не заметил как Карандаш в очередной раз активизировался и успел законспектировать половину рассказа Огрызка о том, как он, еще будучи цельны яблоком, оказался запертым с двумя прелестными вишенками в тесном контейнере для завтраков. Карандаш был быстр, очень быстр. Он так и мелькал над бумагой, ловко конспектируя мерзкий рассказ презренного Огрызка. Но и Ластик был парнем не промах, да он не обладал такой скоростью, как Карандаш, зато мог захватывать сразу две строчки, если использовал узкий бок и целых четыре строчки, если начинал стирать боком широким. Не трудно догадаться что широкий бок Ластика был в два раза шире бока узкого, а ведь еще оставалось и ребро, способное захватывать всего одну строку. Какой-нибудь математик, всенепременно воспользовался бы этими данными и высчитал объем Ластика. А физик или химик, узнали бы его плотность и вычислили массу. Или наоборот, взвесили на весах и рассчитали плотность. Однако ни химиков, ни физиков, ни прочих ученых, способных проводить над несчастным Ластиком свои жуткие эксперименты, в комнате не было и Ластик мог продолжать выполнять свое предназначение ― стирать, стирать, стирать и еще раз стирать, как завещал он сам себе еще в те времена, когда только получил прямоугольную форму на своей родине ― Сыктывкарском заводе номер три.
- Эй! Друг! Брат! Держись! Сейчас мы ему покажем! - Раздалось где-то в стороне, а вскоре Ластик ужаснулся, узрев второй карандаш. Но карандаш ли это? Новое действующее лицо было похоже на карандаш и непохоже одновременно. Карандаш был шестигранным, его грифель имел форму правильного конуса, образованную после встречи с Точилкой, к которой злейший враг Ластика регулярно наведывался (Огрызок утверждал что это у них любовь и романтические взаимоотношения, но Ластик был твердо уверен что Карандаш и точилка заключили против него, Ластика, военный союз и встречаются только чтобы подготовить очередную бумагамарательную атаку). Новый же пришелец не был шестигранным, он был гладким и округлым, закругленным к обоим концам, на одном из которых находилось жало, отдаленно напоминающее грифель карандаша.
- Я Перо! - Важно представился черный и гладкий пришелец с блестящим золотистым жалом. Представившись, Перо начал повторять путь карандаша, обводя все начертанные им символы. С жуткого жала Пера стекал неизвестный Ластику черный яд, но светлый рыцарь чистого листа бумаги бесстрашно бросился на борьбу с каракулями... и проиграл. Окунувшись в черную вязкую жижу, оставляемую Пером, ластик испытал премерзкие ощущения, но, что самое страшное, он не смог ее стереть. Черная жижа размазывалась по листу бумаги, делая буквы не читаемыми, но она также и пачкала при этом саму бумагу, не говоря уже о Ластике.
"Еще немного и я утрачу способность к стиранию!" - С ужасом подумал Ластик и остановился, глядя как Перо строка за строкой покрывает некогда чистый Лист своими жутковатыми рунами. Впрочем, триумф Пера длился недолго. Уже на трети страницы яд его истек и черный баламут обессиленно рухнул на стол рядом с листом бумаги.
- Ну ничего! Вот придет чернильница и я вам всем покажу! - Пригрозил Перо, после чего обессиленно рухнул и впал в спячку.
Чернильница так и не появилась, однако всем и так было достаточно плохо. Ластик был грязен и не мог стирать. Карандаш исписал оставшиеся нетронутыми две трети листа, потом исписал их еще раз между строк, и еще раз, и еще... но дальше писать было невозможно.
Карандаш заскучал, Ластик давным давно пришел в уныние и уже даже не ругался на каракули Карандаша, смирившись с тем что лист бумаги безнадежно испорчен, а он уже никогда не будет ничего стирать. Жизнь на письменном столе замерла и никто уже не был счастлив. И только Огрызок в своей мусорной корзине продолжал травить не смешные анекдоты, медленно, но верно прирастая бородой из зеленой плесени и не менее верно усыхая.
- Так дело не пойдет, я спасу ситуацию! - Отважно заявил Карандаш в один из тех дней, когда всеми завладело полное уныние. Заявив о спасении ситуации, Карандаш дико взвыл, задергался и скатился со стола, закатившись за одну из ножек. За этой самой ножкой однажды уже пропали без вести нож для бумаги и целых семь веселых скрепок.
- Ну вот, теперь смысл жизни окончательно потерян ― Печально вздохнул Ластик. Всякая надежда на то что все будет так, как было раньше исчезла.
- Хррррррр! Псссссс! Хрррррр! Пссссс! Хрррр...
Ластик спал, храпел и видел сны. Вы утверждаете что стиральные резинки не храпят? В таком случае вам следовало бросить чтение с того момента где Ластик впервые заговорил. Так вот, Ластик храпел и видел сны. Разные сны. Были тут и кошмары в которых Перо исписал не только весь лист бумаги, но и всю осязаемую вселенную. Были и обычные сны, в которых Ластик увлеченно стирал каракули, усердно выводимые карандашом. Были просто чудесные сны, в них Ластик обретал силу стирать все что угодно и очищал сначала родной лист бумаги, затем стол и комнату, ну а после и всю вселенную, оскверненную Пером. Во время хороших снов Ластик ощущал себя героем и был счастлив. Нашлось в одном из хороших снов место и для Карандаша. Ластик, занятый очищением вселенной не успевал вовремя потереть всю карандашную писанину, но не расстраивался ибо у него была более важная задача. Карандаш в этих снах также был счастлив. Огрызок в хороших снах избавлялся от плесени и становился полноценным наливным яблоком, забывал плохие анекдоты и начинал жить долго и счастливо вместе с целой пригоршней клубники. Перо в хороших снах ожидали перевоспитание и благой труд на благо очищения вселенной. Какой именно труд, Ластик почему-то не запоминал, но был свято уверен что этот труд благой и праведный как сама чистота.
Кошмары Ластика были ужасны. Самым страшным ужасом из этих кошмаров стала колоссальная чернильница, очерняющая все вокруг себя и питающая ненасытное жало Пера. Даже заявившись в хороший сон об очищении вселенной, чернильница обязательно его превращала в наижутчайший кошмар о всеобщем загрязнении и очернении. Завидев во сне чернильницу, Ластик сразу вскрикивал и просыпался, настолько силен был его суеверный ужас перед силами тьмы, воплощением которых для Ластика стала именно чернильница,полная черных чернил.
Чернильница приближалась. Ластик вопил, дергался, ругался что есть сил, но никак не просыпался. Страшный кошмар не хотел его отпускать. Наконец, случилось страшное. Чернильница настигла беглеца и начала изливать черные чернила.
- ААААААА! - Завопил Ластик и таки проснулся. Левый бок при этом очень болел. Но ведь чернильница до левого бока не добралась...
- Я же говорил что ты его прорежешь! - Самодовольно заявил Карандаш и Ластик подумал что сон продолжается.
История Карандаша или вниз и вверх.
Карандаш падал вниз. Вниз, под стол, за дальнюю ножку, в темный угол. Туда, откуда никто еще не возвращался. Ни нож для бумаги, ни развеселые скрепки, ни сердитая канцелярская кнопка. Никто!
Удар! Не будь Карандаш таким легким и прочным, а ковер на полу таким мягким, все могло бы закончиться куда печальнее, но ничего непоправимого не произошло. Сломанный грифель это далеко не причина для расстройства. Несколько минут наедине с точилкой и грифель будет как новенький. Иные карандаши и перелом пополам переживали, существовала даже теория что так они размножаются. Теория не совсем безосновательная (Всем известно, что если разломить карандаш пополам, то выйдет два карандаша), но рушащаяся из за того что новообразованные таким методом карандаши не растут. Иные ученые утверждают что свежесломленным карандашам не предоставляют условий для роста и развития, но даже сами карандаши с ними не согласны. А ведь им можно верить. Особо удачливый карандаш может пережить до десятка переломов, породив целую толпу маленьких карандашиков. Но наш герой сломлен не был. Наш Карандаш потерял грифель, но не чувство собственного достоинства.
Оказавшись под столом Карандаш покатился в строну. Его целью было найти пропавший нож для бумаги, который, по разумению карандаша вполне мог выступить всеобщим спасителем и даже защитником от будущих посягательств всяких перьев и чернильниц на суверенную территорию письменного стола.
- И вот тогда я распорол его прямо пополам!
- Ух ты!
- Ты такой сильный и острый!
- Наш герой!
- Да! Я такой!
Довольный бас Ножа и восхищенные возгласы скрепок Карандаш услышал издалека. Похоже, в темном углу за дальней ножкой жилось не так уж и плохо, интонации что у Ножа, что у Скрепок и даже у обычно ворчливой Кнопки были самые благодушные.
- А, новенький, тоже упал со стола? Катись сюда, я сейчас буду рассказывать как резал картон! - Благодушно пробасил Нож
- Неужто настоящий картон? - Подыграл Карандаш
- Самый настоящий ― Остался доволен его реакций нож
- А смог бы ты прорезать.... ну вот ластик, например? - Поинтересовался Карандаш
- Не знаю... - Задумался Нож ― Но хочу попробовать, осталось дождаться пока со стола упадет ластик
- А что если мы сами поднимемся туда? - Подал дельную мысль Карандаш
- Это невозможно! - Истерично заверещала кнопка
- Нам страшно, мы боимся высоты! - Заныли скрепки
- Нет ничего невозможного! - Патетично заявил Карандаш.
Путь наверх был труден, полон лишений и испытаний. Кнопка сорвалась вниз и потерялась. Одна из скрепок погнулась, а еще две сцепились между собой так крепко, что расцепить их стало невозможно. Но отважные альпинисты, возглавляемые смелым Карандашом и упрямым ножом справились со всеми испытаниями. Вот она, долгожданная поверхность стола. Вот он, грязный лист бумаги, вот он храпящий Ластик.
- Давай, режь его! - Потребовал Карандаш
- Я не уверен что достаточно остр ― Застеснялся Нож
- Режь! Я верю в тебя!
И нож начал резать. Резать жестоко, причиняя Ластику дикую боль, но оно того стоило. Срезав незначительную часть ластика, нож открыл чистую поверхность не запачканную чернилами Ластик снова мог стирать. Смысл жизни начал возвращаться к нашим героям.
Нож снова мог резать и он резал. Сначала резал ластик, уменьшив его в размерах, но и сделав чистым со всех сторон. Затем нож отрезал испоганенный Пером кусок бумаги, который был совместными усилиями смят и доброшен до мусорной корзины. Ну а напоследок Нож заточил карандашу грифель.
Ластик снова мог стирать и он стирал. Стирал ожесточенно и самозабвенно. Оставшаяся часть листа бумаги была очищена от каракулей карандаша в кратчайший строки.
Карандашу снова было где писать. А еще рядом с ним были его друзья ― Ластик и Нож. Карандаш постоянно улыбался и начал писать вполне пристойные стихи, безжалостно уничтожаемые Ластиком сразу после написания.
И жили все они долго и счастливо до конца дней своих. Конец.